Измена. Серебряная Принцесса - Стеффи Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, но, думаю, мне хватит шампанского.
— Ну, как знаешь. Если что-то захочешь, обращайся.
— Спасибо.
Золотников ухмыляется, кивает и возвращается обратно к группке парней, которая стоит ближе всех к выходу.
Прохожусь глазами по комнате. С грустью отмечаю, что Лева до сих пор не вернулся. Некоторое время назад он вышел с одной из девушек. Диана подошла к нам и, обратившись к Золотому, тихо сказала, что она подготовила особый сюрприз. Но подарить его имениннику можно только в приватной обстановке.
Мой друг заинтересованно ухмыльнулся. Спросил у меня, не буду ли я против, если он отойдет на пару минут, посмотреть, что там такое ему приготовили. И я, конечно, не была против. Тогда он встал и последовал за девушкой. А я осталась сидеть одна.
Прошло не меньше пятнадцати минут.
Видимо, Диана декламирует ему стихи собственного сочинения, — думаю я и делаю глоток шампанского.
Общество Левиных приглашенных составляют представители драгоценных и небольшое число полудрагоценных, чьи семьи по достатку ничем не уступают первым, а порой и находятся на одном с ними уровне. Золотой солидарен с моим отцом в мнении, что поддерживать дружеские отношения следует только среди своих.
Он вполне мог бы позвать Дарьяну, — неосознанно отмечаю про себя, — Ее род ничем не хуже, чем все остальные.
Однако в глазах аристократии он хуже тем, что не так состоятелен. — шепчет второй голос.
Видимо, громкая музыка Оазиса дурно влияет на мое сознание. Я начинаю его дробить и общаться сама с собой.
Отгоняю прочь глупые мысли.
Лева вовсе не из-за бедности семьи Медной отпускает в ее адрес нелестные замечания, а лишь от того, что у них отчего-то возникал личная неприязнь. Вот и все.
Например, та же Уля никак не относится к драгоценным, но он всегда брал ее с нами, когда я его об этом просила. Мысль о Лисицыной незамедлительно формирует внутри меня сгусток раздражение. Чтобы развеять его, снова прохожусь глазами по гостям друга.
Компания разбилась на небольшие группки. И на одном из угловых диванчиков сидят девушки. Они оживлённо болтают и много смеются.
Их кружок видится островком веселья, но я никогда не решусь встать и подойти к ним. Если даже желание начнет отбивать на моей голове чечетку, то ему все равно не удастся побороть робость, сжимающую Серебряную в крепких объятиях.
Да, я умею безукоризненно держаться в обществе. Вряд ли кто-то сейчас способен заметить, какую неуверенность испытывает каждая клеточка моего тела. Бабушка научила в любых обстоятельствах держать лицо. Но это лишь внешний фасад.
Когда мы только зашли, Лева громко со всеми поздоровался, я тоже улыбнулась и сказала:
— Привет.
Золотой посадил меня за свой диван именинника. И оказалось, что сидеть на нем намеревались только мы вдвоем. К нам так никто и не подсел. Ни тогда, когда он был рядом, ни тогда, когда ушел.
Ощущаю себя немного брошенной, но быстро одергиваю себя. Ловлю чей-то взгляд. Сразу натягиваю на лицо дежурную улыбку. Я должна выглядеть веселой и довольной. Веселой и довольной.
Снова перевожу глаза на танцпол. Собственно, я смотрю туда, потому что стараюсь найти себе хоть какое-то занятие.
Хочу ли танцевать?
Скорее нет. Не то настроение. И потом, обычно я танцую исключительно за закрытой дверью своей комнаты, когда никто не видит. А среди стольких взглядов буду лишь ощущать неловкость.
В Малахитовом Дворце студенты, состоящие в группах, довольно часто устраивают небольшие концерты. Папа не противиться, если я сообщаю, что хочу посетить какой-то из них, так как все они регламентировано заканчиваются до девяти вечера.
Мы ходили на парочку вместе с Андреем. Или же втроем. Стас тоже иногда приходил.
Вот кого никогда не волнует мнение толпы и всей галактики, так это Зимненго. Он крайне далек от категории парней я-никогда-не-танцую-даже-не-проси. Он из тех, кто чувствует ритм и полностью отдается ему, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Безудержно, смело, плавно.
— Бро, ты позоришь нас с Риной, — как-то заметил на одном из таких концертов Стас.
Но Андрей с беззаботной улыбкой показал ему средний палец, а потом прижался ко мне со спины и начал подначивать двигаться вместе с ним.
Когда он так делал, моя скованность проходила. Не сразу. Постепенно. Поэтапно, с каждым его легким поцелуем в шею, она сползала и отпускала. Рассеивалась. А я, наконец, расслаблялась. Позволяла его рукам направлять свое тело. Мечтая когда-нибудь научиться так же безумно и дико отдаваться музыке, как он.
— Ты, надеюсь, не грустишь без меня, Севушка? — раздаётся возле уха шутливый голос друга.
Оборачиваюсь, встречая улыбкой Золотого, и отгоняю прочь глупые воспоминания.
Внутренне злюсь на себя. Злюсь за то, что, несмотря на боль, эти мысли все еще дарят тепло.
Почему я снова вспомнила Зимнего?
Почему не перестаю о нем думать?
Предатели не достойны того, чтобы мы тратили на них даже миг своего времени.
— Нет, все отлично. — надеюсь, он не заметит, что я слегка преукрашаю действительность.
— Извини, что задержался. Прикинь, Диана читала мне стихи собственного сочинения. Я прифигел.
— А я так и подумала. — отвечаю я, но он отчего-то бросает на меня недоверчивый взгляд, а потом и вовсе усмехается.
— Классное место, да? — обводя взглядом зал, интересуется Золотой.
— Да, здесь очень мило.
Лева снова смотрит на меня и вдруг начинает громко смеяться.
— Сева, только ты могла сказать, что в Оазисе мило. — он кладёт руку на спинку дивана и придвигается ближе ко мне, — Но меня мало заботит, что творится вокруг. Главное, ты рядом.
— Скажешь тоже. — фыркаю я.
— Я не шучу. Угадай, по кому я сильнее всего скучаю, пока нахожусь в другом городе?
— Дай-ка подумать. — задумчиво прикладываю палец к губам, — Знаю! По Елене Федоровне? Ночами, наверняка, не спишь? — называю имя его репетитора по математике, на которую он мне жаловался сотни и тысячи раз.
Лева снова начинает хохотать.
— Эта ведьма насиловала меня морально.
— Зато ты сдал экзамены.
— Сева, но ты же понимаешь, что я скучаю вовсе не по Елене Федоровне. Даже не по родителям. — он смотрит прямо мне в глаза, заставляя начать нервничать, и говорит, — Я скучаю только по тебе.
Его
