На Днепровском рубеже. Тайна гибели генерала Петровского - Владимир Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так или иначе, это был явный просчет командования фронтом, который не только не способствовал общему улучшению обстановки на этом участке, но и сыграл в последующем определенную негативную роль в окружении соединений 63-го стрелкового корпуса. Хотя, конечно, не факт, что, отойдя тогда на противоположный берег, крайне немногочисленный отряд генерала Неретина смог бы оказать в последующем противнику должное сопротивление и не дал бы ему возможности переправиться на правый берег Днепра. Силы были неравными. Противник на этом участке явно превосходил наши войска своей численностью, несмотря даже на то, что по приказу генерала Петровского командир 154-й сд генерал Фоканов отправил на усиление отряда Неретина 437-й сп. К тому же активно действовавшая авиация противника сводила на нет любые активные действия со стороны наших войск. Наша же авиация вследствие своей малочисленности никакой значимой роли почти не играла{79}.
Генерал-майор Б.Г. Вайптрауб, бывший в июле—августе 1941 года начальником штаба 437-го сп 154-й сд корпуса, вспоминал после войны:
«10 августа немцы нанесли удар по левофланговому соседу нашей дивизии — сводному отряду генерал-майора В.И. Неретина. В отряде, как мне помнится, были два кавполка, недавно сформированных на Гомельщине, 110-й стрелковый полк и 36-й артполк.
Генерал Фоканов соответственно приказанию генерала Л.Г. Петровского со снятым с позиции 437-м стрелковым полком был направлен в район Скепни с задачей, объединив разрозненные части отряда Неретина, общими силами восстановить оборону по восточному берегу Днепра и ликвидировать Стрешинскую переправу противника. Естественно, оборона дивизии на основном рубеже северо-западнее Жлобина значительно ослабла»{80}.
Утром следующего дня противник силою до двух пехотных полков при поддержке танков буквально смял малочисленные подразделения отряда Неретина, 110-го сп и только что подошедшие подразделения 437-го сп 154-й сд, которые в беспорядке отошли на противоположный берег. Противник захватил населенные пункты Стрешин и Затон, находившиеся на правом берегу Днепра.
Обстановка осложнялась еще и тем, что в это же время до четырех дивизий противника с танками и при поддержке авиации продолжили развивать наступление на правом фланге армии в полосе обороны 28-го ск. Части 31-й пд противника к 12 часам дня вышли к шоссе Пропойск[31] — Довск и стали продвигаться в глубь обороны, отрезая, таким образом, 67-й и 63-й ск от главных сил армии. Для 63-го стрелкового корпуса складывалась крайне опасная обстановка.
Командующий Центральным фронтом генерал Ефремов рано утром 11 августа убыл в 13-ю армию, которой командовал генерал-майор К.Д. Голубев. Обстановка в полосе обороны армии была на тот момент самой напряженной. Еще 8 августа противник начал наступление со стороны Рославля на брянском и мгинском направлениях. По данным разведки, здесь было им задействовано около 200 танков. Особенно сложной была ситуация в районе Кричева, в полосе обороны 45-го стрелкового корпуса генерал-майора Э.Я. Магона, дивизии которого из последних сил вели в этом районе сдерживающие бои с противником.
По прибытию на командный пункт армии генерал Ефремов был крайне удивлен тому, что командующий армией генерал К.Д. Голубев, находясь в глубоком тылу, даже не предпринял никакой попытки, чтобы оказать хоть какую-то помощь генерал-майору Магону и облегчить тем самым положение подчиненных ему дивизий[32].
Ефремов был буквально разгневан подобным поведением генерала Голубева. Он всегда считал, что командир должен быть там, где трудно, а не отсиживаться в тылу. Кстати, уже 28 августа 1941 года генерал-майор Голубев по просьбе командующего Брянским фронтом генерала А.И. Еременко, в подчинении которого он вскоре оказался, был отстранен от должности командующего армией.
По воспоминаниям начальника штаба фронта полковника Л.М. Сандалова, возвратившись вечером в штаб, генерал-лейтенант Ефремов, спросил:
«...почему Голубев не сам, со своим штабом руководит боем основных сил армии под Кричевом, а возложил это на командира 45-го корпуса Магона? По-видимому, у него не изгладились тяжелые впечатления от выхода из окружения. Его надо послать лечиться, а командовать армией поставить нового, энергичного генерала, такого, как Петровский»{81}.
