Созданные для любви - Евгения Перова

Пока мужики суетились, зажигательную смесь кинули еще в несколько окон Западного флигеля и Главного корпуса – дом загорелся сразу в шести местах. Охранники какое-то время пытались тушить огонь, но потом, опасаясь, что вообще не смогут выбраться, сбежали на улицу. К тому времени пожар увидели в монастыре, на колокольне ударили в набат, а настоятельница позвонила пожарникам и Федору Николаевичу. Первая машина приехала без воды. Пока пожарники пытались подъехать к пруду, чтобы накачать воду, огонь все разгорался. И только через сорок минут из райцентра примчались две машины с пеной.

Я постаралась успокоить охранников: обнимала их, говорила, что они ни в чем не виноваты, все сделали правильно, и вообще молодцы и герои. Потом подошла к главному пожарнику, с которым мы были хорошо знакомы. Ну да – кто же не знает Елену Сергеевну!

– Толя, у меня вопрос к вам, как к специалисту. В моем кабинете – это Восточный корпус – стоит сейф. Как вы думаете, те бумаги, что в нем хранятся, могли хоть как-то уцелеть?

– А какой это сейф?

– Стальной, начала прошлого века! Для своего времени это была одна из лучших моделей.

– А он просто стальной или засыпной?

– Как это?

– Ну, стенки у него сплошь стальные или засыпные? Хотя, откуда вам знать! Для лучшей изоляции от огня пространство внутри стенок обычно заливают или засыпают каким-то огнеустойчивым материалом, хоть песком, например.

– Даже не знаю. Но тяжелый он, просто ужас. Его даже никогда не сдвигали с места.

– Тогда скорее всего засыпной. Да, вполне могли выжить ваши документы.

– А когда можно будет его открыть? Там ничего особенного, музейная документация, но все-таки…

– Открыть – это вряд ли! Если только автогеном. Позвоните мне завтра в середине дня. Думаю, к тому времени уже можно будет попытаться.

Ну что ж, делать мне здесь больше нечего. Я вернулась к машине, около которой стоял Андре, и приткнулась к нему, чтобы пожалел.

– Прости, что втянула тебя во все это. Клянусь, что с этого момента буду слушаться тебя во всем.

– Верится с трудом, – улыбнулся Андре. – Не переживай, что ж теперь делать.

– Да, ничего не сделаешь. Поедем домой.

Но тут со стороны города подъехала еще машина – я не поверила своим глазам: это был Потапов! Он огляделся, заметил меня – я подошла. Сказать нам друг другу было особенно нечего.

– Беда, Леночка… Какая беда…

– Да, Геннадий Дмитриевич. Беда.

– Жаль! Очень жаль, что так вышло.

– Да.

На том мы и распрощались.

На следующий день с утра я поехала к Федору Николаевичу в больницу. Выглядел он ужасно, но чувствовал себя неплохо. Я присела на краешек кровати, посмотрела ему в глаза – и тут меня, наконец, накрыло:

– Простите меня! Простите, дорогой Федор Николаевич! Это все я! Это из-за меня! Почему, почему я вас не послушала!

Не в силах удержать рыдания, я выскочила из палаты и убежала в туалет. Господи, как мне было стыдно и горько! Если бы я сразу смирилась и не полезла к Лыткину с Потаповым, Усадьба была бы цела. Я думала о ней как о живом существе, которое закончило свой долгий век в мучениях, и все из-за меня. Из-за меня! Я умылась и вернулась к Челинцеву, но при виде его у меня опять потекли слезы.

– Леночка! Ну, хватит, хватит, успокойтесь! Ни в чем вы не виноваты! Мы были обречены, вы же это понимаете. Я рад, что обошлось только пожаром. Честно говоря, я боялся самого худшего.

У меня мурашки побежали по коже – я осознала, что он имел в виду.

– Федор Николаевич…

– Ладно, ладно! Все живы, и слава богу! Ну, теперь-то вы уедете?

Да, теперь-то мы уедем. Навсегда. Паспорт давно готов, осталось дождаться визы. И решить еще кое-какие дела: квартиру и машину я оставляла Челинцеву, хотя он об этом еще не знал. Его семья жила небогато и тесно. Конечно, моя квартира не бог весть какие хоромы, но хоть что-то: с жильем в городе было плохо. Надо успеть оформить генеральную доверенность на его старшего сына – мы с ним договорились сегодня встретиться у нотариуса.

Но прежде следовало забрать документы из Усадьбы. Когда я приехала, пожарник Толя и его коллеги уже ходили вокруг закопченного сейфа и чесали затылки. В конце концов они решили срезать заднюю стенку, самую тонкую, судя по звуку простукивания. Это и понятно: неподъемный сейф обычно ставили спиной к стене, а то и вмуровывали. Когда стенка отпала, я вздохнула с облегчением: все на месте! Бумаги слегка закоптились, некоторые обуглились по краям, особенно те, что лежали ближе к стенкам сейфа. Но то, о чем я больше всего беспокоилась, цело и невредимо: распечатка музейной инструкции 1985 года. Современная бумага для принтеров вообще горит плохо, а это была толстая, переплетенная мной собственноручно пачка листов – еще бы не толстая: 14-й кегль, два интервала! Так что лежавшее внутри пачки письмо Пушкина вообще никак не пострадало.

Да, я хранила его там! Никто в здравом уме не стал бы листать эту инструкцию, тем более что ключ от сейфа был только у меня. Сложенное в четыре раза письмо лежало в конверте из специальной бумаги архивного качества, который в свое время я выпросила у реставраторов. Когда-то я думала: а не подарить ли это письмо музею? Вот был бы пиар-ход! О нас узнали бы во всем мире! Но потом передумала, даже не знаю почему. Получилось, что и к лучшему – иначе сейчас оно бы точно сгорело, потому что экспонировалось бы на втором этаже главного корпуса, куда как раз обрушилась крыша.

Зрелище сгоревшей Усадьбы разрывало мне сердце, так что я забрала документы из сейфа и быстренько поехала домой, где Андре героически разбирал семейный архив, пытаясь понять, что стоит вывозить в Париж, а чему место на помойке. Собственно, только архив мы и собирались забрать. Большую его часть составляли Онечкины дневники. Ну, еще кое-какие семейные реликвии вроде медальона с портретом Алеши Несвицкого, за которым по-прежнему пряталась тифлисская марка, немножко моих нарядов и безделушек, да и все. Я оставляла даже ноутбук, скинув все файлы на флешку. Мы хотели уехать послезавтра в Москву, чтобы там дожидаться визы. Мамину квартиру я все это время сдавала, но сейчас квартиранты как раз съехали, так что мы могли пожить там. Мы решили не продавать ту квартиру, мало ли что! Вдруг станем приезжать в Москву – будет где остановиться.

К нотариусу я отправилась одна, потому что потом хотела заехать еще в одно место. Андре точно не пустил бы меня туда, а я ведь пообещала слушаться его во всем. А так он ничего и не узнает. Конечно, я ехала к Лыткину! Я быстро прошла мимо секретарши и открыла дверь в кабинет – она не успела меня задержать и без толку суетилась за моей спиной, лепеча боссу какие-то оправдания. Я вошла в разгар заседания. Лыткин сидел во главе длинного стола и встал при виде меня. Все дружно оглянулись в мою сторону.