Стальной блеск мечты (СИ) - Аларина Евгения

И вот теперь Соланж с прискорбием должна была согласиться, что пожинает горькие плоды собственного нежелания знать и говорить правду. Оставалось только надеяться на то, что нынешнее неприятное положение дел ещё может измениться к лучшему.

Глава 7

После приснопамятной дуэли в жизни Юнис хватало всякого: и хорошего, и плохого, но, если разобраться, радостей, пожалуй, всё-таки было больше. Самое главное: графиня Соланж, вопреки ожиданиям, не стала ругать девушку за скандальную выходку. Юнис опасалась, что, как только её состояние улучшится, её ждёт долгий и пренеприятный разговор с приёмной матерью. Откровенно говоря, девушка понятия не имела, что в таком случае скажет в своё оправдание. Теперь вся авантюра с дуэлью казалась ей совершенно нелепой, и она весьма остро осознавала, насколько шатким был весь план целиком и каждая из его составляющих, в частности. Её жалкая маскировка, неспособность спровоцировать дуэль и недостаточный уровень владения шпагой — с такими задатками просто чудо, что всё в итоге получилось, как надо. Причём чудо в буквальном смысле, если вспомнить про магию Анселя. Но как объяснить матушке, что было у неё в голове, да ещё так, чтобы не выставить виноватым во всём своего друга? Ответа на этот вопрос найти никак не удавалось. Стараясь отложить момент объяснений, Юнис даже некоторое время делала вид, что чувствует себя несколько хуже, чем обстояли дела в действительности. Справедливости ради, семейный доктор, мэтр Глешен, в полной мере ей в этом подыгрывал. Явно не привыкший лечить ранения холодным оружием у юных дев и взволнованный всей необычностью ситуации, он предпочел перестраховаться где только можно и замучил Юнис поистине драконовскими предписаниями. Терпеть многочисленные запреты и ограничения было почти невыносимо, но зато графиня Соланж, проникнувшись серьёзностью положения, изо всех сил старалась ничем не расстроить Юнис. Напротив, она проводила долгие часы у постели больной, скрашивая скуку, стремясь развеселить и подбодрить девушку, так что та прониклась в ответ горячей благодарностью и клятвенно себе обещала больше никогда не расстраивать матушку, что бы ни случилось. Когда Юнис, наконец, со всей очевидностью пошла на поправку, возникшая между двумя женщинами близость никуда не исчезла, а тот разговор, которого так боялась девушка, так никогда и не состоялся.

По правде говоря, ещё больше неприятных объяснений с матушкой, Юнис боялась обнаружить, что её план не сработал, и несмотря на все её ухищрения, маркиз не оставил своих намерений жениться на вдовой графине, а та вынуждена будет покориться его желанию. Впрочем, эта угроза тоже, как оказалось, не имела ничего общего с реальностью. По слухам, Грайн Овери тяжко страдал от полученных ран, а может, просто воспользовался своими ранениями как удовлетворительным поводом для того, чтобы не появляться в обществе. Подробности пресловутой дуэли смаковали повсюду, и можно было не сомневаться, что, оказавшись в свете, маркиз подвергнется шквалу вопросов, которые окажется одинаково неприятно слышать из уст как сочувствующих друзей, так и злорадствующих недоброжелателей. А уж сколько якобы невинных дружеских шуток и колких замечаний, как будто не предназначенных для его ушей, бедолаге пришлось бы вытерпеть! Ходили даже слухи, что сам его величество король, выслушав подробный рассказ о скандальном поединке и предшествовавших ему обстоятельствах, громко рассмеялся, нимало не смущаясь, обозвал своего сокольничего ослом и даже собственной монаршей рукой изобразил жест, символизирующий длинные уши упомянутого животного. Посему его светлость благоразумно соблюдал постельный режим и принимал у себя лишь самых близких людей, о визитах же к Пилларам не могло быть и речи. Поговаривали, что маркиз Игис намерен, как только позволит здоровье, досрочно, не дожидаясь конца сезона, уехать в своё поместье, где его якобы дожидаются какие-то неотложные дела. Собирая все эти сведения, Юнис в душе ликовала, празднуя свою победу над коварным врагом.

