Его одержимость (СИ) - "Astra Maore"

Веду Рубио в небольшую уютную комнату, которая ближе всего к входу.

Здание еще прибрать не успели, не до того.

А мне мнение Рубио сейчас важнее всего.

Пока буду с ними общаться, велел никому мне не звонить. Рамос есть, пусть Рамосу и отчитываются. А сам Рамос как-нибудь разберется.

Чем больше я на Рубио смотрю, тем лучше понимаю: они реально пара. Это в мелочах каких-то проявляется. Как друг на друга смотрят. Как близко друг к другу стоят. Касаются ли один другого.

Мне нравится то, что я вижу.

Сложно объяснить человеку из неблагополучной семьи, что такое семья хорошая и как ее создать. Это надо впитать с корнями.

Рубио садятся за стол, и я предлагаю им выпить. А потом выдаю:

— Вот зачем я вас позвал. Жить без вашей дочери Анхелы не могу. Познакомились мы случайно, но как я ее увидел, понял, что ни одна другая женщина мне не нужна. Прошу ваше благословение на встречи с ней.

Как на духу выпаливаю. Ну вот и все. Я это сказал.

Рубио молча переглядываются, но я по глазам вижу: мой порыв оценили. Правда, не значит, что помогать собираются.

Я добавляю:

— Я переселил всех ваших детей к себе в крепость. Выделил вам землю и дом ваш перенес. Обеспечиваю всех. Пока так.

Рубио снова переглядываются, и я понимаю, что в этот раз все серьезнее.

Вот умом знаю, что они люди простые. Надавить, как я умею — и дело с концом.

Но не могу так. Не с ними. Не с родителями моей чики.

Уважение — оно тоже в мелочах.

И вот вроде проще уважать какого-нибудь Маноло Фуэнтеса с положением, с властью и деньгами — я же и у него разрешения встречаться с Кларой просил — но реально куда сложнее, когда понимаешь, что он почти рогоносец, а его сын дебил.

А эти люди бедные, зато устои у них крепкие. И дочь они воспитали хорошо.

Бедность не то, что поправить нельзя.

— А что хочет Анхела?

Ох, я аж вздрагиваю. Голос у Вероники Рубио мягкий и мелодичный, как ручеек по камням журчит, и что-то медовое еще. А так ужасно похож на дочкин.

Ангелок, неужели и ты умеешь говорить так мягко?

— Анхела пока сомневается. Боится меня. Я же Диего Рейес, — слегка развожу руками, как будто это может все объяснить.

Но да, может. Легенда у меня еще то паскудство.

— Можно нам обсудить друг с другом ваше предложение, господин Рейес? — опять Вероника.

Как мягкой лапкой по сердцу гладит, ведь мне глючится, что это Анхела.

— Да, конечно. Позовите обратно, когда решите. Угощайтесь.

Я оставляю их с вином и за столом, полным всякой закуски. На кухне я приплатил, чтобы повара быстро наготовили, а не плакали по Фуэнтесам.

Нет ничего лучше мелкой благодарности за все услуги, но на Рубио я не буду давить.

Выхожу в коридор и принимаю звонки.

Деревню и товар посмотрели. Там все в порядке. Флигели облазили — тоже.

Теперь из важных дел остается вскрыть сейфы Фуэнтесов. Может, шифр подобрать. Дело не быстрое, но и я уже не тороплюсь.

Разворачиваюсь и вижу обоих Рубио в коридоре. Зовут меня.

Захожу в комнату, как на гильотину.

— Мы решили, что не будем вам с Анхелой мешать. Помогать тоже не будем, раз Анхела не уверена в своих чувствах, — это Эстебан Рубио.

— Даете свое благословение? — спрашиваю, и дыхание перехватывает.

Редко я у кого-то что-то прошу. Почти никогда. Не умею просить.

— Да, Диего Рейес. Мы тебя благословляем на отношения с Анхелой. А дальше уж как у вас получится, — Вероника Рубио тепло улыбается. И отстраненно как-то.

Не мне, а своим мыслям о дочери. А тиски на моем горле потихоньку разжимаются.

Анхела не похожа на Клару, так с чего их матерям быть похожими?

— Ваша семья в любом случае будет жить в крепости. Если не возражаете.

— А где сама Анхела сейчас, что с ней?

Паскудный вопрос!

— Она немного приболела. Восстанавливается и спит. Давайте я вас к ней провожу?

