Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение) - Тиамат Tiamat

Вся веселость ее покинула. Она смотрела на него серьезно, даже требовательно.

Таэсса отвел глаза:

— Опять вы начинаете! Я же говорил, что не собираюсь обнародовать нашу связь. Вы не представляете, какие пойдут кривотолки! Все знают, что вы дочь этого степного дикаря, а я сын кавалера Ахайре, а его отец был любовником прежнего государя, и говорили, что кавалер Ахайре чуть не женился на государыне Ингельдин, когда им было по двадцать лет… Таэсса запутался в родственных связях и в собственных мыслях. Скажут, что это метафизический инцест, что эльфийскую кровь тянет к варварской, будут трепать имя нэйллью, и батюшку еще приплетут. Скажут, он озаботился потомством лишь для того, чтобы дочери его любовника было с кем переспать! И потом, я столько раз клялся, что вам меня не завоевать. Не могу же я признать свое поражение перед всей столицей!

Он всегда подозревал, что Фэйд недолго будет мириться с ролью тайной любовницы. Роли были написаны задолго до их рождения: великой Белет-Цери в романе про Ашурран. Ей полагалось предъявлять на него права. Ему сопротивляться. Лишь тот, кто пуст, фальшив и тщеславен, годится в покровители для актера. Только не Фэйд. Она видит его насквозь, и вокруг пальца ее не обведешь. Рано или поздно она потребует верности. А Эсса Элья не раз говорил: актер Королевского театра и клятва верности вещи несовместимые.

Он только не подозревал, что она взбунтуется так скоро.

— Вот что, мой серебряный, сказала Фэйд деловито и невозмутимо, как будто пропустила мимо ушей все, что он только что наговорил. Королевский бал я не пропущу. Приду и посмотрю, к лицу ли тебе эти бусики. Но если посмеешь с кем-нибудь обжиматься у меня на глазах, пеняй на себя. Как бы не пришлось пожалеть.

Таэсса вздернул брови:

— Вы что, угрожаете мне?

— Нет. Предупреждаю.

— Плевать я хотел на ваши предупреждения!

Она усмехнулась, и от этой усмешки в нем взыграла гордость. И азарт. Он пообещал себе, что этот бал войдет в историю. И весь город будет судачить, как бесстыдно Эсса Элья заигрывал там со всеми, кроме Фэйд Филавандрис. Не пытайся она так откровенно диктовать ему условия, он бы сам пощадил ее чувства. Возможно. Позволил бы ей, а не Мизуки украсть себя после веселья и плясок до упаду. А теперь черта с два!

Таэсса представил, как Фэйд пожирает его голодным взглядом с другой стороны бального зала, а он вовсю любезничает с каким-нибудь красивым кавалером. Может быть, она подстережет его где-нибудь на террасе, поймает за руку, стиснув до боли запястье, и урвет поцелуй. Он так ярко вообразил себе сцену, что по телу пробежала горячая волна. Он встал и подошел к зеркалу, старательно держась к Фэйд спиной, чтобы скрыть, куда прихлынула у него кровь, кроме лица. Скроешь от нее, как же. Как только он соединил края ожерелья на шее, как она возникла у него за спиной, будто темный призрак, и он вздрогнул. Ну хоть не вскрикнул, как раньше.

— Как вам удается подкрадываться так неслышно?

Она фыркнула, застегивая на нем украшение:

— Ты, когда смотришь в зеркало, ничего вокруг не замечаешь. Хоть целый полк подкрадется. А в зеркало ты смотришь часто.

Сейчас она смотрела туда же, прижавшись к его спине. На нем не было ничего, кроме пылающей ленты камней. Даже с угольками не сравнишь нет, язычки пламени, пляшущие в свете свечей. Более чем вызывающе.

Кое-что еще горело и пылало. Сильно ниже шеи. Он задохнулся, когда рука ее скользнула по его животу и накрыла пах.

— Гляжу, ты очень рад моему подарку, промурлыкала она ему на ухо. А еще говорят, что у актеров встает только на бриллианты.

— Мои стандарты сильно снизились с тех пор, как я повстречал вас.

Она снова фыркнула, но ничего не сказала, и последнее слово осталось за ним. Но словам принцесса Филавандрис придавала не слишком много значения. Она была человеком действия. Так что вскинула Таэссу на плечо и потащила обратно в постель, не дожидаясь, пока он на себя налюбуется.

