23000 - Владимир Сорокин

Ольга бежала по коридору, шлепая босыми ногами по теплому пластику пола. Рядом бежали другие, сталкиваясь и чертыхаясь. Впереди коридор раздваивался, там уже в замешательстве толпились, лихорадочно решая, куда бежать. Кто-то пробормотал слово «лифт», махнув направо, многие побежали туда, а Ольга вдруг заметила на полу редкие капли крови. Они вели налево.

«Русские! – мелькнуло в голове. – Раненый! В него стреляла охрана…»

Почему-то она была уверена, что русские знают, куда бежать. Она кинулась налево. Такой же коридор, но без дверей, тянулся недолго и снова раздваивался. Кто-то бежал за Ольгой, кто-то впереди. Красные капли снова повели налево, Ольга свернула и столкнулась с группой бывших узников, избивающих двух китаянок в белых халатах. Те даже не сопротивлялись. Рядом с ними на полу лежали опрокинутые тележки с чашками, термосами и какими-то пластиковыми банками.

– Лифты здесь! – раздался впереди крик Сергея. – Сюда!

Через спины, руки и лица Ольга увидела в конце коридора три стальные кабины большого лифта. На дверях кабин виднелось одинаковое изображение – красное сердце в окружении двух ледяных молотов. Бросив бездыханных китаянок, все побежали к кабинам. Одним из первых бежал, прихрамывая, Сергей с захваченным пистолетом в руках. Ольга кинулась туда же. Но вдруг двери кабин открылись, в них показались охранники с автоматами наизготовку. Передние из них уже стояли на коленях, чтобы не мешать стрелять задним. Что-то выкрикнули по-китайски, и автоматные очереди слились в один продолжительный залп. Ольга замерла, видя, как пули буквально скосили бегущих перед ней. Светловолосые полуодетые люди, прошитые пулями, валились на пол. Пули свистели вокруг, рикошетили от стен, доносили с собой до Ольги крохотные капли крови и кусочки тел, но сами пока не попадали в Ольгу.

«Вот и все… – мелькнуло в голове. – Сейчас и мне достанется…»

Холодея от ужаса, Ольга кинулась вправо, ежесекундно всем телом ожидая свою пулю. Справа была распахнута дверь, из которой, вероятно, на свое несчастье, и выехали с тележками две китаянки. Изнемогая, оступаясь и падая, Ольга вцепилась рукой в косяк, оттолкнулась ногами от пола, понимая, что не успеет – слишком густо свистели пули вокруг. Но сзади кто-то с силой пнул ее коленом, вталкивая в дверь, и сам влетел следом, сбил с ног.

Ольга покатилась по гладкому полу.

Дверь громко захлопнулась. И сразу стало почти тихо. Только слышно было, как за дверью черноволосые люди с раскосыми глазами продолжают убивать голубоглазых и светловолосых. Ольга вскочила на четвереньки, оглянулась. У двери во весь свой богатырский рост стоял Бьорн. Бледный, с полуоткрытым от ужаса ртом, он упирался спиной в дверь.

– Ликтстольпен! – истерично хохотнула Ольга, вскакивая. – Мамочка… мама… мамуля…

Бьорн оглянулся по сторонам:

– Лифт! Еще лифт!

Ольга тоже огляделась. Они оказались в большом помещении, как она поняла, смежном с их «собачьим» цехом. Здесь стояли длинные металлические столы, низкие металлические шкафы, большой стеклянный шкаф, а в нем – метровая собачья голова из пластика. Собака радостно вываливала из пластикового рта алый язык. Внизу на шкафу лепились красно-золотые иероглифы с восклицательным знаком. А чуть поодаль, в стенном углублении, виднелась квадратная дверь большого грузового лифта.

– Туда! – крикнула Ольга, бросаясь к лифту.

Бьорн, как сомнамбула, оттолкнулся от двери и бросился следом, в два прыжка обгоняя Ольгу. Его ручища, забрызганная чьей-то кровью, с размаху вдавила черную кнопку вызова лифта. И тут же толстые двери стали послушно раздвигаться, словно только и ждали ладони Бьорна. Лифт был вместительный.

– Чудо! – выдохнула Ольга и прыгнула в лифт, опережая Бьорна.

Что-то пробормотав по-шведски, он вскочил следом. Слева в панели торчали две кнопки – красная сверху, черная – пониже. Справа во всю стену висел плакат с изображением все той же веселой собаки с вывалившимся языком; только помимо восклицающих иероглифов рядом с собакой стояла небольшая, но очень счастливая китайская семья, улыбающийся глава которой держал в вытянутой руке какой-то флакон.

Ольга надавила на красную кнопку.

Лифт плавно пошел наверх.

Глаза Бьорна и Ольги встретились.

– Ликтстольпен… – снова повторила Ольга, прикрыла свой рот ладонью и истерично затрясла головой.

В глазах ее сверкнули слезы.

Бьорн неловко взял ее за плечи.

– Ты знал? – спросила она.