Мы идем к ангелочку в «палату», и я отпускаю Мендеса и Пилар.

Вероника Рубио решает остаться с дочерью, а Эстебана я зову с собой.

— Давайте отметим благословение. А когда Анхела проснется, покормим ее, и вы все вместе поедете домой.

— А что дальше, господин Рейес?

— Диего, господин Рубио.

— Дальше, если вы одобряете, я буду действовать своими методами.

Теперь, ангелок, ты не отвертишься.

Бейся не бейся, ты — моя.

Глава 17. Серенада. Анхелика

АНХЕЛИКА

Я все еще поверить не могу, что родители меня так спокойно Рейесу отдали. Ну, то есть не отдали, но, по-видимому, простили все, что он мне сделал и еще сделает.

И даже если я расскажу маме, как все было, она решит, что это любовь.

Мол, ошалел «парень» от страсти, да еще ты его раззадоривала. А с мужчиной надо нежно, с пониманием и терпением.

А если прямо распирает, можно и поругаться, не страшно.

Папа же у меня вспыльчивый, да и мама сама не сахар. Ругаются, мирятся и дальше ладят.

Это все, конечно, хорошо для пар, которые добровольно друг друга выбрали, но я-то Рейеса не выбирала.

Диего…

Нет уж. Не могу я его так называть. Не готова.

Буду просто на «ты», чтобы не прицепился.

Мне сейчас сложно. Потому что когда я думала, что он вот-вот умрет, то с ума сходила.

А как выяснилось, что он живой и здоровый, да еще и богаче стал за счет имущества Фуэнтесов, как-то меня отпустило.

Страсть страстью, надо головой думать.

Особенно теперь, когда родители меня запросто за Рейеса отдадут.

А соседи уже и так косо смотреть не станут. Рейес же всю семью к себе забрал, и поди знай, вдруг прямо в своем особняке и поселил. С него станется.

Хотя я за все время жизни у него не поняла планировку зданий, поскольку меня водили с мешком на голове, уверена, что особняк у него есть.

А вот этот мешок я никак забыть не могу.

Пусть меня выдают замуж — я даже пойду. Только просто так Рейесу не дамся.

— Давай, Анхелика. Диего уже достаточно за тебя поволновался.

— Мам. Ты сказала нам самим разбираться? Вот я и разберусь. А если ты считаешь, что надо пойти великому господину в ноги поклониться или на пол лечь и юбку задрать, ты только скажи! — я выкрикиваю последние слова и тут же чувствую, что перегнула палку: — Прости, мам. Извини. Не люблю я его!

Она качает головой.

— Из-за неважных так не заводятся.

Все. Мамочка уверена, что я жизни не вижу без Рейеса, только признаваться себе в этом не хочу.

Она у меня очень романтичная и верит в любовь, в страсть и во все их превратности.

Любовь, как море. Любовь, как водопад — на голову падает и оглушает — в этом вся моя мама.

Я поправляю одежду, умываюсь и иду к папе с Рейесом.

Именно к папе, а не к Рейесу.

В то, что папа тоже Рейеса принял, верю.

Мамочка моя не врет, и они с папой очень часто единодушны во многих вопросах. Поспорят, поругаются, а потом приходят к согласию. И вроде не компромисс это, но что-то такое, похожее.

Папа мой пить не очень умеет, а Рейес не умеет точно.

А тут я захожу и вижу, что они на двоих приговорили бутылку вина.

Главное, чтобы Рейес от этой дозы не сошел с ума и не передумал отпускать меня с родителями.

Стоит мне войти, как он вскакивает с места и отодвигает для меня стул. Прямо одновременно, когда папа отодвигает стул маме.

Это выглядит очень странно.

А его темный взгляд обжигает мне лицо, и плечи, и руки. На груди замирает и прожигает ее насквозь. Все тело под ним горит и плавится.

Надо как-то выдержать этот сложный поздний завтрак и сбежать.

Рейес подает мне тарелку, полную лепешек, риса, мяса и овощей, и я пользуюсь этим, чтобы на него не смотреть.

А он на меня так и смотрит, как приклеенный. Даже удивительно, что при этом успевает шутить с папой и мамой.

Ну и пусть шутит. Я глаз не поднимаю.

Доедаю все, и тут Рейес заявляет:

— Увозите дочь и спрячьте ее получше. А то ночью я ее у вас украду.