Единственная женщина - Анна Берсенева

— Я редко устаю, — возразил Юра. — То есть я устаю, конечно, но только тогда, когда делаю не то, что хочу.

— А разве такое бывает?

— К сожалению. Хотя я стараюсь этого избегать. Как же я мог устать сегодня?.. Сейчас я тебя отвезу.

Он говорил отрывистыми фразами, потом подошел к обочине и остановил первую же проезжающую машину.

До ее дома они доехали быстро. Перед тем как выйти из машины, Юра попросил водителя:

— Минутку подожди, сейчас поедем на Котельническую.

Они остановились у самого подъезда. Лиза чувствовала, что не прерывается между ними та невидимая нить, которая связывает их мгновенным пониманием, — но сейчас именно это мучило ее.

По Юриному лицу она видела, что он испытывает то же самое: они понимали друг друга, и это мешало им расстаться сейчас, и не позволяло не расставаться…

— Лиза, я… — он замолчал, точно споткнулся.

— Не надо, Юра, — сказала она. — Тебе не надо растравлять свою душу…

— А тебе? Я виноват перед тобой, и я это понимаю.

— Но в чем же, Юра? Оставь это, тебе ли в чем-то себя винить!

— Ты понимаешь, о чем я говорю… Но я не могу сказать больше ничего.

— Эй, командир, так едем или остаемся? — крикнул водитель. — Ты быстрей давай думай, время — деньги!

Не оборачиваясь к водителю, Юра взял Лизину руку, поднес к губам.

— Все, — решительно сказал он. — Больше не буду. Спасибо тебе!..

Он пошел к машине стремительной своей походкой; Лиза вошла в подъезд, собрав все силы, чтобы не обернуться.

10

Единственное, чего боялся в своей жизни Сергей Псковитин, — было смятение. Он и сам не определил бы точно, что называет этим словом — это было какое-то непонятное состояние души, из-за которого люди совершали необъяснимые и неадекватные поступки, ломали собственные жизни и переставали себя контролировать.

С ним такого почти не случалось — во всяком случае, в последние пятнадцать лет. И Сергей знал: он сам сделал все для того, чтобы волна необъяснимого не могла сбить его с ног. Знал он и то, что многим ради этого пожертвовал, ограничив свою жизнь определенным кругом занятий и желаний, — и он дорожил собственной душевной и житейской устойчивостью.

И, в общем-то, это было не так уж трудно — особенно в последние пять лет, когда он снова был рядом с Юрой и ежедневно чувствовал ту живую, подхватывающую волну, которая исходила от его друга.

Если бы кто-нибудь осмелился сказать Псковитину, что за какие-нибудь несколько месяцев обрушится здание, в надежности которого он был совершенно уверен, — он в лучшем случае посмеялся бы над этим нахалом. Особенно если бы тот еще добавил, что это произойдет из-за прозрачно-зеленых женских глаз.

Отношения Псковитина с женщинами складывались так просто, что о них не стоило и говорить. Когда-то, в ранней юности, он был уверен, что женится — ведь все женятся, значит, и он, тем более что его, не по возрасту сильного пацана, давно уже распирало от властных мужских желаний.

Но время шло, его отношения с женщинами давно уже не были целомудренными — а женитьба казалась чем-то нереальным и даже ненужным. Представить себе, что любая из девчонок, которых он катал на мотоцикле, а потом целовал в кустах или на колхозном сеновале, стремясь поскорее исполнить свое — да и их — жадное желание, — представить себе, что какая-нибудь их них будет жить с ним постоянно, он не мог даже в самом невообразимом сне.

Он не был с ними груб — наоборот, в отличие от большинства мужчин всегда старался доставить удовольствие не только себе, но и женщине. Но то, что он испытывал после сладких любовных утех, можно было назвать только снисходительностью.

Сергей нравился женщинам — и даже опытным, замужним женщинам, — когда был совсем еще мальчишкой. Они сразу чувствовали, какое наслаждение может заключаться в благосклонности этого высокого крепкого паренька, — и наперебой брались обучить его хитрым плотским премудростям.

И Сергей был благодарен им — тем первым женщинам, давшим ему уверенность в себе в те самые годы, когда все его ровесники втайне боялись, что не смогут подтвердить свое мужское достоинство.

Особенно Катю Рослякову, свою первую, он вспоминал с непреходящей приязнью.

Катя была капитаншей — так она сама себя называла. Или говорила еще, лукаво посмеиваясь:

— Была я капитанская дочка — папаша-то повыше так и не поднялся, а стала вот теперь — капитанская жена.

Надежд на то, что капитан Росляков, ее муж, поднимется выше, чем отец, — было не слишком много. И так уж ему повезло, что его, недалекого, хотя и исполнительного взводного, перевели из дальневосточной глухомани в престижный Московский округ.

Одна Катя знала, чего это стоило: не зря же она под видом поездок за шмотками в Москву посещала полковника Ревунко из самого Генштаба — на одной тихой квартирке в Чертанове, от которой у полковника имелись ключи.

Полковник Ревунко приезжал к ним в гарнизон с инспекцией и тогда еще глаз положил на красавицу Катю. Да и как было ее не заметить, когда она так и бросалась в глаза любому мужику — яркая, черноглазая и чернобровая, с неожиданно светлыми волосами, волнующе подобранными вверх, с пикантной родинкой на шее?

Конечно, полковнику Ревунко хотелось иметь такую завидную любовницу, как Катя, поближе к Москве, а не где-то в медвежьем углу на Дальнем Востоке. А что для этого пришлось перевести сюда ее мужа, повысив его заодно в звании, — так ведь сколько их, бессловесных пешек, перемещается по бескрайним просторам родины!

Попав в вожделенный подмосковный гарнизон, Катя сохранила верность полковнику Ревунко и приезжала к нему в Москву по первому вызову — она была порядочной женщиной. Но ее пышное, цветущее тело требовало и более страстных услад, чем мог ей дать стареющий полковник, а уж тем более капитан Росляков, тихий пьяница.

Ничего удивительного, что ее внимание привлек Сергей Псковитин.

Катя любила приходить на боксерские тренировки, которые проводил в гарнизонном спортзале лейтенант Медведев. Мальчишек в его секцию ходило много: каким же еще спортом мечтали заниматься деревенские пацаны — тем более что Медведев обещал впоследствии организовать и секцию дзюдо.

Катя садилась на гимнастического «коня», отодвинутого к стене, и, болтая ногами в красных босоножках, с интересом смотрела, как машут кулаками мускулистые пареньки, яростно стараясь победить друг друга.

— Ты бы, Катерина, хоть полы тут мыла, что ли, — говорил Медведев. — За просмотр денег берут, не знаешь?

Но Катя только отмахивалась от спортивного фаната Медведева — что он понимает в жизни, кроме соревнований? Она сразу пригляделась к одному из парней — самому рослому и широкоплечему. Сергею было тогда пятнадцать лет, но выглядел он на все восемнадцать, и Катя с удовольствием это отметила.