Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2 - С. Т. Джоши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут мы вдруг понимаем, откуда в «закатном городе» взялись такие необычные фронтоны и мощеные проулки. Также становится ясно, почему встречи Картера с разнообразными фантастическими существами во время путешествия, среди которых были зуги, гуги, гасты, гули и лунные звери, не вызывают у нас никаких чувств: так и было задумано. Все они, конечно, чудесны (прямо как дрезденский фарфор, как ошибочно говорил Лавкрафт про Дансени), но ничего для нас не значат, так как не связаны с нашими воспоминаниями и мечтами. Поэтому Картеру остается лишь одно (именно так он и поступает в конце) – проснуться у себя дома в Бостоне, уйти из мира грез и осознать, что вся прелесть была прямо у него под носом: «В укромных садах пели птицы, благоухали беседки, увитые плетистыми растениями, которые сажал еще его дед. Красотой сиял камин вместе с резными карнизами и стенами причудливой формы, и дремавший у очага черный кот с блестящей шерстью поднялся, зевая, когда внезапный окрик хозяина нарушил его сон».
В более раннем эпизоде встречается восхитительный намек на финал: Картер встречает Короля Куранеса, главного героя рассказа «Селефаис» (1920), в котором Куранес, писатель из Лондона, в детстве видел сны о стране необычайной красоты под названием Селефаис. В конце рассказа его тело умирает, но душа каким-то образом переносится в страну его грез. Картер сталкивается с ним в Селефаисе, однако Куранес не выглядит особенно счастливым:
«Похоже, земли эти его более не радовали – напротив, им завладела страшная тоска по английским скалам и холмам, знакомым ему с детства, по сонным деревушкам, где по вечерам из-за зарешеченных окошек доносились старинные английские песни, где серые церковные башни возвышаются над зеленью далеких долин… И хотя Куранес царствовал в стране грез, где в его распоряжении имелось полным-полно самых разнообразных богатств и чудес, роскоши и великолепия, восторга и радости, диковинок и наслаждений, он охотно отказался бы навсегда от своей власти, роскоши и свободы в обмен на то, чтобы всего на один чудесный день вернуться в детство, когда он был простым мальчишкой и спокойно жил в Англии, в любимой старинной Англии, что сформировала его как человека и неотъемлемой частью которой он навеки останется».
Неоднократно предполагалось, что повесть «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» выросла из давней задумки романа «Азатот» (1922), и хотя на первый взгляд это действительно кажется логичным, ведь в обоих произведениях герои отправляются на поиски некой чудесной страны, на самом деле работа 1926 года представляет собой тематически «перевернутую» идею 1922 года. Роман «Азатот» Лавкрафт собирался писать в самый разгар своего декадентского периода, и речь шла о безымянном рассказчике, который «двинулся за пределы своей жизни туда, куда пропали все грезы мира», однако поступил он так, потому что «на мир обрушилась старость, а из разума человеческого исчезли мысли о чуде». Таким образом, только в мире грез рассказчик мог скрыться от банальной реальности. Картер думает точно так же, но в конце все-таки осознает ценность и красоту своего мира, правда, изменившиеся под влиянием его грез и воспоминаний.
Конечно, в «Сомнамбулическом поиске неведомого Кадата» есть множество восхитительных фантазийных сцен и даже элементы ужаса, которые в сочетании делают это произведение очень увлекательным: например, когда Картер переносится с луны обратно с помощью кошек, когда на плато Ленг встречается со страшным верховным жрецом, чье имя нельзя называть, и, естественно, когда в кульминационный момент он попадает в Кадат к Ньярлатхотепу – эти моменты можно считать триумфом фантастического творения. Некая причудливость и даже легкомыслие придают повести характерный оттенок, что видно в необычной встрече Картера со старым другом Ричардом Аптоном Пикманом (впервые этот персонаж был упомянут в «Модели Пикмана», написанной за несколько месяцев до окончания повести), который теперь стал настоящим гулем:
«И там, на надгробном камне 1768 года, украденном с кладбища „Гранари“ в Бостоне, уселся гуль, некогда бывший художником по имени Ричард Аптон Пикман. Он был голым и скользким, а черты лица так сильно изменились, что от человеческого облика практически ничего не осталось. Впрочем, он еще мог связать пару слов на английском и даже поговорил с Картером, выбирая односложные слова и то и дело переходя на типичное для гулей невнятное бормотание».
В «Сомнамбулическом поиске неведомого Кадата» Лавкрафт также объединяет многие из своих произведений в стиле Дансени, открыто намекая на персонажей и детали таких рассказов, как «Селефаис», «Кошки Ултара», «Другие боги», «Белый корабль» и так далее, однако в связи с этим возникает серьезная путаница. В частности, место действия этих историй таким образом перемещается в мир грез, хотя при их прочтении мы прекрасно понимали, что они относятся к смутным доисторическим временам нашего мира. Конечно, в таких вещах Лавкрафт не обязан придерживаться строгих правил, но создается впечатление, что он не очень тщательно продумал метафизические тонкости мира грез, в котором часто встречаются неясности и парадоксы6. Вряд ли Лавкрафт стал бы исправлять эти погрешности при последующем редактировании повести, поскольку относился к этой работе всего лишь как к «полезной практике» написания прозы большого объема. При написании этого произведения он даже не задумывался о возможной публикации и не заботился о том, чтобы в результате все сошлось. Позже Лавкрафт открещивался от данной повести и долго не поддавался на уговоры коллег, предлагавших перепечатать ее на машинке, пока наконец не сдался под напором Р. Х. Барлоу. Барлоу напечатал меньше половины текста, однако со стороны Лавкрафта никаких дальнейших действий не последовало. Целиком повесть вышла только в 1943 году в сборнике «По ту сторону сна».
Стоит обратить внимание на то, почему Лавкрафт решил вновь задействовать Рэндольфа Картера именно в то время, тем более что к работе над «Кадатом» он наверняка приступил незадолго до того, как написал «Серебряный Ключ», и продумал всю повесть от начала до конца, поскольку описанные в ней события очевидно происходят после «Кадата». Лавкрафт явно хотел использовать персонажа, который мог бы служить в качестве альтер эго, и таким персонажем, как легкомысленно предполагают исследователи, как раз стал Картер. При этом мало кто замечает, каким разным предстает Картер в каждом из пяти произведений, где мы его встречаем. В «Показаниях Рэндольфа
