Владимир Высоцкий… и его «кино» - Марк Исаакович Цыбульский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое моё видение этих ролей. Примерно так же оценивал их и сам Высоцкий:
«Я снимался в городе Одессе в двух разных картинах. Одна из них называется “Интервенция”, она ещё не вышла на экраны. В этой картине я играл роль большевика-подпольщика Бродского, очень рискованного человека, который действовал в Одессе. Его фамилия Ласточкин была… Это был известный человек, революционер, который в девятнадцатом году занимался агитацией в войсках интервентов. Его поймали, он был расстрелян, этот Ласточкин, его именем названа улица. Но вот я играю там этого человека, который сделал дело…
Мосфильм. Высоцкий в роли поручика Брусенцова
В общем, всё, что возможно в этой жизни, он успел сделать, и поэтому он идёт на смерть без истерик, довольно спокойно, понимая: ну что ж, так пришлось. Он выиграл всё-таки, несмотря на то, что погибает.
А второй человек, который находится по другую сторону баррикад, но действовал тоже в девятнадцатом же году, тоже в городе Одессе и тоже примерно в таком же возрасте, только это был белогвардейский поручик Брусенцов, которого я играю в фильме “Служили два товарища”. Саша Брусенцов. Человек очень талантливый, сильный и смелый, умеющий воевать и любить, но только, к сожалению, он не понял, куда идёт Россия, и оказался по другую сторону баррикад. И вы помните, что он такой “пир во время чумы”, как он устраивает свадьбу (если вы смотрели картину) перед самым отъездом. И как только оказывается на палубе парохода, понимает, что он теряет Родину, он пускает себе пулю в рот на палубе уходящего за границу парохода. И он падает, и над ним смыкаются волны, и даже никто не обратил внимания, – был человек, и нет человека». [1]
О том, как Высоцкий получил роль поручика Александра Брусенцова в картине, поставленной режиссёром Е. Кареловым, рассказывает он сам в письме к Л. Абрамовой:
«Моё утверждение проходило очень трудно. Т. е. все были за меня, а Гуревич, тот, что начальник актёрского отдела на “Мосфильме”, кричал, что дойдёт до Сурина[9], а Карелов тоже кричал, что до него дойдёт. Тогда Гуревич кричал, что он пойдёт к Баскакову и Романову[10], а Карелов предложил ему ходить везде вместе. Это всё по поводу моего старого питья и “Стряпухи” и Кеосаяна. Всё кончилось просто. Карелов поехал на дачу к больному Михаилу Ильичу Ромму, привёз его, и тот во всеуслышанье заявил, что Высоцкий-де его убеждает, после чего Гуревич мог пойти уже только в жопу, куда он и отправился незамедлительно». [2]
Почему надо было привозить именно М. Ромма (к тому же больного), а не кого-то другого из числа маститых кинематографистов? Пока запишем в загадки.
Один из авторов сценария, В. Фрид, говорил потом:
«Мы посмотрели кинопробу и поняли, что именно таким, как играл его Высоцкий, и должен быть Брусенцов, – да, – невысокий, кряжистый, какой-то “непородистый”. Зато в каждом движении – характер, яростный темперамент, а в глазах – тоска и ум.
Когда в просмотровом зале зажёгся свет, оказалось, что пришёл посмотреть на себя и сам Высоцкий. Он сидел, слегка смущённый, застенчиво улыбался и, по-моему, не очень верил в то, что роль отдадут ему: знал, что стереотип режиссёрского мышления – великая и недобрая сила… (Надо сказать, что Карелов на всякий случай уже пробовал на роль Брусенцова и Олега Янковского. Получилось совсем неинтересно: Олег играл на пробе всех поручиков, которых видел до этого в кино.)». [3]
Исполнителю роли красноармейца Некрасова артисту О. Янковскому история утверждения его на роль (и, следовательно, история того, как на роль Брусенцова попал Высоцкий) запомнилась несколько иначе:
«С первой же встречи с моим будущим героем, ещё на страницах сценария, судьба этого человека увлекла меня. С тайной надеждой, с робостью новичка, не смея высказаться вслух, переступил я порог мосфильмовского павильона.
Я был уверен, что роль в моих руках. Но меня вызвали на кинопробы, чтобы предложить совсем другое – сыграть белогвардейского поручика Брусницова (так в тексте. – М. Ц.).
Студийные портные подгоняли под меня офицерский китель, гримёры старательно подклеивали усики, а я думал о Некрасове. Сердце моё, мысли были отданы ему. Он уже проник в моё сознание, скрыть это на пробах было невозможно – выдавали глаза. И какова была моя радость, когда на следующий день, увидев всё это на экране и, вероятно, почувствовав моё состояние, Евгений Карелов первым закричал: “Нет, этого человека мы Врангелю не отдадим!”» [4]
Олег Янковский
В принципе, и В. Фрид, и О. Янковский говорят об одном и том же. Просто у первого акцент на более яркой пробе Высоцкого, а у второго – на том, что режиссёр заметил, что Янковский более подходит на другую роль. Существенных расхождений в воспоминаниях, как мы видим, нет.
«…Роль Брусенцова он сыграл превосходно, – продолжает В. Фрид, – и, кажется, сам остался доволен этой работой. Правда, существует легенда, будто в готовом фильме линию Брусенцова по приказу начальства сильно сократили, вырезав всё самое интересное. Жалко разрушать миф, но, что поделаешь, приходится…
При окончательном монтаже выпало два небольших эпизода, и вовсе не по указанию свыше. Каждый, кто хоть немного знаком с кинопроизводством, знает: в отснятом материале часто возникает другой ритм, другие акценты – не те, что были в сценарии. Так и здесь: линия Брусенцова вылезла на первый план. Отчасти благодаря яркой игре Высоцкого. Отчасти потому, что у Янковского и Быкова, игравших Некрасова и Карякина, по разным причинам выпало несколько сценок.
И, чтобы исправить крен, режиссёр – при полном нашем понимании и с нашего согласия – вырезал сцену в каюте катера, где Брусенцов объясняет сестре милосердия Саше (её играла Ия Саввина), как важно после ухода из Крыма не потерять себя в каком-нибудь Лондоне или там Лиссабоне, остаться Белой гвардией быть как пули в обойме – всегда вместе, всегда наготове…
А ещё одну сцену, которая очень эффектно выглядела на сохранившихся фотографиях, пришлось вырезать по совершенно иной причине. В павильоне построили декорацию ресторана, куда разгневанный Брусенцов должен был въехать на своём Абреке. Высоцкий играл хорошо, а лошадь
