Серпантин - Алина Политова

хочет научить меня целоваться. Ну она постоянно меня учила, это была игра такая.

Для нас ничего серьезного, как вы понимаете, но человека со стороны наша возня

могла и немного шокировать. И такой человек, к нашему ужасу, нашелся. Он стоял в

дверях подсобки, ну вы помните, в том кабинете подсобка была, стоял и неизвестно

сколько за нами наблюдал. Это был Петр Львович. Наверное он слышал и все, о чем

мы говорили. Ведь мы-то были уверены, что в классе никого нет! Когда мы его

все-таки заметили, перепугались жутко. Наверное этот страх был написан у нас на

лицах, потому что Львович, не дав нам даже опомниться, начал еще сильнее нас

запугивать. Не знаю даже что на него нашло. Может Ева и правда обладала

какими-то там чарами, может он просто решил воспользоваться ситуацией, чтобы

реализовать свои скрытые желания, так сказать. В общем, не знаю. Сначала он

схватил меня и затолкал в подсобку, сказав, что за то, что я делал с Евой меня

могут отправить в колонию, потому что она несовершеннолетняя и есть закон,

который запрещает к ней прикасаться. Бред, конечно, но в тот момент я поверил в

этот бред. Стоял, как замороженный за закрытой дверью подсобки и соображал, как

мне лучше поступить в этой безвыходной ситуации — сразу выброситься в окно, или

же убежать куда-нибудь, стать бродягой и всю оставшуюся жизнь скрываться от

злобной милиции. Но по мере того, как оцепенение проходило, я начал

прислушиваться к звукам в классе. Львович что-то говорил, очень тихо, но я

слышал почти каждое слово. Он чем-то угрожал Еве, каким-то скандалом. Говорил,

что знает, из-за чего ее выгнали из предыдущей школы и обещал рассказать

директору, что здесь она творит то же самое и развращает мальчиков. Потом начал

о чем-то уговаривать, увещевать, начал говорить, что обо всем забудет, если она…

Потом Ева завизжала, но визг тут же оборвался, как будто ей зажали рот.

Послышался шум борьбы, скрип передвигаемых парт, снова крик Евы. На этот раз она

успела выкрикнуть мое имя, прежде чем ей снова зажали рот. На меня нашло

какое-то затмение, что-то будто подхлестнуло, и я схватив со стола ножик для

препарирования, выскочил в класс. Единственное, что я успел заметить когда

преодолевал несколько разделявших нас метров, был его огромный торчащий из

штанов член, к которому он пытался подтащить Евину голову, намотав ее волосы

себе на руку. — Эльдар замолчал, переводя дыхание. Последние его фразы звучали

слишком эмоционально. Рука, держащая забытую сигарету, заметно дрожала. Никто ни

обронил ни слова. Когда Расулов, собравшись силами, заговорил снова, голос его

зазвучал спокойно. Почти отрешенно.

— Таким маленьким ножом тяжело убить человека. Тем более ребенку. Но когда я был

уже совсем близко, Львович повернул голову и почему-то нагнулся. Поэтому нож

угодил ему прямо в горло. Я дернул рукой, стараясь вытащить его из раны, но он

за что-то зацепился, я по инерции дернул снова, сильнее и почувствовал, как

что-то там разорвалось у него внутри. Я отшвырнул нож и быстро отскочил в

сторону. Поэтому хлынувшая из его шеи кровь на меня не попала. Но Ева… он

завалился на нее, прежде чем она успела вырваться. У него в кулаке остался клок

ее волос. Он начал хрипеть, кровь хлестала так сильно, что… Он валялся на полу,

извиваясь и пытаясь зажать рану руками, а Ева стояла рядом и смотрела. Она вся

была в его крови, вся… Он умер очень быстро. Это было жуткое зрелище, жуткое! Я

помню, что меня всего колотило, но я не мог почему-то отвести глаза… Ева…

кажется Ева была спокойна, во всяком случае держалась. И это тоже казалось мне

жутким.

Когда он перестал шевелиться, она подошла ко мне и со всего размаха ударила по

щеке. Сказала, чтобы я не расклеивался, как девчонка. Потом она заставила меня

сесть за парту подальше от крови, а сама подняла нож, вытерла его об платье и

сказала, что теперь на нет останутся только ее отпечатки пальцев. Этим она

впоследствии всех и обхитрила. Никто же и заподозрить не мог в маленькой девочке

наличия столь изощренного лукавства. Да и зачем ей было брать чью-то вину на

себя, верно? Конечно если бы не Ева, я бы во всем признался. Но тогда из меня

вытянули бы и все остальное. О нас четверых, я имею ввиду. Наверное из-за этого

он и решила все взять на себя. Ее давно считали психически неуравновешенной,

поэтому вопросов возникло бы меньше. Ну и еще, конечно, она считала, что во всем

виновата сама и была благодарно мне за то, что я защитил ее. А вообще в любом

случае все спихнули бы на нее, и она все равно попала бы в психушку. Сказали бы,

что она спровоцировала меня, и я остался бы в стороне. Вот так вот. Ева еще

тогда все это поняла. И запретила мне вообще открывать рот когда придут

взрослые. Впрочем, я был в такой прострации, что врят ли вообще мог связно

говорить. В конце концов я даже сам поверил, что все сделала Ева, а я только

наблюдал со стороны. Не знаю, оправдывает ли это меня, но потом, когда я лежал в

больнице и начинал понемногу приходить в себя, я рассказал родителям и врачам

как все было на самом деле и что это я убил этого Львовича. Но никто не поверил

мне. Решили, что это просто последствия шока от увиденного. Мне так никого и не

удалось убедить.

Эльдар замолчал, не решаясь поднять глаза.

Алешка с независимым видом разглядывал свои руки, а Георгий пристально смотрел

на Эльдара. смотрел, но молчал.

— Ну что? Говорите! — не выдержал Эльдар, обведя всех тяжелым взглядом. -

Неужели вам нечего сказать?!

— А что тут говорить, — отозвался Алексей. — Дело прошлое. Какая теперь разница.

Эльдар перевел взгляд на Герку, но тут же опустил глаза.

Как ты мог, Эд! — взорвался Георгий и, вскочив, схватил его за ворот рубашки. -

Как ты мог жить с этим, зная, что она там из-за тебя! Как ты мог!

— Сядь! — рявкнул Алексей.

Что-то было в его голосе, что заставило Герку разжать руки и понуро опуститься

на место. Он и сам не понял, почему это сделал и удивленно повернулся к Алешке.

— Что… чего ты лезешь, тебя это уже не касается, — беспомощно пробормотал он.

— Просто ты ведешь себя как придурок, тошно смотреть.

— Тебя это не касается, — с нажимом повторил Георгий.

— Слушай, ее все равно упекли бы в психушку, — устало произнес Алексей, — это

была отличная возможность спрятать концы в воду.