Никто не будет по ней скучать - Кэт Розенфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я повторяла это шепотом – приветики – и представляла себя во всех местах, где была она. В большом каменном городском доме со столешницами из белого мрамора и подземным бассейном; на широком крыльце где-то под линией Мэйсона – Диксона[6], попивая сладкий чай в тени большого дуба, окутанного кружевным испанским мхом. Я представляла, как протягиваю руку, чтобы полюбоваться красивым маникюром и мягкой кожей. Я представляла, как сплю в ее кровати, ем ее еду, глажу ее кота.
Я представляла, как живу ее жизнью.
Поэтому в моих мечтах Адриенн не могла умереть. Она не могла. Она была мне нужна, чтобы показать, как жить. Мне нужно было, чтобы она мягко ступала передо мной, оставляя миленькие следы, по которым я могла бы пройти. Она была архитектором моей фантазии, и это никогда не подразумевало в себе ее убийство. Я не знала, что сделаю это, не знала, что смогу.
Я не знала, пока у меня в руках не оказался пистолет.
Я не знала, пока не нажала на курок.
И я бы никогда этого не сделала, если был бы другой выход.
Конечно, теперь я знаю, что красивая жизнь Адриенн, эти миленькие следы, по которым я мечтала пойти, больше похожи на дорогу разрушения, ведущую в пустую комнату. Мне пришлось буквально провести день в ее обуви – которая, по иронии, оказалась на полразмера меньше моей, – чтобы понять, каким она была вампиром. Суккубом. Черной дырой, всасывавшей внимание, энергию, любовь и выплевывавшей это в виде отфильтрованной, приправленной хештегами рекламой жизни, которую она даже не ценила. Представьте, что у вас все это есть, а вы делаете с этим так мало. Представьте, что у вас все это есть, а вы все еще берете, берете, берете. Даже когда то, что вы хотите, принадлежит другому. Представьте, вы настолько уверены в значимости своего желания, что правила к вам не применяются. Представьте, что всю жизнь вам сходило это с рук. В тот день на озере она пригрозила забрать у меня все.
Представьте, как она удивилась, когда деревенская сучка вроде меня снесла ей всю хренову башку.
Хотите честности? Вот она: теперь, когда все сделано и ничего уже не вернешь, я не сожалею.
Я говорила вам, что Лиззи Уэллетт мертва. Так и есть. Я прикончила ее. Ее больше нет, во всех смыслах, имеющих значение. И она не одна. Четыре жизни закончились в тот день на озере, так или иначе.
Но остался один выживший. Женщина с двумя именами или без имени, смотря как это воспринимать. Я все еще пытаюсь понять, кто она. Поэтому это ее история. Моя история. Правдивая история.
И она не окончена. Даже не близко.
Глава 21
ЛИЗЗИОЗЕРОЯ знала только, что мой муж кричит. Я слышала эти вопли с момента, как ответила на звонок, не злобные, а льющиеся бессвязным потоком сознания со всхлипами, стонами – Лиззитытамдерьмодерьмотебенадоприехатьпрямосейчаспожалуйстачертдолбанаяжехерня – от которого у меня волосы по всему телу встали дыбом, хоть я разобрала только свое имя и еще одно слово. Все дело было в этом «пожалуйста». Этим словом Дуэйн не пользовался, особенно не со мной и тем более не так. В последний раз, когда я его слышала, он кричал на фоне с раздробленной ногой, пока его дружки по работе вопили в трубку, что мне нужно встретиться с ними в больнице.
Я помню это «пожалуйста». Оно напугало меня до чертиков.
Может, поэтому я схватила ружье.
Иногда казалось, что смысл моей жизни – строить маленькие замки, сажать маленькие сады, просто чтобы Дуэйн все растоптал и разрушил. Даже не специально и не из злого умысла; он просто был неуклюжим, эгоистичным, глупым животным, которое не понимало, что у каждого действия есть последствия. Которое никогда не думало, как одно маленькое проявление жестокости или доброты могло разойтись, увеличиваясь, становясь громче, пока не сломает все. Но кто я, чтобы судить? Я тоже никогда не понимала. Пока не было поздно. Дуэйн не играл в бейсбол на уровне штата, потому что остался в Коппер Фолз и женился на мне. Он потерял половину ступни на той работе на лесопилке, которую нашел, потому что у него были беременная жена, счета и не было высшего образования. Он подсел на таблетки из-за несчастного случая. Он перешел на наркотики, когда таблетки кончились.
И Адриенн – эта богатая, самодовольная, заносчивая сука, которая так отчаянно хотела сбежать от скуки своей жизни, что готова была принимать что угодно, даже героин, – она знала, что Дуэйн мог добыть для нее наркоту, потому что я ей об этом рассказала. Я сидела с ней, попивала «Шардоне» и трепалась. Обо всем, что случилось, излагая бесконечную сагу сломанных мечтаний, изломанных тел, таблеток, игл и боли, которая была словно маленький механический театр, просто щелкающий дальше. И если отодвинуть занавес, там была я. Каждый раз. Все разы. До самого начала, до первого момента, где все пошло не так.
Было логично, что в конце тоже была я. Что это я, не Дуэйн, держала ружье. Дергала за ниточки. Делала выбор, как столько раз до этого, прибрать бардак, устроенный моим мужчиной. И я уже лгала ради него, крала ради него. Может, это было неизбежно, что я убила ради него.
Я не помню, как сняла ружье со стены, когда уезжала. Не помню, как зарядила его. Но я подъехала к дому на озере, оглянулась, и оно было там. На пассажирском сиденье. Будто прокатилось за компанию. Дуэйн ждал меня снаружи, расхаживая с безумными глазами. Я ощутила вспышку гнева, а затем страха: большой черный внедорожник Ричардсов был аккуратно припаркован возле дома. Наши гости приехали. И если Дуэйн не был болен или ранен, то панический звонок относился к чему-то – кому-то – еще.
Я вышла из машины с ружьем в руках. Я не помню, что сказала ему; я помню, что он указал на дом и сказал: «Она в спальне». И я побежала сквозь открытую дверь, не зная, что ждет меня внутри. Понимая только, что все плохо, хуже плохого, чтобы мой муж признал, что нуждается во мне.
Адриенн свернулась на краю кровати, держа ноги на полу, по ее медлительности мне сразу стало ясно, что она обдолбана. Передозировка, подумала я. Она что, нашла наркотики Дуэйна? Или он ей их дал? С чего бы еще он так паниковал
