История одной семьи - Вентрелла Роза

Однажды вечером — за десять дней до Рождества — у нас дома появился Алессандро. Мы не виделись с лета, с того ужина, когда он предложил мне отметить получение аттестата зрелости. Я поступила с ним не очень хорошо, исчезнув без следа, но я тогда искала самый простой выход, пусть даже позорный. Я тщательно скрывала от него свой адрес и старалась показывать только лучшие свои стороны, поэтому удивилась:

— Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел?

— Какой прием! — сказал Алессандро с иронией. — А нашел я тебя легко: тут, похоже, все тебя знают.

— Извини, — попыталась я загладить неловкость, — просто не ожидала тебя увидеть.

— Мария, кто там? — Мама выглянула за дверь: в руках кухонное полотенце, пальцы пахнут чесноком. — Алессандро! — воскликнула она. — Так приятно, я Тереза. — Она протянула руку. — Антонио, иди сюда, познакомься с другом Марии. Я уже рассказывала тебе о нем.

— Нет, мама, не сейчас, Алессандро пора идти.

Папа вышел к нам: на лице дежурная улыбка, руки скрещены за спиной.

— Приятно познакомиться. Я знаю, что ты сын полковника, — начал он, показывая, что для него истинная сущность любого человека неразрывно связана с сущностью его отца.

— Я готовлю ужин, оставайся. У нас есть телефон, ты можешь предупредить родителей, — с гордостью заявила мама, потому что телефон был одной из тех вещей, которые появились у нас благодаря хорошей зарплате отца.

Я терпеть не могла, когда она так себя вела, решая за меня ради моего же блага. Алессандро, взглянув мне в глаза, заметил мое разочарование, но принял приглашение. От меня не укрылось, что папа смотрит на него сурово. Алессандро, в джинсах и коричневой кожаной куртке, был очень красив: голубые, почти детские глаза, гладкое лицо. Но мои чувства к Микеле были совершенно другими.

Родители заставили гостя сесть за кухонный стол, и папа предложил ему бокал вина. Я надеялась, что Алессандро примется за одно из своих глубоких философских рассуждений. Тогда, почувствовав себя не в своей тарелке, отец ринулся бы в атаку. Он всегда так поступал в подобных ситуациях, но все получилось иначе.

— Расскажи нам немного о работе своего отца, — попросил папа.

Я знала, что у Алессандро сложные отношения с отцом: тот все время пропадал на службе, был деспотичен и довольно самонадеян, высказывался по любому поводу, когда его сын предпочел бы промолчать.

— Он часто в разъездах, — просто сказал Алессандро. — Я очень скучал по нему, когда был ребенком.

Мама посмотрела на него с нежностью:

— Наверное, трудно тебе приходилось.

Меня захлестнул гнев. Детство Алессандро по сравнению с нашим, моим и братьев, было замечательным. Мне было не в чем его обвинить, но я начинала испытывать беспокойство, которое не могла скрыть, желание обидеть Алессандро, и эти чувства не слабели на протяжении всего ужина.

— Конечно! — взорвалась я наконец. — Он жил в огромном доме с уборщицей. У него всегда была новая одежда, и каждое лето он проводил каникулы на вилле у моря. Ты права, мама, это, наверное, было очень трудное детство!

Я криво улыбнулась Алессандро, затем посмотрела на маму, которая, смутившись, начала ковыряться в тарелке. Внутри у меня начало расти неудовлетворенное желание, оно пузырилось в желудке — неугасимый огонь, голод, который не утолят и самые жаркие минуты любви. Я уже скучала по коже Микеле, жаждала снова ласкать ее, хотя не прикасалась к ней всего несколько часов. Я доедала ужин, почти не обращая внимания на беседу Алессандро с моими родителями. Иногда я чувствовала на себе его взгляд, но отворачивалась. Когда пришло время уходить, я проводила его до двери.

— Когда я снова увижу тебя? — спросил он, беря меня за руки.

Я ничего не имела против него — единственного парня, с которым мне удалось тесно пообщаться в лицее. Я всегда была замкнутой и, если замечала чей-то интерес к себе, изо всех сил старалась держать этого человека на расстоянии. Пусть Алессандро и нравился мне за интеллект, я не любила его. Снова увидев Микеле, я совсем запуталась.