Все эти, без сомнения, приятные события омрачались для девушки тем, что и сама она не имела никакой возможности поучаствовать в светской жизни столицы. Отчасти это было даже хорошо, ведь Юнис отнюдь не улыбалось в свою очередь стать объектом перешёптываний и досужих вымыслов. Но всё же необходимость проводить дни в постели, вместо того чтобы веселиться и танцевать в своё удовольствие, когда на носу Обретенье, очень тяготила девушку. Больше всего ей было жалко маскарада у Динкелладов, ведь это мероприятие в силу уже самой своей сути позволило бы насладиться всеми прелестями праздника, оставаясь неузнанной. Да и вообще в доме Золотого Герцога Юнис чувствовала себя так комфортно, как нигде больше, и почему-то была уверена, что именно там никто не станет ей докучать неприятными разговорами. Тем не менее, она не посмела даже заикнуться о том, чтобы посетить это великолепное празднество, ведь со времени дуэли не прошло к тому моменту ещё и десяти дней. Вместо этого Юнис утешалась мыслями о том, что её страдания не пропали втуне.

Что же до самого праздника Обретенья, который, как известно, положено отмечать дома в узком семейном кругу, то он прошёл просто замечательно и по-настоящему порадовал девушку. По такому случаю доктор Глешен вынужден был разрешить больной некоторые послабления, которые, в отсутствие самого эскулапа и при молчаливом попустительстве графини Соланж, превратились в настоящее торжество свободы. Всевозможные сладости, орехи и печенья, по которым Юнис успела истосковаться за время своей болезни и сопутствовавших ей ограничений, казались в тот день особенно восхитительными на вкус. Соланж поначалу пыталась вести счёт стаканам горячего пунша, которые достались Юнис, чтобы не допустить злоупотреблений, но потом бросила это занятие, ведь волшебный напиток заставлял щёки её дочери алеть здоровым румянцем, а голос наполняться неприкрытой заразительной радостью.

Ансель, которого женщины в один голос упрашивали исполнить на празднестве роль Капитана, сперва принялся было ворчать о том, что его, похоже, всё время путают с каким-то ярмарочным фокусником, но вскоре не выдержал напора и сдался. А уж согласившись на эту авантюру, маг подошёл к вопросу со всем возможным тщанием. Он не просто надел обычный в таких случаях костюм, который традиционно состоит из шляпы, бороды и огромной капитанской трубки. Нет, Ансель с помощью какого-то заклинания добился полного превращения: перед восторженными зрителями предстал пожилой человек в причудливых старинных одеяниях, с обветренным и загорелым от долгого пребывания в море лицом. Борода и трубка, разумеется, тоже были при нём — какой же Капитан без этих обязательных атрибутов. Впрочем, на изменении собственной внешности Ансель и не думал останавливаться, применяя в тот вечер магию направо и налево. Так, каждый из собравшихся на празднике домочадцев готов был поклясться, что и впрямь слышит свист ветра и шум волн, как будто они в самом деле плывут на корабле по штормовому зимнему морю, а не находятся в празднично украшенной зале. И когда помощник конюха, наряженный юнгой и вознесённый, опять же не без помощи колдовства Анселя, под самый потолок, где он хватался за люстру, словно за мачту корабля, во всё горло завопил: «Земля! Земля!», все присутствующие разразились совершенно искренними криками радости и восторга. Отряд кухонных мальчишек по команде толстого старшего повара дал стройный залп из хлопушек, засыпав всё вокруг целыми сугробами разноцветных конфетти. Юнис и некоторые из слуг, одетые во всевозможные живописные лохмотья, лихо сплясали танец аборигенов, приветствующих прибытие Капитана. Тот же, пыхая трубкой, вместе со своими помощниками в костюмах моряков щедро одаривал всех гостей праздника красиво упакованными подарками и добрыми пожеланиями. Юнис, которая приняла немалое участие в придумывании и украшении даров, вертелась повсюду, наблюдая, как тот или иной из домочадцев разворачивает перетянутый яркой лентой сверток, по-детски радовалась, если становилось очевидно, что она угадала с подарком.