Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

– Что такое? Где я? Кто здесь? – закричала она, но не была уверена, что из-под покрывала ее кто-нибудь слышит.

Ей не ответили, хотя какие-то голоса поблизости раздавались; покачиваясь, в сопровождении скрипа, она лежала и одновременно продвигалась вперед. Ее, похоже, везли в повозке навроде той, в которой разъезжала фру Асфрид. Повозка была невелика: закутанной в ткань головой Гунхильда упиралась в передний бортик. Постепенно холод проник сквозь несколько плащей, в которые она была укутана с ног до головы, и она начала зябнуть.

А повозка все ехала, и Гунхильда не знала, что и подумать. Ее увезли из усадьбы, но кто, куда, зачем? Обошлось без шума, значит, хозяева дома знают обо всем? В прошлый раз ее пытался похитить собственный брат, и сейчас мелькнула было мысль об отце, но она ее быстро отбросила: Олав не стал бы увозить дочь, будто овцу, завернув в плащ. Но кому это могло быть надо?

Впрочем, один ответ у Гунхильды имелся, и она не верила ему только из-за того, что слишком часто думала о чем-то подобном. Плащ, в который ее завернули, отчетливо источал запах Харальда. Этот запах она ощущала яснее, чем другие, и он нравился ей: от ощущения этого теплого запаха все в ней оживало, будто внутри расцветают цветы, пробирало волнение и теснило дыхание. Ей часто снился этот запах, и вот сейчас она была вся окутана им. Харальд… Но чего ему надо? И не бросят ли ее сейчас в холодное море, прямо в этом плаще? Или он задумал тайком отправить ее подальше, продать как пленницу, раз уж помешать ее обручению с Кнутом не получилось? Гунхильда закрыла глаза – все равно она ничего не видела, – и призвала на помощь Фрейю. Ответ пришел мгновенно – будто звон серебряной чаши, по которой ударили молотом Тора. Богиня рассмеялась где-то в вышине, как гость, который стоит уже на пороге и готов войти…

Повозка остановилась. Потом закачалась, и судя по глухому звуку, кто-то спрыгнул с нее на землю. Это был тот, кто раньше держал Гунхильду и не давал ей встать. Воспользовавшись внезапной свободой, она немедленно выпуталась из-под толстой шерстяной ткани – и почти сразу пожалела об этом. На ней была надета лишь тонкая сорочка, пусть и шерстяная, и сейчас ее охватил холод, так что она поспешила вновь натянуть на себя плащ со знакомым запахом.

Вокруг стояла ночь – непроглядная ночь новолуния. Зато пылали факелы – два… нет, три. Один из них держал хирдман из дружины Харальда – Гунхильда не знала его имени – с полной невозмутимостью встретивший изумленный взгляд девушки. Он стоял впереди, держа под уздцы запряженную лошадь. Гунхильда не ошиблась – это была повозка, даже больше, чем у фру Асфрид, и богато украшенная резьбой, насколько она смогла разглядеть при свете одинокого факела. Два других горели впереди, но она не могла различить ничего, кроме самого огня – лишь тени мелькали, не то людей, не то великанов. Где они находились – было непонятно, но свежий ветер отчетливо доносил запах моря. Ее привезли к морю? Собираются перенести на корабль? Но нет, море было слишком далеко, чтобы рядом мог находиться причал.

Из темноты в круг света одинокого факела вошла рослая фигура, и Гунхильда невольно закрыла глаза. Ее снова подняли, сняли в повозки и понесли. Несущий ее человек шел с усилием, как будто поднимаясь по крутому склону. А потом ее опустили куда-то вниз, но не успела она испугаться, повиснув в пустоте, как снизу ее перехватили, снова взяли на руки, еще немного понесли и опустили на что-то мягкое и довольно высокое – не на пол и не за землю.

Открыв глаза, она увидела огоньки светильников – трех или четырех. Гунхильда тут же приподнялась и попыталась оглядеться. А потом, онемев от изумления, долго рассматривала необычное жилье, уверенная, что это – новый странный сон.

