Мальтийский жезл - Еремей Парнов

«Дурное предзнаменование в канун Natividad de San Yuan [98]», — подумал Бонавентура.

— Я бы посоветовал надеть валансьенское кружево, ваше величество. Оно выгодно оттеняет ожерелье.

— Я спрашивал совсем про другое! — Прикинув перед зеркалом, Рудольф послушно переменил воротник.

— Простите, государь, но у меня нет исчерпывающего ответа. Те, кто направо и налево болтают о «Золотом напитке», ничего не знают о нем, а испробовавшие молчат. Так всегда бывает с. алхимическими секретами. Однако все сходятся на едином: для спящего годы укладываются в мгновения. Проспав десятилетия, он восстает, словно уснул вчера. И так может повторяться множество раз. Это ли не истинное бессмертие, единственно возможное для человека?.. О вечной жизни на небе я, понятно, не говорю.

— И вам известны примеры?

— О, сколько угодно! Христиан Розенкрейц, например. В общей сложности он прожил сто тридцать лет.

— Отчего же так мало? — поморщился Рудольф, критически оглядывая завитую щипцами бородку.

— Как можно знать, государь? Возможно, не успел повторить или пресытился долголетием.

— Разве такое возможно?

— Все надоедает в конечном итоге.

— И вы можете рекомендовать мне испробовать эликсир на себе?

— Сейчас? Когда вы в расцвете сил?! — в притворном ужасе Бонавентура закрылся ладонью. — Ни в коем случае!.. МоЖет быть, через несколько лет, если… — он намеренно не договорил.

— Но в таком случае я должен быть уверен, что не произойдет роковой ошибки, — император всё схватывал на лету. — Нужны какие-то гарантии, дон Бонавентура.

— Прикажите поставить опыт, ваше величество, — предложил астролог. — Ну, скажем, на приговоренном к длительному заключению преступнике или на заведомой ведьме, которую все равно ожидает костер. Мы бы могли в течение нескольких лет понаблюдать за действием эликсира.

— Это мысль! — Рудольф довольно потер руки. — Клянусь святым Яго, это мысль… Но зачем же обязательно на преступнике? Не лучше ли позволить Макропулосу искупить вину? По крайней мере, он сможет потом квалифицированно рассказать о своих ощущениях.

— Не тронь старикашку! — непрошенно выкатился откуда-то из-под стола вездесущий уродец. — Он тебе еще пригодится. Думаешь, если удалось разок провести безносую, так и сам черт не брат? Как бы не так, королек! — Крендель издал неприличный звук и вдруг запричитал, как юродивый на ярмарке в Севилье: — Sarna

fuera, los males afuera, los buenos adentro, la boron a у el pan a Espana, la tina a Francea [99].

— Пошел прочь, дурак! — осерчал император. — Не вертись под ногами.

— Нет, куманек, еще неизвестно, кто из нас двоих настоящий дурак, — смело возразил дон Росконес, блюдя священное право шутов. Во всем габсбургском рейхе он один смел бросить в лицо императору слово правды. — Ты жестоко ошибаешься, полагая, что хвори проходят сами собой. Прежде чем куснуть исцелившую руку, вспомни, кто вытащил тебя из могилы, дурак!

То ли случайно, то ли вследствие какого-то наития Крендель вместо испанского loco употребил хлестнувшее бичом тевтонское Narr.

— Убрать неблагодарную тварь! — взревел Рудольф, которому кровь прилила к голове.

Но подвижный уродец успел юркнуть за свисавшую до пола парчовую скатерть.

— Ку-ку! — передразнил он напоследок, показав длинный нос.

— Действительно, ваше величество, Макропулоса лучше оставить в покое, — Бонавентура всесторонне оценил ситуацию. Устами Кренделя вещала сама судьба. Как только в лекаре вновь возникнет нужда, Рудольф раскается и выместит бессильный гнев на незадачливом советчике.

— Оставить в покое? Государственного преступника?

— Он, бесспорно, виноват, но так ли уж велико его преступление? — подпустил малую толику сомнения звездный оракул.

— Он обманул доверие своего государя, — проворчал, остывая, Рудольф. — И понесет кару.

— Наказание наказанию рознь. Оно не должно причинять никаких неудобств властелину.

Бонавентура танцующей походкой взад-вперед пронесся по королевской уборной, многократно отражаясь в затейливо обрамленных зеркалах.

— У Макропулоса есть редкостной красоты дочь…

— Как же, как же! Из нее вырастет настоящая пожирательница сердец! — оживился Рудольф.

— Так не послать ли этот нераспустившийся еще розан в подарок внукам? — воскликнул всевластный куртизан и хлопнул в ладоши, словно совершил удачную сделку.

