Лабиринт отражений - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Болванчики?
— Автономные мобильные охранные программы, фагоциты. Я их болванчиками зову, они все тупые. Ты чего не пьёшь?
Наливаю себе ещё.
— Если идёт интенсивная атака, — продолжает Маг, — то степень защиты растёт неограниченно, вплоть до полной капсуляции Заведения. Разумеется, на практике такого не случалось, но всё должно работать именно так…
— Ты хочешь сказать — защита всё-таки идеальна?
Маг мнётся. Тщеславие, которого он явно не лишён, борется в нём с объективностью.
— Нет… Если проникновение спланирует большая группа профессионалов, они успеют войти, прежде чем охрана заработает на всю катушку. Только кому это надо, а?
Я понимаю, что иного ответа и ожидать было смешно. На любой щит находится свой меч.
— Спасибо, Маг.
— Да ладно, мелочи! — машет он рукой. — Хочешь свою охранную систему наладить? Притаскивай, помогу. Или нет, пошли к тебе! — загорается Маг. — Сам всё сделаю. Скучно тут сидеть!
Качаю головой — не угадал.
— Просто интересуюсь постановкой дела.
— А, так ты из проверяющих? — вскидывается Маг. — Т-с! Всё понял, тихо… Чего Мадам сразу не сказала?
Интересно, кто может проверять виртуальный публичный дом? И зачем? Очень интересно… но расспрашивать Мага не решаюсь.
— Пойду, может уже и Вика освободилась, — говорю я. Маг сразу становится торжественным и важным:
— Ты смотри, Вику не обижай! — предупреждает он. — А то… она девчонка славная, я за неё любому морду набью.
Маг вздыхает, мечтательно смотрит на море.
— Хотел было за ней приударить, да ты меня опередил… — признается он. — Вика ведь в меня влюблена была по уши. И сейчас ещё, наверное… но ты не переживай. Я у друзей подруг не отбиваю.
Когда-то я думал, что компьютерщики из телесериалов — это придуманные характеры. Если бы! В жизни они тоже есть.
— Но вот к той, беленькой, лучше и не подходи! — добавляет он. — Она в меня втюрилась, уже с полгода сохнет.
Бедная девушка, не подозревая о своей тяжёлой судьбе, хохочет, обнимаясь с подружкой.
— Или, может, за Наташкой приударить… — размышляет Маг. — Они тут все такие влюбчивые!
Он подхватывает свой ликёр и приплясывающей походкой движется к веселящейся блондинке. А я пользуюсь моментом, чтобы смыться.
101
Видимо, я делаю пару лишних кругов на винтовой лестнице, и поэтому спускаюсь в холл. Давешних посетителей нет. Наверное, уже вкушают радости жизни.
Только какой-то парень стоит у стола, листая чёрный альбом. Невысокий, сутулый, с лицом изголодавшегося сурка, длинными прядями волос, выбивающимися из-под надвинутой на глаза кепки.
Я прохожу мимо, к двери в служебные помещения, когда до меня доходит. А парень уже откинул альбом и неторопливо двигается к выходу.
— Кепочка! — окликаю я его.
Он останавливается и медленно оборачивается. Глаза пустые, жизнерадостные как у варёной рыбы.
— Ты — Кепочка, — повторяю я.
Ни малейшей реакции. Парень лупится на меня пустым взглядом.
— Ты мне не нравишься! — с нежданной радостью говорю я. — Слышишь? Ты мне очень не нравишься.
— Три раза «ха-ха», — отводя блеклый взгляд, отвечает Кепочка. И вновь поворачивается к двери. Любопытства в нём нет в принципе.
Но, по крайней мере, земляк.
— Стой! — кричу вслед, и он останавливается. Равнодушно ждёт. — Тебе не следует больше приходить сюда, — говорю я.
Кепочка ухмыляется. Первая эмоция на его лице — но она такая механическая, словно я общаюсь с программой, а не с человеком.
— Чего ты здесь добиваешься?
Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить.
— Некоторые исследования групповой психологии.
— Проводи их в другом месте.
Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы.
— Ты здесь работаешь?
— Нет.
— Значит — мутант.
Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет:
— Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза.
Уже открывая дверь он добавляет:
— Неинтересно…
…Голос Вики догоняет меня на выходе:
— Подожди, Леонид. Не надо!
Прийти в себя — довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость.
— Это был Кепочка? — уточняю на всякий случай.
— Да.
— Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию…
— Остыл? — интересуется Вика. — Молодец. Пойдём.
Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести — ничего, в общем-то, не значащими словами.
— Кто он такой, Вика?
Она чувствует, что на этот вопрос придётся дать ответ.
— Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих.
— Например — виртуальных проституток?
— Не только. Я знаю ещё пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты.
— Он что-то говорил о психологии…
Непонятно почему, но эти слова Вику смешат:
— Личность, неспособная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстранённого наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель…
Мы входим в дверь, с которой улыбается чёрный котёнок, и Вика продолжает:
— Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, неспособные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать — и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения.
— Кто ты, Вика?
— Психолог. Кандидат наук, если тебе интересно.
Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула всё равно нет, я опускаюсь на корточки.
— А тема твоей диссертации?
— «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства».
Словно извиняясь, она добавляет:
— Принято формулировать таким языком.
Вот оно что…
— Ты изучаешь таких, как Кепочка? — спрашиваю я. — Настоящий охотник за охотниками липовыми?
— Нет. Уже давно нет, Лёня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас — все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.
— Тогда зачем…
— Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение — пыль. Пыль на ветру.
— Но ведь тебе тяжело — здесь!
— И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.
— Вика…
— Я тебя прошу — не вмешивайся в дела заведения. А то Мадам снимет твой доступ.
Она улыбается, и я теряюсь.
— Ладно. В заведении я в ваши дела не вмешиваюсь.
— А за его пределами?
— Это уже вопрос личной свободы.
Вика разводит руками.
— Леонид, тебе сколько лет?
— Меняемся? — быстро спрашиваю я. — Информация на информацию?
В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.
— Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.
Прежде чем ответить, я ещё успеваю обрадоваться.
— Тридцать четыре.
— Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.
Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.
— Виртуальность лжива.
— Нет. Виртуальность — как лёд. Мы вмерзаем в неё раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.
— Твоей первой маской была Мадам?
Вика берёт со стола сумочку, достаёт сигареты, закуривает:
— Да, Лёня. Мы получили грант на исследование сексуального поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом повёрнуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала такой образ — уверенная, тёртая жизнью, всё повидавшая хозяйка борделя.
— Он получился, — признаю я.
Вика выдыхает дым и спрашивает с лёгкой иронией:
— Может быть, я такая и есть? В глубине души?
— А мне плевать.
Вру я, вру. Но Вика не спорит.
— Зуко тебя успокоил?
— Почти.
— Он хороший специалист. Ты можешь спокойно приводить своего приятеля.
Смотрю на часы. Время ещё есть.
— Это не так просто, Вика. Тут важно угадать, и прийти за ним вовремя.