— Мы не можем встречаться, Але. Ты не поймешь, но поверь мне, так лучше.

— Если это из-за того, что произошло у меня дома, клянусь, я буду осторожнее и больше не стану на тебя давить. Пожалуйста, Мария. Я хочу увидеть тебя снова.

— Ты ни в чем не виноват, дело не в тебе.

— Так в чем же?

Я отвела взгляд, пытаясь разом увидеть весь переулок, резкий ветер, который трепал голые деревья вдалеке, вокруг Швабского замка. И подумала, что в одном из тех домов, там, дальше, — он. И тогда я поняла, что готова сделать что угодно рада Микеле. Я вспомнила его руки, сильные, грубые, но такие нежные, когда они скользят по моему телу. Его глаза, всегда немного печальные, его хриплый страстный голос. Мое тело трепетало от огня, становящегося огнем женщины, и сладости чувства, которое все еще окрашивалось невинностью детства.

— Я влюблена в другого, — призналась я, глядя прямо в глаза Алессандро.

Он прикусил губу, пригладил волосы и поднял глаза к небу.

— Ты так уверена? Если ты с ним недавно познакомилась, то, возможно, ошибаешься.

Я не отводила взгляда: мне не хотелось причинить ему боль, но хотелось, чтобы он понял.

— Нет, я всегда знала его.

4

Я смотрела, как Алессандро шагает прочь по улице, вымощенной белыми камнями: одна рука в кармане брюк, другая нервно скользит по лицу к волосам, потом обратно. Когда я вернулась домой, по кухне разливались вкрадчивые звуки великолепной милонги. Папа слишком много выпил, и это привело его в хорошее расположение духа. Я узнала голос Чео Фелисиано, одного из любимых певцов отца. Эту запись, одну из немногих вещей, которую он в молодости привез из Венесуэлы, папа хранил как семейную реликвию. Она напоминала ему о юности, том времени, когда он много мечтал. Однажды отец рассказал нам, что в доме, где он жил с родителями, в Венесуэле, в маленьком городке Пуэрто-ла-Крус, у него было ротанговое кресло рядом с окном в той части дома, где сильнее всего ощущался ветер с океана, напротив зеленых пальмовых рощ. В конце каждого дня он садился в это кресло и наблюдал, как закат вспыхивает красным и оранжевым, а звуки кубинского сона или страстной румбы согревали сердце. Теперь, когда голос Чео Фелисиано эхом отзывался в комнате, они с мамой танцевали, ее губы касались папиного лба. Они выглядели странными, необычными, другими. Они ненавидели друг друга, любили друг друга, отталкивали друг друга и вновь бросались навстречу. Я закрыла глаза и позволила мелодии отрезать меня от мира. На мгновение я ощутила себя свободной, погрузилась в иное измерение, где все казалось возможным, даже то, что отец поймет мои чувства к Микеле. Потом музыка закончилась, папа пошел в спальню, мама радостно принялась за уборку, все еще напевая непонятные слова на корявом испанском.

— Так когда же вы с Алессандро еще раз встретитесь?

Я села у окна и уставилась на луну.

— Нет, мы больше не увидимся, мама. Я сказала ему, что между нами все кончено.

— Как «кончено»? Почему? — Мама уронила полотенце и оперлась ладонями о стол.

— Я не люблю его, вот и все.

— Но он хороший мальчик, — сказала она, — из хорошей семьи. Он может многое тебе дать.

— Мама, я не хочу больше об этом говорить.

Она подошла ко мне и подняла мне подбородок пальцами, заставив посмотреть ей в глаза.

— Это же не из-за Микеле Бескровного? Ты хочешь бросить Алессандро ради него?

Я по-прежнему смотрела на луну, убежденная, что наш разговор не приведет ни к чему хорошему.

— А разве ты не говорила, что некоторые жизни должны переплетаться? — сердито спросила я.

— Да, но я не говорила, что это всегда во благо. Послушай меня, Мария, я твоя мама и знаю, что для тебя лучше. С Микеле ты намучаешься. Я не спорю, он хороший мальчик, но яблоко от яблони недалеко падает.

Эту фразу я уже слышала, но отказывалась принимать во внимание.