Она очутилась в помещении, шагов пять-шесть в длину и ширину. Затхлый воздух был разбавлен весенней свежестью, но эти два запаха – затхлости и весеннего ветра – еще не перемешались и ощущались по отдельности, слоями. Запах плесени исходил, вероятно, от стен, обшитых досками, явно очень старыми, трухлявыми, на которых висели шкуры разного цвета и размера – одни казались новыми, другие совсем обветшали. Гунхильда лежала на кровати с высокими резными столбами по всем четырем углам, вдоль прочих стен стояли резные сундуки и лари на подставках. На крышках их горели бронзовые светильники, при свете которых она и видела эти вещи. Сундуки тоже были старыми, зато очень дорогими – из резного дерева, отделанные узорной костью или литыми полосами бронзы, с позолотой, частью покрыты кусками самых дорогих шелков – вытертая золотая вышивка тускло мерцала при огне. Но мало того – весь пол, покрытый шкурами, в этом удивительном жилье был усыпан различными дорогими вещами. Здесь были чаши и кубки, бронзовые, медные, серебряные, мерцающие позолоченными боками, пояса с серебряными бляшками, украшения – шейные цепи и гривны, браслеты и нагрудные застежки, нитки бус. Перстни валялись под ногами, будто простые камешки. Немало было оружия, причем тоже дорогого – франкские мечи с узорными рукоятями, скрамасаксы, копья, ножи, несколько щитов – одни целые, другие изрубленные. То, что она поначалу приняла за ремни, оказалось различными частями конской упряжи, в основном от снаряжения верхового коня. На полу, на ларях, на стенах висели и лежали роскошные одежды. Рубахи, плащи, греческие и франкские, из разноцветного шелка, с вытканными изображениями крылатых псов, всадников, еще каких-то чудовищ. Простыни и подушки на кровати оказались из льна и совсем новыми, одеяло из мягкого черного меха – куницы или соболя, она не могла разглядеть. На ощупь мех был гладким и чистым.

Вдруг Гунхильда сильно вздрогнула – в дальнем темном углу кто-то стоял. Кто-то высокий, выше человеческого роста, застыл как каменный, и лишь огромная позолоченная гривна на его груди тускло мерцала. Лица не было видно, и такой силой вдруг пахнуло на Гунхильду, что она невольно приподнялась и прижала к себе плащ, которым была укрыта.

– Это Фрейр, – раздался смутно знакомый голос из другого угла. – Твой р-родственник, так что не пугайся.

Гунхильда перевела взгляд в ту сторону и вздрогнула еще раз, хотя не так сильно: там на ларе сидел Харальд. То есть она подумала, что это он, с трудом различив очертания знакомой фигуры и голос, но рядом с ним не было света, и она не была уверена.

– Ф-фрейр? – неуверенно повторила она.

– Да. А это все, – Харальд поднял глаза и обвел ими тьму наверху, – называется Дом Фрейра. Это и есть его курган, в котором его похоронили.

– Ч-то ты говоришь? – Когда до Гунхильды дошло, что он имеет в виду, у нее застучали зубы. Теперь она разглядела, благо глаза привыкли к полутьме, что в углу стоит резное деревянное изображение бога плодородия со всем, что ему полагается. – Тот курган – в Швеции!

– Это шведы так думают. А у нас все знают, что это тот самый курган.

Гунхильда не стала спорить. Известно, что в разных странах есть «курганы богов», причем тех же самых, разные горы и пещеры, из которых по ночам выходит Один или Тор, и все жители уверены, что у них-то и есть настоящий. А попробуй проверь!

– З-зачем я здесь? – проговорила она, подавляя мелькнувшую догадку, что…

– Тебя решили принести в жертву, – спокойно, без досады или злорадства ответил Харальд.

– Что ты говоришь? – Гунхильда ему не поверила. – Разве так приносят жертвы?

– У нас Фрейру приносят жертвы именно так. Видишь, отсюда нельзя выйти.

Харальд еще раз обвел помещение взглядом. Последовав его примеру, Гунхильда убедилась, что он прав: здесь не было дверей, лишь два черных оконца над головой смотрели в пустоту, по одному на каждой стороне двускатной кровли. Высоко, не достать, даже если встать на лежанку или лари. Да и не пролезть человеку в такие оконца, разве что он обернется белкой.

– Жертву наряжают в лучшие одежды и оставляют здесь, в Доме Фрейра, – продолжал Харальд. – Пока она не умрет. Правда, обычно связывают, чтобы не металась. А потом закапывают вот здесь. – Он показал в пол. – Там довольно много юных дев вроде тебя или парней, на которых пал жребий. Это, правда, случается нечасто, последний случай был, еще пока правил дед Хёрдакнут. Лет тридцать назад.

– Ну и где мои лучшие одежды? – надменно и недоверчиво спросила Гунхильда.

– Рядом с тобой. – Харальд кивнул на мешок на краю лежанки.

Потянувшись, она подтащила мешок к себе и раскрыла. Там обнаружилось верхнее платье из тонкой белой шерсти, хенгерок из красного тяжелого шелка с золотой вышивкой, золоченые застежки – ее собственные, те, что достались от бабушки. Красный плащ, тот, что подарил ей Харальд и который она почти не надевала. Кстати, там же обнаружились высокие вязаные чулки из белой шерсти, тоже ее собственные, которые Гунхильда немедленно натянула – в Доме Фрейра было холодно. А потом надела и платье. На дне мешка обнаружился кафтан на меху, так что вскоре она была полностью одета. Только гребня не было.