Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ганима перебила брата.
— Алия, я могу показать тебе…
— Нет! — это слово было словно выдавлено из Алие помимо ее воли. Грудь ее тяжко вздымалась, изо рта начали вещать разные голоса. Они были бессвязны, ругань перемежалась с мольбами.
— Смотрите! Почему вы не слушали? — И снова: — Зачем вы это делаете? Что происходит?
Зазвучал еще один голос:
— Остановите их! Пусть они остановятся!
Джессика закрыла глаза, чувствуя, что Фарад'н крепко держит ее за локоть.
Алия же продолжала неистовствовать.
— Я убью вас!
С ее уст срывались непристойные ругательства.
— Я выпью вашу кровь!
Слова разных языков сливались, образуя невнятную какофонию непонятных звуков.
Сгрудившиеся в проходе охранники в ужасе складывали пальцы в знак червя против порчи и нечистой силы. Алия была одержима!
Лето остановился и покачал головой. Потом подошел к окну и тремя ударами выбил стекло, которое не могло разбить, казалось бы, ничто на свете.
На лице Алие появилось лукавое выражение. Джессика услышала какую-то пародию на Голос Бене Гессерит.
— Эй, вы все! Стойте где стоите!
Джессика открыла глаза и опустила мокрые от слез руки. Алия перекатилась на колени и вскочила на ноги.
— Разве вы не знаете, кто я? — спросила она. Это был ее старый голос, голос той сладостной, юной Алие, которой больше не существовало.
— Что вы на меня так смотрите? — она повернулась к Джессике и жалобно посмотрела ей в глаза. — Мама, пусть они остановятся.
В ответ объятая страхом Джессика могла только отрицательно покачать головой. Все предупреждения старого Бене Гессерит оказались правдивыми. Она посмотрела на стоявших бок о бок возле Алие Лето и Гани. Но что значили эти предупреждения для бедных близнецов?
— Бабушка, — сказал Лето, и в его голосе послышалась мольба, — мы должны провести Суд Одержимых?
— Кто ты такой, чтобы говорить о суде? — спросила Алия голосом раздраженного мужчины, властного чувственного мужчины, который умер, потакая себе во всем.
Лето и Ганима одновременно узнали этот голос. Старый барон Харконнен. Ганима услышала, как этот голос начинает звучать и в ее сознании, но мать была начеку и захлопнула внутренние ворота подсознания.
Джессика молчала.
— Тогда решение за мной, — произнес Лето, — но выбор я предоставляю тебе, Алия. Суд Одержимых или… — он кивнул головой в сторону окна.
— Кто ты такой, чтобы предоставлять мне выбор? — спросила Алия голосом старого Харконнена.
— Демон! — не выдержала Ганима. — Пусть она сама решает свою судьбу.
— Мама, — взмолилась Алия голосом маленькой девочки. — Мама, что они делают? Что они хотят от меня? Помоги мне.
— Помоги себе сама, — приказал Лето. В какой-то миг он разглядел прежнюю Алию в выражении ее глаз, но видение тотчас исчезло. Тело ее двигалось, она деревянной походкой продолжала идти, как марионетка. Она шаталась, спотыкалась, отклонялась в сторону, но неумолимо приближалась к цели — к выбитому окну.
Теперь с ее губ вновь слетали слова, выкрикиваемые бароном Харконненом.
— Остановись! Остановись, говорю! Прекрати это! Да приди же наконец в себя! — Алия схватилась за голову и шагнула к подоконнику. Голос барона продолжал вопить свое. — Не делай этого. Остановись, и я помогу тебе. Слушай, у меня есть план. Остановись, говорю! Постой!
Но Алия оторвала руки от головы, схватилась за сломанный переплет окна, встала на подоконник и спрыгнула вниз. Падая, она не издала ни единого звука.
Было слышно, как ахнула толпа внизу, и раздался резкий стук от падения тела на ступени храма.
Лето посмотрел на Джессику.
— Мы же говорили тебе: «Пожалей ее».
Джессика отвернулась и зарылась лицом в тунику Фарад'на.
~ ~ ~
Допущение того, что целостную систему можно заставить работать лучше, если воздействовать на ее сознательные, разумные элементы, выдает опасное невежество. Этот невежественный подход весьма характерен для тех, кто называет себя учеными и технологами.
«Бутлерианский джихад» Харк аль-Ада— Он бегает по ночам, кузен, — сказала Ганима. — Он бегает. Ты не видел, как он бегает?
— Нет, — ответил Фарад'н.
Они с Ганимой ожидали аудиенции у дверей маленькой Залы Аудиенций Цитадели, где Лето назначил им встречу. В стороне стоял Тиеканик, который неловко чувствовал себя в обществе госпожи Джессики, пребывавшей последнее время в каком-то ином мире. Прошло меньше часа после утренней трапезы, но машина была уже запущена на полные обороты. Были отправлены сообщение в Гильдию и послания в ОСПЧТ и Совет Земель.
Фарад'ну было очень трудно понять этих Атрейдесов. Госпожа Джессика предупреждала его о некоторых особенностях, но реальность тем не менее озадачивала Фарад'на. Все еще говорили об обручении, хотя политические основания ее, кажется, потеряли свою силу. Лето наследует трон — в этом практически никто не сомневался. Придется, правда, для этого удалить с него живую кожу… но это может и подождать.
— Он бегает, чтобы довести себя до изнеможения, — продолжала между тем Ганима. — Он — воплощенный Крализек. Я видела, как он перелетает с дюны на дюну. Он бежит, бежит и бежит. Никакой ветер не может догнать его. Когда же он наконец устает, то возвращается и отдыхает, положив голову ко мне на колени. «Попроси нашу маму, чтобы она нашла для меня способ умереть», — просит он меня.
Фарад'н с удивлением воззрился на Ганиму. Прошла неделя после беспорядков на Храмовой Площади, Убежище жило в странном ритме, какие-то таинственные люди появлялись и исчезали; приходили тревожные сведения о боях, которые развернулись где-то за Защитным Валом. Эти истории рассказывал Тиеканик, бывший сейчас одним из военных советников.
— Я не совсем понимаю тебя, — сказал Фарад'н. — Найти для него способ умереть?
— Он просил подготовить тебя, — ответила Ганима. Уже не первый раз она поражалась невероятной наивности этого принца Коррино. Было ли это делом рук Джессики или Фарад'н был таким от рождения?
— К чему?
— Дело в том, что Лето перестал быть человеком, — ответила Ганима. — Вчера ты спросил его, когда он собирается снять с себя живую кожу. Никогда. Теперь она — часть его, а он — часть ее. Лето подсчитал, что впереди у него около четырех тысяч лет, после этого произойдет метаморфоз, который его уничтожит.
У Фарад'на от волнения пересохло в горле.
— Ты понял, почему он бегает?
— Но если он будет жить так долго и…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});