Надо отметить, что М.Г. Ефремов был абсолютно прав. Не только тогда, но и многие месяцы спустя генерал К.Д. Голубев так и не смог избавиться от воспоминаний, связанных с первыми днями войны, когда он командовал 10-й армией Западного фронта, которая была одной из самых больших по укомплектованности личным составом, техникой и вооружением во всей Красной Армии.
К началу войны в нее входили два стрелковых корпуса (пять стрелковых дивизий), один кавалерийский корпус (две кавалерийские дивизии), два механизированных корпуса (четыре танковые и две механизированные дивизии) и 155-я сд. Итого: 14 дивизий. Только в составе наиболее боеспособного 6-го механизированного корпуса по состоянию на 13 июня 1941 года насчитывалось: 994 танка, 229 бронемашин, 76 гаубиц калибра 122-мм и 152-мм, 96 пушек и 163 миномета.
А если учесть, что и потери 10-й армии были самыми большими, то с большой долей вероятности можно сказать, что он бы, по всей видимости, разделил судьбу своего товарища, командующего 4-й армией генерал-майора А.А. Коробкова, который был расстрелян вместе с командующим фронтом генералом армии Д.Г. Павловым и другими генералами. Константина Дмитриевича спасло только то, что на тот момент, когда Сталин решил устроить показательную расправу над не справившимися со своими обязанностями генералами Западного фронта, местонахождение его было неизвестно: он тогда пробирался из окружения с небольшой горсткой красноармейцев и командиров.
Но было, по мнению автора, еще одно обстоятельство, которое не давало ему покоя уже много лет. Об этом знали не многие. Как и Петровский, генерал Голубев был в составе группы начальствующего состава РККА на стажировке в Германии. Правда, это было очень давно, в 1928 году, когда он еще занимал должность начальника штаба 20-й стрелковой дивизии. Но из тех командиров, кто был в служебной командировке в Германии в 1926—1931 гг., на свободе на тот момент оставались только он, генерал Л.Г. Петровский и генерал А.В. Катков[33]. Абсолютное большинство были репрессированы, как предатели и враги народа. Попробуй после этого быть спокойным и уравновешенным. Так что понять генерала Голубева отчасти было можно.
Выслушав доклад об изменениях в обстановке за день, генерал Ефремов пришел к однозначному решению — надо немедленно отводить корпус Петровского на левый берег Днепра, иначе беды не миновать. Но если дать команду на отход отряда Неретина он еще мог, то отвести назад стрелковый корпус без согласования со Ставкой не имел никакого права. Таков уж порядок, установленный в войсках: любое решение по организации боевых действий должен утвердить старший начальник.
Вспоминая вечер 11 августа 1941 года, Леонид Михайлович Сандалов[34] пишет:
«Стоя перед развернутой картой с нанесенной на ней обстановкой, Ефремов рассуждал вслух:
— Если бы из-за Днепра перетащить на правый фланг фронта корпус Петровского, он бы, несомненно, сдержал натиск противника. Свою роль за Днепром он уже сыграл. Почти месяц сдерживает главные силы 2-й немецкой армии. Находиться там корпусу и бесполезно и опасно. Он может попасть в окружение, и его постигнет участь, как корпус генерала Бакунина[35], сражавшийся в окружении в районе Могилева. Обстановка изменилась для корпуса Петровского, да и для всего фронта создалось угрожающее положение, — продолжал Ефремов. — Утром всем Военным советом подпишем просьбу в Ставку о разрешении отвести за Днепр корпус Петровского и 3-ю армию.
Ефремов позвонил Шапошникову. Попросил разрешения перевести войска левого крыла за Днепр и переместить КП фронта, но получил отказ. Я знал по своему опыту, что в подобных случаях Борис Михайлович обычно отвечал:
— А вы позвоните, голубчик, товарищу Сталину, может быть, он разрешит»{82}.
Следует отметить, что воспоминания генерал-полковника Л.М. Сандалова среди многочисленных произведений подобного рода наших военачальников и полководцев времен Великой Отечественной войны отличаются наибольшей точностью и правдивостью. По крайней мере вольных и невольных ошибок, различного рода несоответствий реальным событиям и архивным данным в его мемуарах очень мало, да и то они, скорее всего, были обусловлены «работой» нашей цензуры, которая часто заставляла освещать те или иные события таким образом, чтобы они соответствовали созданной властью мифической истории войны.
К тому же не надо забывать и о том, что в рассматриваемый нами период Л.М. Сандалов занимал должность начальника штаба Центрального фронта, а кому, как не начальнику штаба, было знать все тонкости. Он и обстановку знал, и был в курсе всех событий относительно решений Ставки Верховного Главнокомандования, и подчиненных командующих и командиров насквозь видел.