Князь Света - Роджер Желязны

Осторожно спускался он по этой тропе. Слева от него была стена. Справа — ничего.

Прошло, как ему показалось, века полтора, и он увидел далеко под собой крошечный мерцающий огонек, висящий прямо в воздухе.

Изгиб стены, однако, продолжал искривлять его путь, и вскоре светлячок этот оказался уже под ним и чуть-чуть правее.

Еще один поворот тропы, и он замигал прямо по ходу.

Когда он проходил мимо ниши в стене, в которой таилось пламя, в мозгу у него вскричал неведомый голос:

— Освободи меня, хозяин, и я положу к твоим ногам весь мир!

Но он даже не замедлился, даже не взглянул на подобие лица, промелькнувшее внутри ниши.

В океане мрака, раскинувшемся у его ног, теперь были видны и другие огоньки, с каждым шагом плавало их во тьме все больше и больше.

Колодец продолжал расширяться. Он наполнился сверкающими, мерцающими словно пламя огнями, но это не было пламя; наполнился формами, лицами, полузабытыми образами. И из каждого, когда он проходил мимо, поднимался крик:

— Освободи меня! Освободи меня!

Но он не останавливался.

Он спустился на дно колодца и пересек его пробираясь между обломками камней и скал, перешагивая через змеящиеся в каменном полу трещины. Наконец, он добрался до противоположной стены, перед которой плясало огромное оранжевое пламя.

При его приближении стало оно вишневым, а когда он остановился перед ним, — синим, как сердцевина сапфира.

Вдвойне было оно выше, чем он; оно пульсировало, колебалось; иногда оттуда в его направлении вырывался язык пламени, но тут же втягивался назад, словно натыкаясь на невидимый барьер.

Спускаясь, он миновал уже бесчисленное множество огней, и однако он знал, что еще больше таится их в пещерах под дном колодца.

Каждый огонь, мимо которого проходил он по пути вниз, взывал к нему, пользуясь своими собственными средствами коммуникации, и в мозгу его назойливо бились одни и те же слова: запугивающие и умоляющие, обещающие все на свете. Но из этого, самого большого синего пламени не донеслось ни слова. Никакая форма не изгибалась, не вращалась, дразня лживыми посулами, в его ослепительной сердцевине.

Он зажег новый факел и воткнул его в расщелину между двух скал.

— Итак, Ненавистный, ты вернулся!

Слова падали на него, как удары плети. Взяв себя в руки, он взглянул прямо в синее пламя и спросил в ответ:

— Тебя зовут Тарака?

— Тому, кто заточил меня здесь, следовало бы знать, как меня зовут, — пришли в ответ слова. — Не думай, Сиддхартха, что коли ты носишь другое тело, то можешь остаться неузнанным. Я смотрю прямо на потоки энергии, которые и составляют твое существо, а не на плоть, которая маскирует их.

— Ясно, — ответил тот.

— Ты пришел посмеяться надо мной в моем заточении?

— Разве смеялся я над тобой во дни Обуздания?

— Нет, ты не смеялся.

— Я сделал то, что должно было быть сделано для безопасности моего народа. Мало было людей, и слабы они были. Твоя же раса набросилась на них и их бы уничтожила.

— Ты украл у нас наш мир, Сиддхартха. Ты обуздал и приковал нас здесь. Какому новому унижению собираешься ты подвергнуть нас?

— Быть может, найдется способ кое-что возместить.

— Чего ты хочешь?

— Союзников.

— Ты хочешь, чтобы мы вступили на твоей стороне в борьбу?

— Именно.

— А когда все закончится, ты вновь попробуешь заточить нас?

— Нет, если до того нам удастся прийти к приемлемому соглашению.

— Назови свои условия, — сказало пламя.

— В былые дни твой народ разгуливал — видимый или невидимый — по улицам Небесного Града.

— Да, так оно и было.

— Теперь он укреплен значительно лучше.

— В чем это выражается?

— Вишну-Хранитель и Яма-Дхарма, Повелитель Смерти, покрыли все Небеса — а не только Град, как было в стародавние времена, — каким-то, как говорят, непроницаемым сводом.

— Непроницаемых сводов не бывает.

— Я повторяю только то, что слышал.

— В Град ведет много путей, Князь Сиддхартха.

— Отыщи мне их все.

— Это и будет ценой моей свободы?

— Твоей личной свободы — да.

— А для других из нас?

— В обмен на их свободу вы все должны согласиться помочь мне в осаде Града — и взять его.

— Освободи нас, и Небеса падут!

— Ты говоришь за всех?

— Я Тарака. Я говорю за всех.

— А какую гарантию ты, Тарака, дашь, что этот договор будет выполнен?

— Мое слово? Я был бы счастлив поклясться чем-либо, только назови.

— Готовность клясться чем угодно — не самое обнадеживающее качество, когда идет торговля. К тому же, твоя сила в любой сделке становится слабостью. Ты настолько силен, что не можешь гарантировать любой другой силе контроль над собой. Ты не веришь в богов, которыми мог бы поклясться. В чести у тебя только игорные долги, но у нас здесь для игры нет ни мотивов, ни возможностей.

— Но ты же обладаешь силой, способной контролировать нас.

— По отдельности — возможно. Но не всех сразу.

— Да, это и в самом деле сложная проблема, — сказал Тарака. — Я бы отдал за свободу все, что имею, но имею я только силу — чистую силу, по самой своей сути непередаваемую. Большая сила могла бы подчинить ее, но это не выход. Я и в самом деде не знаю, как дать тебе достаточные гарантии, что я выполню свои обещания. На твоем месте я бы ни за что не доверил мне.

— Да, налицо некая дилемма. Ладно, я освобожу тебя — тебя одного, — чтобы ты слетал на Полюс и разведал все, что касается защиты Небес. Я же в твое отсутствие еще поразмыслю над этой проблемой. Призадумайся и ты, и, может быть, когда ты вернешься, мы сумеем заключить взаимовыгодное соглашение.

— Согласен! Сними же с меня это проклятие!

— Узнай же мою мощь, Тарака, — сказал пришелец. — Коли я обуздал тебя, так могу и отпустить — вот!

И пламя вскипело, выплеснулось от стены вперед.

Оно скрутилось в огненный шар и принялось бешено кружить по колодцу, напоминая собой комету; оно пылало, как крохотное солнце, разгоняя вековечный мрак; оно беспрерывно меняло свой цвет, и скалы сверкали то жутко, то заманчиво.

Затем оно нависло над головой того, кого звали Сиддхартхой, обрушив на него пульсирующие слова:

— Ты не можешь себе представить, как приятно вновь ощущать свободу. Я хочу еще раз испытать твою мощь.

Человек внизу пожал плечами.

Огненный шар начал сжиматься. Хотя он и светился все ярче, было это не накопление сил, а, скорее, некое усыхание; он словно сморщился и медленно опустился на дно колодца.

Подрагивая, он остался лежать там, будто опавший лепесток некого титанического цветка; потом его начало медленно относить по полу в сторону, и в конце концов он опять очутился в своей прежней нише.