— Вы хотите…

— Это самое, государь! Кровно заинтересованный Макропулос получит право безотрывно следить за последствиями своего непродуманного поступка. Уверен, что под его неусыпным бдением с девочкой ничего не случится. Я уж не говорю о том, что это свяжет лекаря почище тюремных оков. Можно будет не волноваться за течение опыта и результаты.

— Вы настоящий дьявол, Бонавентура!

На сем кончаются летописные строки и вступает в свои права легенда, порожденная стоустой молвой. Согласно наиболее распространенному варианту, Елена Макропулос дожила почти до наших дней. Порхая из эпохи в эпоху, меняя возлюбленных и имена (лишь инициалы Е. М. оставались всегда неизменны), она обновлялась под действием снадобья, как саламандра в огне. Но пришел день, когда, устав от мелькания карусели, где если что и менялось, так только фасоны платьев и прически кавалеров, оседлавших размалеванных зверей, она тихо уснула в каком-то богемском замке. Завещанный наследникам глиняный сосуд так и остался невостребованным. Никто не пожелал воспользоваться дьявольским средством…

Прелестная выдумка!

В действительности же бедная девушка, восстав от могильного сна, утратила всякую способность к передвижению. Ее суставы ослабли, а сухожилия атрофировались. В считанные месяцы она постарела на те самые двадцать лет, которые провела в бездыханном оцепенении.

Рудольфу не пришлось стать свидетелем ее кошмарного пробуждения. Вскоре после объявленной охоты и августейших именин, сопровождавшихся разорительными алхимическими безумствами, его вынудили окончательно отказаться от управления. Остался всего только титул — в сущности, пустой звук — и внешние знаки почета. Богемия, как и прочие государства империи, отошла к Матвею.

Не прожив и нескольких месяцев после унизительного отречения, император Рудольф Второй умер в 1612 году, оставив после себя уникальное собрание картин, коллекцию астрологических инструментов и мюнц-кабинет, в котором главное место занимали медали, изготовленные якобы из алхимического золота.

Глава шестнадцатая

МАНДРАГОРА

Люсин смог увидеться с Целиковым лишь за четверть часа до совещания у начальства. О результатах волжанской эпопеи он в общих чертах уже знал, но интересовали, конечно, подробности.

— Похож, — развел руками Целиков, присаживаясь по обыкновению на угол стола. — И в этом все дело. Надо же так! Притом, обрати внимание, похож не столько на самого Солитова, сколько на эту его фотографию. Такое, знаешь, не часто встречается в нашей практике. В профиль — ничего общего. Выступающие надбровные дуги, смазанный подбородок и нос другой. А в фас на тебе, пожалуйста. Будь моя воля, я бы давал в разных ракурсах.

— Ишь чего захотел — воли!.. Однако быстро вы размотали.

— А что толку?

— Ну, для этого мужика, положим, толк есть. Кстати, что с ним?

— Обычная история: диабетическая кома. Вместо того чтобы сунуть ему в рот кусочек сахара, эти… — Целиков убедительно продемонстрировал, кого он имеет в виду. — Словом, затеяли спихобол с умирающим человеком. Если бы не железнодорожная больница, ниши пропало. Буквально с того света вытащили. Гуров уж на что тертый калач, но и его проняло. Он там чего-то пишет по своей прокурорской части. И правильно! Эта братия простонапросто не желает выполнять самые элементарные обязанности, за которые им, кстати, исправно платят денежки. Медики называются! Клятва Гиппократа, так их и растак.

— Наши, насколько я понял, тоже не с лучшей стороны себя выказали?

— И не говори! Семья с ног сбилась, названивают по всем инстанциям, а эти голубчики сидят себе и не чешутся. Между нами говоря, они решили, что мы прибыли именно по этому поводу. Надеюсь, ты меня не осудишь, но я не особенно старался развеять их не слишком приятные заблуждения. Пусть подумают на досуге.

— Кстати, как фамилия бедолаги? — спросил Люсин.

— Хапугин! Уж не по этой ли причине волжанский розыск, вместо того чтобы навести элементарные справки, запросил характеристику с места работы? Это было единственное, что они сделали!

— У него была записка, что он диабетик? Обычно они носят с собой на всякий случай. Некоторые, знаю, даже нашивку делают где-нибудь под сорочкой.

— Нет, ничего такого не было. Но сахар в кармане нашли. Очевидно, сильный был приступ! Врасплох захватил.

— Ему еще повезло, Хапугину твоему, это правда. Хоть на последнем этапе… Как-то с нашим Солитовым сладится…