– Не совсем… – пробормотал он. – Русские сказали только американцам и немцам.

– Свиньи! – всхлипнула Ольга. – Это я отдала им ключ. А они даже не предупредили меня…

– Русский анархизм… Братья… как это… Карманазовы, да? – попытался пошутить Бьорн.

– Карамазовы, Ликтстольпен… – пробормотала Ольга, осматриваясь в лифте.

Кабина скоро остановилась. Двери открылись. Перед Бьорном и Ольгой распахнулось полуосвещенное, но довольно просторное помещение, напоминающее цех фармацевтического завода. Тут стояли ряды столов со стульями, вдоль стен выстроились стеллажи и металлические шкафы, висел громадный портрет все той же собаки в окружении уже двух семейств, в восторге тянущих к ней флаконы, и… Ольга увидела окно с предрассветным небом и бледной полной луной. Небо было настоящее, луна за ним – тоже. Это вызвало у Ольги новый слезоточивый спазм:

– Бьорн! Мы наверху!

Бьорн, не слушая ее, двинулся в глубь цеха. Цех был пуст. Бьорн подошел к большому стальному шкафу с широкой дверью. Потянул дверь за ручку. Она открылась. Внутри оказался холодильник, заваленный охлажденными… собачьими ногами. Каждая нога была ободрана. Подбежала Ольга. Они молча уставились на кучу собачьих ног. Вероятно, из этих ног и делали в этом цехе нечто, чему так радовались отцы китайских семейств…

«Сучья лапа»… – вдруг вспомнила Ольга забытое русское ругательство.

Бьорн захлопнул холодильник. Ольга побежала к двери цеха, дернула за ручку: заперто. Снова подбежала к окну: третий этаж. Невысоко. Но окна глухие.

– Как выбраться? – Она шлепнула по стеклу, за которым таяла луна, уступая место солнцу.

Бьорн сдвинул в сторону дверь высокого стеллажа. Открылись полки, заставленные картонными ящиками с изображением собаки. Один ящик был не запечатан. Из него торчали те же самые флаконы.

– Лифт идет только вниз… А где у них туалет? – Бьорн вертел головой.

– Ты хочешь? – нервно усмехнулась Ольга.

Он увидел четыре узкие двери в углу. Подбежал, стал открывать, заглядывать. За двумя дверьми оказались туалеты, третья была завалена пачками этикеток для флаконов, а в четвертой стояли швабры, лестница-стремянка и пластиковые ведра.

– Ничего! – Бьорн зло захлопнул дверь. Но вдруг замер, глянул наверх: над этой дверью по потолку проходила широкая серебристая труба воздуховода, раздваивающаяся на середине и заканчивающаяся двумя широкими раструбами-воздухозаборниками.

– Постой-ка… – Бьорн распахнул дверь, подхватил стремянку, поставил, влез и со всего маху ударил своим кулачищем по трубе.

Воздуховод, сделанный из тонкого серебристого металла, прогнулся под кулаком Бьорна.

– Вау! – Ольга хлопнула себя по бедрам. – Поняла! Все поняла!

Она схватила одну из швабр, отсоединила рукоятку, кинула Бьорну:

– Давай!

Бьорн, промяв трубу тремя богатырскими ударами, вставил палку в щель между сегментами, нажал и легко раздвинул колена трубы. Ухнув железом, свободная часть трубы повисла и закачалась над головой Ольги. А в основном патрубке открылась большая круглая дыра, уводящая в стену.

– У тебя клаустрофобии нет? – спросил Бьорн, спрыгивая со стремянки.

– Не знаю… У меня боязнь высоты была.

– Тут… невысоко.

Он подхватил Ольгу, поднял как пушинку, поставил на стремянку, подсадил – и она влезла в трубу.

– Как там? – спросил он, оглядываясь на окна.

– Темно! – отозвалась Ольга из трубы. – Лезь за мной!

Она осторожно поползла вперед.

Бьорн влез по стремянке и скользнул в трубу вслед за Ольгой. Труба зашаталась на подвесных кронштейнах, но они выдержали. Ольга ползла первой. Труба была широкой и теплой. Воздух по ней не шел, – вероятно, его отсасывали из цеха только во время работы. В трубе было душновато. А впереди пока было темно. Ольга осторожно ползла. Бьорн полз за ней.

– Темнота… но надо, надо, – боязливо бормотала Ольга, успокаивая себя. – Ликтстольпен… надо было тебе полезть первым… ты же Ликтстольпен, а значит… у тебя… у тебя – лампочка в голове…

– Что? – громко прошептал Бьорн.

– Пока – ничего! – ответила она.

Он ободряюще коснулся ее щиколотки.

Ольга проползла метров пятнадцать, свернула налево и уперлась в мелкую решетку, сквозь которую пробивался неяркий свет. Она осторожно приблизила свое лицо к решетке. Сквозь нее был виден большой зал, уставленный высокими деревянными ящиками, приготовленными к отгрузке. На ящиках была оттиснута все та же собачья голова. Посреди зала стояли два автопогрузчика.