История Франции - Марк Ферро

И в это тяжелое время, когда свирепствует эпидемия и идет война, когда каждый день люди молятся об избавлении от турецкой угрозы, не чувствуя себя защищенными даже властью государей, истреблявших друг друга, только Церковь и религия представляли собой, по мнению христиан, если не защиту, то хотя бы прибежище от бед. Но и в Церкви в результате Великой схизмы наступил раскол… Все эти события смущали умы, вселяли страх и пробуждали дурные чувства. Конец света казался близким, и жизненные силы люди черпали только в вере.

С момента рождения, получая при крещении имя, которое зачастую было важнее фамилии, христианин становился членом Церкви и должен был оставаться им до своей смерти: тогда призванный им священник часто приносил ему мощи или совершал обряд причащения под звон колокольчика, который держал в руке мальчик-певчий. И все, что человек делал с рождения до смерти, несло на себе отпечаток религии. Перед трапезой глава семьи произносил молитву, и все осеняли себя крестным знамением; люди перекрещивали хлеб, прежде чем отрезать от него ломоть. Нельзя было есть сало во время Великого поста, нельзя было варить каплуна в пятницу — существовали бесконечные предписания, несоблюдение которых влекло за собой в эти смутные времена наказание — битье кнутом или палочные удары. Если люди женятся, то таинство брака дарует им благодать, а священник добавляет свое благословение; если человек заболевает, то настоящее исцеление к нему придет лишь от самого Бога или через посредничество святых; если же человека поразила чума, он дает обет св. Себастьяну или, если может, совершает паломничество к мощам св. Иакова в Сантьяго-де-Компостелу или к мощам св. Петра в Рим. Религия присутствовала и в профессиональной жизни человека, ибо в Монпелье, впрочем, как в любом другом месте, степень лиценциата или доктора можно было получить только с одобрения Церкви. В 1521 г. Франциск I, задумав учредить во дворце Несль школу преподавания греческого языка, предусмотрел при ней часовню. Точно так же религия сопровождала работу в цеховых братствах, имевших собственные часовни, и как раз во время мессы в 1358 г. ткачи пели молитвы, стараясь задержать начало рабочего дня. В воскресенье и во время праздников работать запрещалось.

Таким образом, Церковь и религия были слиты воедино с повседневной жизнью, а их служители, принимавшие участие во всех церковных и мирских делах, освящали государственную власть, служили проводниками правосудия…

Но в те десятилетия, когда на страну обрушились эпидемия чумы и другие бедствия и когда гремела слава герцога Бургундского Иоанна Бесстрашного и Пьера Баярда — «рыцаря без страха и упрека», Божья церковь не подавала пример добродетели и мужества. Лютер, нещадно критиковавший ее в 1539 г., когда в Виттенберге свирепствовала чума, писал: «Все бегут один за другим, и очень трудно найти кого-нибудь, кто мог бы ухаживать за больными и утешать их. Полагаю, этот страх, что дьявол вселил в сердца несчастных людей, и есть самая ужасная чума… Конечно же, это кара за пренебрежение к слову Божьему и за страшную алчность». Несомненно, эта «страшная алчность» была одной из причин протеста Лютера: папа Лев X ежегодно имел выручку в полмиллиона дукатов от продажи административных церковных должностей (синекур).

Церковные власти в своих отношениях с обществом воплощали скорее закон, чем пастырское служение. Большинство преступлений искупалось в церковном суде уплатой штрафа, а продажа разрешений на заключение близкородственного брака (который вообще-то был запрещен) приносила очень большую прибыль, и некоторые богословы изобрели даже «духовное» родство, не требовавшее кровной связи и приобретавшееся за меньшую цену. «Примите к сведению, что подобные привилегии и льготы не предоставляются беднякам», — заявлял один из папских сановников.

Именно торговля индульгенциями, связанными с представлением о чистилище, вызвала яростный протест Лютера, передавшего свое возмущение определенной части христианской Европы. Чистилище не упоминается в Библии. Это находящееся между адом и раем место было «выдумано». С того момента, как представление о чистилище передается верующим из поколения в поколение и укореняется в христианстве, жизнь верующего меняется, поскольку в его представлении смерть больше не является последней границей существования человека. Первые явные упоминания об этом промежуточном периоде загробной жизни и месте, в котором он протекает, относятся к Х11 — Х111 вв., а церковное признание это представление впервые получило в 1254 г. Но своим распространением оно обязано славе «Божественной комедии» Данте, первые две части которой (кантики) — «Ад» и «Чистилище» — были закончены к 1319 г. Папа Бонифаций VIII в 1300 г., когда им был установлен первый так называемый «юбилейный год», даровал полное отпущение грехов всем тем, кто умер во время паломничества, приняв тем самым решение о немедленном освобождении некоторых умерших, пребывающих в чистилище, от всех мук. Так живые впервые получили возможность освобождать души из чистилища, тогда как раньше загробная участь человека определялась его земными заслугами.

Но вскоре Церковь начинает использовать этот путь к спасению души для организации торговли индульгенциями, позволявшими любому человеку сократить для себя или других срок определенного Богом наказания, перед тем как открыть двери рая. Принесение даров Деве Марии, почитание святых мощей — все эти возможности и право на приобретение индульгенций Церковь предоставляла людям. В замке герцога Саксонского хранилось 17 413 мощей, позволявших их почитателям уменьшить время пребывания в чистилище на 128 тысяч лет. Среди этих реликвий — ветка неопалимой купины, фрагменты колыбели Иисуса Христа и частицы его пеленок и т. д.

Получив большое распространение при папе Сиксте IV и особенно при Льве X, эта бесстыдная торговля индульгенциями, эксплуатировавшая страх простых людей, вызвала негодование Лютера и придала силу его борьбе. Против Церкви, ставшей объектом критики, выдвигались и другие обвинения. Так, Эразм Роттердамский в «Похвале глупости» упрекал монахов, презревших свой долг — умерщвлять плоть и молиться о спасении христиан. «Во-первых, они уверены, что высшее благочестие состоит в строжайшем воздержании от всех наук и лучше всего — вовсе не знать грамоты. Засим, читая в церквах ослиными голосами непонятные им псалмы, они пребывают в убеждении, что доставляют великую усладу святым. Иные из них бахвалятся своим неряшеством и попрошайничеством и поднимают страшный шум у дверей, требуя милостыню… к немалому ущербу для прочих нищих. Своей грязью, невежеством, грубостью и бесстыдством эти милые люди, по их собственному мнению, уподобляются в