Обещанный портной неожиданно оказался молодым и довольно-таки симпатичным. Впрочем, красили его по большей части глаза, горевшие фанатичной любовью к своей профессии, и густая копна черных волос, в которой отдельные пряди отливали алым. Смело и стильно. Эсса Элья сузил глаза и сам себе пообещал уволить театрального мага-гримера, не додумавшегося до подобной расцветки. Для портного, разумеется, лучшая реклама собственная одежда, так что Эсса Элья придирчиво осмотрел его наряд. И поймал себя на ревнивой мысли, что такие штаны с необычно низкой талией смотрелись бы на нем гораздо лучше. Потом он прислушался к болтовне юноши и получил еще один повод для расстройства. Тот до небес превозносил принцессу Филавандрис, которая отправила его учиться, да еще позволила объехать чуть ли не полмира, изучая ткани и национальные костюмы. «А ты уж наверняка постарался ей отплатить, прямо этим вот болтливым языком», кусая губы, подумал Таэсса. В том, что он ревновал Фэйд, ничего странного не было. Он ревновал ее задолго до того, как они впервые переспали. Все просто: поклонники Эссы Эльи должны думать только о нем и желать только его. Но ревновать к какому-то безвестному мальчишке было пошло и глупо. Тот даже в столице-то не был последние года два.

— На вашем месте, уважаемый, я бы не похвалялся столь близким знакомством с принцессой, заметил Таэсса как бы между прочим. В приличном обществе это скорее испортит вам репутацию. Отец ее не только не дворянин, но даже не гражданин Криды, а какой-то полуголый дикарь из степи. И она делает все, чтобы пойти по его стопам. Впрочем, вы давно не были в столице, вам простительно не знать о скандальной славе принцессы. Просто хочу предупредить, из благородных побуждений. Будьте осторожны! От леди Филавандрис можно ожидать чего угодно. К примеру, если ей не понравится ваша работа, ей ничто не помешает выпороть вас на конюшне.

Юноша переменился в лице, и Таэсса про себя восторжествовал.

Посмотрев принесенные эскизы и ткани, он засомневался, долго ли мальчишке предстоит прозябать в безвестности. У него действительно был стиль, оригинальный и смелый, и он не стеснялся навязывать его клиенту. Вместе они отбросили предсказуемый черный бархат, розовый шифон, затканную золотом парчу, блестящую серебристую тафту, шелк с переливами от алого к черному и остановились на ткани глубокого винного цвета с искрой. Ткань была бархатистой на ощупь, эластичной и тонкой. Сквозь нее не просвечивало тело, но его жар чувствовался очень хорошо.

Юный портной оправдал все возложенные на него ожидания. Две примерки, полторы недели, и платье было готово. Однажды журналист спросил Эссу Элью, почему он так часто одевается в женские платья чувствует себя женщиной в душе? Прославленный актер рассмеялся серебристым смехом и сказал, что первая причина совершенно прозрачна. Только платье требует бездны вкуса, грации, украшений и разумеется, материальных затрат. Прочая одежда ни в какое сравнение не идет по указанным параметрам. «А вторая причина?» спросил журналист, весь внимание. «Догадайтесь сами!» проворковал Эсса Элья, чуть приподняв подол, скинув туфельку и ножкой в чулке чувственно поглаживая ногу журналиста. Тот немедленно залился краской, очевидно представив себе, что под подолом обе стройные ножки актера одеты только в тонкие чулки до середины бедра, а то и вовсе до колена, и скорее всего, под платьем больше ничего нет. Кроме самого Эссы Эльи.

Когда Таэсса уже сидел в карете, ему вдруг пришло в голову, что он впервые одевается так смело в королевский дворец. Хотя на частных вечеринках и закрытых приемах ему, разумеется, случалось носить куда меньше одежды. Новое платье не было слишком коротким или слишком открытым. Но оно определенно было экстравагантным. Огненная шпинель, подаренная Фэйд, оказалась чудовищно требовательной. Волосам пришлось придать ярко-алый цвет и собрать их в высокую прическу, вырез сделать широким, чтобы ожерелье заметнее выделялось, а вот серьги выбрать поскромнее крошечные рубины, похожие на капельки крови. Плечи его оказались открыты почти целиком, и никто бы не принял их за женские. Платье, облегающее сверху, дерзко подчеркивало его маскулинность: плечи, мышцы груди, плоский живот, узкие бедра. У бедер ткань раздавалась волнами поверх пышных нижних юбок из шуршащей тафты. То же самое происходило с узкими рукавами у локтей, только в меньшем масштабе. Огромное количество ткани, фигура закрыта практически полностью, от плеч до самых запястий и туфелек, и тем не менее Эсса Элья выглядел почти обнаженным. Благодаря искусству портного ткань прилегала так плотно, что под ней можно было разглядеть бугорки сосков, ямку пупка, ложбинку позвоночника. Таэсса был не вполне уверен, как воспримет подобный наряд королева, поэтому приехал на бал примерно тогда, когда она должна была его покинуть. Образцовая правительница, жена и мать, королева Ингельдин вставала с первыми лучами солнца, а на балах никогда не задерживалась до полуночи. Вместе с ней принято было уводить неопытных подростков, только начавших приобщаться к светской жизни, после чего и начиналось самое веселье. В коктейли наливали больше спиртного, свет в укромных уголках приглушали, музыка становилась медленней, чувственней, а танцы откровеннее.