Великие судьбы русской поэзии: XIX век - Евгений Глушаков

Повысилось и жалование Тютчева. Но в эту пору его размеры уже не столь волновали Эрнестину Теодоровну, поскольку после смерти своего отца поэт оказался наследником имения в 600 душ с доходом, примерно равным её собственному. И всё-таки Петербург оставался им не по карману.

Пользуясь в глазах нового канцлера некоторым авторитетом, Фёдор Иванович предпринимает весьма активные попытки привести российские политику и дипломатию в должное русло. И снова великосветские гостиные, столь посещаемые крупными сановниками, становятся рупором его мнений и идей. Не пренебрегает Тютчев и возможностью оказывать личное давление на доверяющего ему Горчакова. И конечно же, использует прессу; причём сам Фёдор Иванович статей не пишет, но действует через Пфеффеля, брата жены, и через Георгиевского, сотрудника «Московских ведомостей», женатого на сестре Лели, а также через писателя Аксакова, ставшего впоследствии мужем его дочери Анны. Как видим, своих журнальных вассалов искать поэту далеко не приходится – подручный материал. Остаётся только начинить их идеями, а подчас и готовыми фразами.

Ещё прежде, в 40-х годах, предпринимал он попытку завербовать немецкого политического писателя Фалльмерайера и сделать его своим литературным агентом, который, судя по упоминанию в разговоре имени Бенкендорфа, оплачивался бы III отделением. Однако же публицист, в своих работах провозглашавший идею грядущего великого противостояния Западной и Восточной Европы, очевидно, смотрел на эту проблему совсем иначе, чем, скажем, Тютчев, и, блюдя интересы Германии, прогнозами своими, скорее всего, предостерегал Запад от Восточного союза славянских племён. Воспринимая предложение русского дипломата весьма иронически, Фалльмерайер не замедлил в своей ближайшей статье сделать из него соответствующие выводы: «Лишить турок собственности и втянуть эстетически-восприимчивые немецкие племена в западню составляет душу и жизнь российства».

Нужно признать, что и в целом весь этот опосредованный механизм воздействия поэта-дипломата на российскую и общеевропейскую политику производил слишком ничтожный эффект, в то время как прямые действия тупоголовых начальников крушили подчистую его самые гениальные замыслы. Раздосадованному Фёдору Ивановичу только и оставалось с горечью констатировать: «Неумение вовремя понять суть событий и их значение – признак тупости, что же до хитроумия или хотя бы находчивости – это специи, неизвестные кухне князя Горчакова». Когда же канцлер пытался заказывать лично ему написание политических статей, Тютчев, окончательно разуверившийся в возможности нормализовать российскую дипломатию, отказывался: мол, отстаньте, а то напишу такое – не обрадуетесь.

Салонный глашатай, увы, не мог не прийти к мысли, что он всего лишь «глас вопиющего в пустыне», непонятая и непринятая кассандра российской дипломатии. И всё-таки несмотря ни на что, его тянуло в эти самые салоны, ибо там сияла ему женская красота, блистали его вдохновенные речи и струилась его завораживающая беседа. Вот почему он не перестаёт посещать эти рассадники аристократической праздности и лени. А влюбчивость поэта в сочетании с душевной мягкостью и даже безволием приводила к тому, что он непременно запутывался в возникающих многосложных отношениях. Страдали и женщины, имевшие неосторожность поддаться его чарам. Любовь Тютчева, увы, не была светлым христианским чувством, но всегда мутной, беспокойной, мучительной страстью.

ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ

Любовь, любовь – гласит преданье —Союз души с душой родной —Их съединенье, сочетанье,И роковое их слиянье.И… поединок роковой…

И чем одно из них нежнееВ борьбе неравной двух сердец,Тем неизбежней и вернее,Любя, страдая, грустно млея,Оно изноет наконец…

Первым изныло сердце Елены Александровны Денисьевой, 4 августа 1864 года она умерла от болезни любящих – чахотки. Смерть её подействовала на Тютчева самым ужасным образом. Тут и угрызения совести, и боль утраты, и возвратившаяся с её уходом тоска, и трое оставленных ею сирот – незаконнорожденных детей поэта, которые уверены, что никаких других семей у их отца нет и быть не может. Впрочем, младшему – Коле к этому времени было всего несколько месяцев, и он, конечно, ничего не понимал. А вот старшая дочь Елена, которой уже шёл пятнадцатый год, пережила настоящую катастрофу. Помещённая Фёдором Ивановичем по предсмертной просьбе её матери в благородный пансион, она подружилась с девочкой из аристократической семьи. Мама этой девочки, узнав, что Елена – дочь Тютчева, пожелала с нею познакомиться. Заметив, что Елена носит траур, аристократка поинтересовалась – по ком? А услышав, что по матери, очень удивилась: как же так, ведь она только-только виделась с Эрнестиной Теодоровной? Елена возразила, мол, её маму звали иначе – Еленой Александровной. Вскоре дама докопалась до сути и, выяснив, что у Фёдора Ивановича есть ещё одна семья – незаконная, взяла свою дочь за руку и увела от девочки оскорбительно низкого происхождения.

Разразившийся скандал не миновал и царского дворца. Император был недоволен. Наличие у тайного советника Тютчева незаконной семьи бросало тень и на его законную дочь Анну, воспитательницу Великой княжны. Впрочем, это не грозило революцией. Более того, подобного рода полигамия значилась и за некоторыми более высокопоставленными особами. Вот почему, для порядка слегка пожурив Фёдора Ивановича, царственные особы очень скоро простили поэту его любвеобильность. По-прежнему он был частым гостем на придворных балах и вечеринках. Награды шли одна за другой: и орден св. Владимира III степени, и Станислава I степени с голубой лентой, и орден св. Анны I степени…

Императрицы наперебой – сначала вдовствующая, жена уже покойного Николая I, выпросила себе в подарок сборник его стихотворений, а потом и супруга ныне царствующего Александра II пожелала того же. Тютчев же долгое время забывал прихватить для неё желаемую книжку. Ну а когда подарил, Мария Александровна даже кое-что выучила наизусть, а в минуты бессонницы пыталась перевести особо полюбившееся на немецкий язык. Верно, и царицы были очарованы неотразимым сердцеедом. Разве тут упомнишь о его столь мелкой шалости, как наличие незаконной семьи?

И только Елена не сумела пережить открывшейся правды. Ничто не могло её успокоить. Плакала, плакала, плакала. За считанные недели скрутила её чахотка. На следующий день после неё умер и маленький Коля.

Когда Иван, сын Тютчева от Эрнестины Теодоровны, надумал предпринять второе издание стихотворений своего отца, сам поэт оказался настолько равнодушен к этой затее, что даже не поинтересовался составом сборника. Каков же был ужас Фёдора Ивановича, когда, заглянув в уже готовую книгу, он заметил там стихотворение, написанное в пылу полемики как ответ на два сатирических стихотворения Петра Андреевича Вяземского, направленных против молодого талантливого журналиста Каткова. Оно давало очень точный, хотя и нелестный портрет князя Вяземского, с которым Тютчев был всё-таки в приятельских отношениях.