Покорить Ангела - Виктория Победа

Женя

Сука!

И чего меня на ней так клинит? Не бывает так, просто не бывает. Вижу ее и все — тормоза отказывают. Что в тебе такого, что я нихрена не могу перестать о тебе думать? Я же больной стал совсем. Не сказать, что раньше здоровый был, но сейчас крыша конкретно так подтекать стала.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу» — набатом стучало в голове.

Я сам не понял, как так вышло, меня на ней повело, как никогда раньше. Я вообще ничего подобного в жизни своей не испытывал, просто хотел ее, ее одну. Не осознавал, что творю, когда на глазах у полной, мать его, аудитории, схватил стервозину за волосы и впился в ее губы.

Она же меня провоцировала, дразнила, ходила по краю острого лезвия. Я не думал, даже представить себе не мог, что от одного поцелуя, от вкуса ее губ у меня перед глазами фейерверки взорвутся. Меня от желания распирало, рвало на части и будь мы одни, содрал бы с нее всю имеющуюся одежду и взял на месте.

Никогда со мной ничего подобного не было, никогда и никого я не хотел так, как хотел ее. Я же зверею, сатанею, можно сказать, стоит только ее увидеть. И не могу я это контролировать, не умею.

Остатки здравого смысла отчаянно кричат о том, что нужно прекращать. Но как? Я же не контролирую себя, когда ее вижу.

Это ненормально уже, клиника какая-то, что-то неизлечимое. Я же словно одержимый о ней думаю постоянно. Каждую минуту, каждую, сука, минуту она перед глазами и никого больше.

— И что это сейчас было? — меня из размышлений выдернул полный недовольства голос отца.

— Ничего, — отмахнувшись от него, словно он муха назойливая, я рванул к двери, наконец осознав, что она — стерва дерзкая — сбежала.

Я не помнил, как обувался, как выбегал из квартиры и сбегал по лестнице, напрочь игнорируя само существование лифта. Просто бежал в каком-то трансе, желая догнать ту, что только что расцарапала мне лицо. Ту, что еще пару минут назад я целовал в порыве почти маниакальной страсти.

Казалось, выбежал за ней следом, должен был догнать, остановить, но не успел, всего каких-то жалких секунд не хватило. На моих глазах ведьмочка забралась на свою развалюху и газанула с такой скоростью, что я охренел маленько. Морщился от взметнувшейся вверх пыли и выхлопных газов, ударивших в ноздри, и молча наблюдал за удалявшейся красной точкой.

Усмехнувшись, дотронулся до противно ноющей, расцарапанной в кровь кожи на лице. Сучка! Все-таки сдержала свое обещание. И любой другой я бы это не спустил, да даже не позволил бы подумать, а ей…

И чего я такое вообще делаю?

Я же свихнулся совсем. Повернулся на этой стервозине. И мне бы домой идти, просто забить на чокнутую стерву, подумаешь, а я, как дебил последний, стоял посреди двора своего дома и набирал сообщение Ромычу.

Стоило только отправить сообщение, Ромыч тут же перезвонил.

— Что ты натворил? — не здороваясь, начал лучший друг.

— Ничего, ты можешь просто ей позвонить и уточнить, все ли с ней в порядке, без ненужных вопросов, — он меня сейчас бесил дико, да и не только сейчас, в принципе бесил с тех пор, как на стервочку глаз положил. И я умом, конечно, понимал, что у меня явные с башкой проблемы, но вот как-то мозг с остальными органами контачить не хотел совершенно.

— Жек, бля, я ж тебя урою, если…

— Да ничего я не сделал, пиццу она мне привезла, я лишнего ляпнул, она сорвалась и на развалюхе своей рванула, просто сделай то, что я прошу и отзвонись.

— Сомневаюсь, что было именно так. Какое-то слишком невероятное совпадение, не находишь? — он словно нарочно меня дразнил.

— Ты сделаешь или нет.

— Сделаю.

— Отзвонись потом.

— Посмотрим, — он скинул звонок прежде, чем я успел вставить хоть слово.

— Сука, — я заорал на весь двор.

Вновь коснувшись лица, я поморщился, зашипел от боли.

Сучка!

Языкастая, охреневшая по всем фронтам сучка. И послать бы ее нахер, ничего же в ней особенного, кроме языка длинного, а я не могу. Как последний дебил ищу ее общества. Это как вообще?

Да если хоть кто-то, хоть одна душонка прознает, что я, как последний идиот клинический, заплатил администратору пиццерии, чтобы она Ангела ко мне с последним заказом послала, я со стыда сгорю и, естественно, буду отрицать. Но ведь было же, было! И взятка, так называемая, была, и заказ, и имя вымышленное. Я ее увидеть хотел, одну, чтобы никого рядом. И она приехала. Такая маленькая, с растрепанными после шлема волосами и тремя коробками пиццы.

На кой хрен я заказал три коробки, спрашивается?

Стало смешно, просто смешно от собственной тупости. Отсмеявшись в голос, я направился к подъезду, поднялся на свой этаж и вошел в квартиру. Как ни странно, ни пиццы, ни коробок на полу не было. Зато был отец, стоявший посреди прихожей, в ожидании возвращения блудного сына.

— Не начинай, — предупредил я, скинув кроссовки, — я все равно ничего не скажу.

Не собирался я объясняться, подумаешь, девчонку привел, трагедия что ли. А то, что я девчонку эту на его паре целовал, так это она сама виновата, язык слишком длинный, укоротить бы. И ее укротить. Ведь получилось почти… Сам виноват, лишнего сболтнул, представил невовремя, что она вот так же Ромычу отвечает, ему отдается и стоны свои охренительные дарит… Представил и сорвался, понеслась душа в рай.