Князь Света - Роджер Желязны

И снова каждый из них кричал ему, когда он проходил мимо:

— Освободите нас!

И медленно начали подтаивать ледяные грани его рассудка.

Освободите.

Множественное число. Не единственное.

Так они не говорили.

И он понял, что идет не один.

И ни одной из пляшущих, мерцающих форм не было рядом с ним.

Те, кто были в заточении, там и оставались. Освобожденные им куда-то делись.

И он карабкался вверх по высокой стене колодца, и факел не освещал ему дорогу, и, однако, он видел ее.

Он видел каждую деталь каменистой тропы, словно выбеленной лунным светом.

И он знал, что глаза его не способны на подобный подвиг.

И к нему обращались во множественном числе.

И тело его двигалось, хотя он ему этого и не велел.

Он попытался остановиться, замереть.

Он по-прежнему шел по тропе, и губы его зашевелились, складывая звуки в слова.

— Ты, как я погляжу, проснулся. Доброе утро.

На вопрос, который тут же возник у него в мозгу, незамедлительно ответил его собственный рот.

— Да; ну и как ты себя чувствуешь, когда обуздали уже тебя самого — и внутри собственного тела? Каково испытать на себе бич демонов?

Сиддхартха сформулировал еще одну мысль:

— Я не думал, что кто-нибудь из вашего племени способен приобрести контроль надо мной против моей воли — даже во сне.

— Честно признаться, — был ответ, — я тоже. Но с другой стороны, я имел в своем распоряжении объединенные силы многих из нас. Казалось, что стоит попробовать.

— А что с другими? Где они?

— Ушли. Постранствовать по свету, пока я не призову их.

— Ну а те, которые остались обузданными? Если ты подождешь, я мог бы освободить и их.

— Какое мне до них дело? Я-то теперь свободен и снова при теле! На остальное наплевать!

— Значит, как я понимаю, твое обещание помощи ничего не стоит?

— Не совсем, — ответил демон. — Мы вернемся к этому, ну, скажем, через если не белый, то желтый месяц. Мне твоя идея весьма по душе. Чувствую, что война с богами окажется замечательным развлечением. Но сначала я хочу насладиться плотскими радостями. Неужели ты поскупишься на небольшое развлечение для меня — после веков скуки в тюрьме, в которую ты же меня и засадил?

— Поскуплюсь я на такое использование моей личности.

— Как бы там ни было, придется тебе на время с этим примириться. К тому же у тебя будет возможность насладиться тем, чем наслаждаюсь я, так почему бы тебе спокойно не воспользоваться этим?

— Так ты утверждаешь, что намерен-таки воевать против богов?

— Да, в самом деле. Жалко, я сам не додумался до этого в стародавние времена. Быть может, мы бы тогда избежали обуздания. Может быть, в этом мире не было бы больше богов и людей. Мы же никогда не склонялись к согласованным действиям. Независимость духа для нас естественный спутник личной независимости. Каждый сражался сам за себя в общем столкновении с человечеством. Я вождь — да, это так, но лишь потому, что я старше, сильнее и мудрее остальных. Они приходят ко мне за советом, они служат мне, когда я им прикажу. Но я никогда не отдавал им приказов в битве. Ну а теперь — позже — буду. Новшество очень хорошо поможет против заунывной монотонности.

— Советую тебе не ждать, ибо никакого «позже» не будет, Тарака.

— Почему же?

— Когда я шел к Адову Колодезю, гнев богов носился в воздухе, клубился у меня за спиной. Теперь в мире затерялось шестьдесят шесть демонов. Очень скоро почувствуют боги ваше присутствие. Они сразу поймут, кто это сделал, и предпримут против нас определенные шаги. Элемент неожиданности будет потерян.

— Бились мы с богами в былые дни…

— Но это уже не былые дни, Тарака. Боги теперь сильнее, намного сильнее. Долго был ты обуздан, и все эти века возрастала их мощь. Даже если ты впервые в истории поведешь в битву настоящую армию ракшасов, а я поддержу тебя могучей армией людей, даже и тогда не будет никакой уверенности в том, кто победит. И если ты сейчас промедлишь, то упустишь свои шансы.

— Мне не нравится, когда ты говоришь со мной об этом, Сиддхартха, ибо ты беспокоишь меня.

— К этому я и стремлюсь. Пусть ты и могуч, но когда ты встретишь Красного, он выпьет из тебя глазами всю твою жизнь. И он придет сюда, к Ратнагари, ибо он преследует меня. Появившиеся на свободе демоны — указка, подсказывающая ему, куда идти. И он может привести с собой и других. Тогда может статься, что даже все вы не окажетесь для них достойным соперником.

Демон не отвечал. Они уже вылезли из колодца, и Тарака, отмерив последние две сотни шагов, добрался наконец до огромной двери, которая теперь была распахнута настежь. Он выбрался на наружную площадку, поглядел с нее вниз.

— Ты сомневаешься в могуществе ракшасов, Бич? — спросил он. — Смотри же!

И он шагнул с площадки.

Они не упали.

Они поплыли, как те листья, что он бросил вниз — давно ли?

Вниз.

Они приземлились прямо на тропинку, преодолев по воздуху полпути вниз, с горы, называемой Чанна.

— Я не только укротил твою нервную систему, — объявил Тарака, — но и пропитал все твое тело, окутал его энергией самого своего бытия. Так что присылай ко мне этого Красного, который выпивает жизнь глазами. Я с удовольствием встречусь с ним.

— Хоть ты и можешь разгуливать по воздуху, — ответил Сиддхартха, — говоришь ты вещи весьма опрометчивые.

— Недалеко отсюда, в Паламайдзу, находится двор Князя Видегхи, — сказал Тарака, — я присмотрелся к нему на обратном пути с Небес. Как я понял, он обожает игру. Стало быть, туда и держим путь-дорогу.

— А если поиграть явится и Бог Смерти?

— И пусть! — вскричал Тарака. — Ты перестал забавлять меня, Бич. Спокойной ночи. Спи дальше!

И на него опустилась легкая, как вуаль, темнота и гнетущая, словно свинцовая, тишина; первая из них сгущалась, вторая рассеивалась.

От следующих дней остались лишь яркие фрагменты.

До него доходили обрывки разговоров или песен, красочные виды галерей, комнат, садов. А однажды он заглянул в подземный застенок, где на дыбе корчились люди, и услышал собственный смех.

А между этими видениями его посещали сны, подчас смыкающиеся с явью. Их освещало пламя, их омывали слезы и кровь. В полутемном бескрайнем соборе он бросал кости, и были это светила и планеты. Метеоры высекали пламя у него над головой, кометы вычерчивали пылающие дуги на черном стекле свода. К нему сквозь страх пробилась вдруг вспышка радости, и он знал, что хотя эта радость в основном принадлежала не ему, была в ней и его частичка. Ну а страх, тот весь был его.

Когда Тарака выпивал слишком много вина или валялся, запыхавшись, на своем широком и низком ложе в гареме, его хватка, тиски, которыми он сжимал украденное тело, слабела. Но слаб еще был и Сиддхартха, разум его не оправился от ушиба, контузии, а тело было либо пьяным, либо обессиленным; и он знал, что не пришло еще время оспорить владычество повелителя демонов.