Рождённый в сраженьях... - Михаил Каштанов

Вызов в Москву пришелся на апрель. Просто приехал из Пскова нарочный и под роспись вручил пакет. «С получением сего…» и так далее. Только прибыть предлагалось в Наркомат и к первому заместителю наркома. Собраться — только подпоясаться, и с богом, как говорится.

10 апреля 1931 года к перрону Ленинградского вокзала Москвы подошел скорый поезд Ленинград — Москва. Когда паровоз, окутавшись паром, издал короткий басовитый гудок, круглые часы на башне вокзала отбили 9 часов утра. Из двери классного купейного вагона, открытой услужливым проводником, на перрон сошел стройный молодой командир. От всей его сухощавой, но жилистой фигуры ощутимо веяло скрытой силой и решительностью, поэтому шустрые малолетние представители неистребимой московской шпаны, обратившие внимание на новый кожаный чемодан приехавшего, спрятались за стоящий в конце перрона киоск с газированной водой. Молоденькая продавщица киоска вначале с опаской следившая за малолетками, теперь, не отрывая глаз, смотрела на подходившего военного. Она заморгала глазами, когда командир, проходя мимо киоска, заглянул в окошко и подмигнул ей.

На выходе из здания вокзала командир остановился, закурил, и подождал комендантский патруль, спешащий к нему через площадь.

— Старший лейтенант Слащев Александр Яковлевич, — прочитал начальник патруля протянутые удостоверение личности и командировочное предписание.

— Как добраться до наркомата знаете? — спросил он, возвращая документы и с интересом разглядывая знаки различия командира.

— Да, спасибо. Я жил в Москве. Вот только не знаю, на трамвае я туда доберусь? Слышал, что новые линии открылись. Но какие, куда?

— Можно. Станция «Краснопресненская». От нее до наркомата 15 минут пешком. Остановка вот, видите? Крытый павильончик, — начальник патруля показал через площадь на покрытый гофрированной жестью небольшой павильон, внутри которого были видны массивные скамейки:- Проезд стоит пятнадцать копеек.

Пока продавщица, преодолевая смущение, отсчитывала ему пятаки, Слащев внимательно рассматривал схему новых веток московского трамвая, прикрепленную к стеклу киоска. Мелочь, казалось бы, но для приезжего очень удобно. Улицы Москвы были ему знакомы, и он быстро сориентировался, куда и как ему проехать. Минут через 30, когда Слащев неспешно докуривал папиросу, из-за угла дома показался, поскрипывая на поворотах колеи, новый голубенький трамвайчик. Народу на остановке оказалось мало, поэтому Александр с удобством устроился на жестком фанерном креслице и принялся рассматривать яркий плакат, приклеенный на стене. «Так. Трамвай марки «Х/М». Год выпуска 1929-й. Мытищенский завод. Однако… Как бы сказать? Непривычно. Двери на обе стороны. Деревянные рейки пола. Стеклянная загородка вожатого. Изучив, по-военному говоря, ТТХ первого советского трамвая, Слащев развернул свежий номер «Правды», купленный еще на вокзале. В глаза бросилось название статьи, набранное крупным шрифтом: «Враг не дремлет». В статье говорилось о завершении расследования фактов вредительства на Грозненских нефтяных промыслах. В ней было написано, что еще год назад дежурная смены В. Григорьева обратила внимание, как инженер смены Гринштейн, проводя регламентные работы, протирал части насосов высокого давления промасленной ветошью. После таких работ насосы часто выходили из строя, и линия останавливалась. Зимой, когда возник пожар и пострадали рабочие, она обратилась в органы НКВД. Расследование показало, что действия Гринштейна не случайны и речь идет о целой группе специалистов, занимавшихся саботажем и вредительской деятельностью. Связи этой группы шли к так называемой «Промышленной партии», выполнявшей задания английской разведки. Основной целью был срыв индустриализации в Советском Союзе и, в частности, снижение объемов добычи нефти, вплоть до полной остановки промыслов. Завершалась статья требованием усилить бдительность:

«Они превратились в организующую силу худших и наиболее озлобленных врагов СССР, потому что у них не осталось никаких политических мотивов борьбы с партией и с Советской властью, кроме голой, неприкрытой ненависти ко всему, что составляет основу Советской России. Перед лицом совершенно неоспоримых успехов социалистического строительства они вначале надеялись, что наша партия не сможет справиться с трудностями, в результате чего создадутся условия для их возможного выступления и прихода к власти. Но, видя, что партия с успехом преодолевает трудности, они ставят ставку на поражение Советской власти в предстоящей войне, в результате чего они мечтают поставить страну на службу своим английским хозяевам.

Теперь, когда доказано, что троцкистско-зиновьевские изверги объединяют в борьбе против Советской власти всех наиболее озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей страны — шпионов, провокаторов, диверсантов, и т. д., когда между этими элементами, с одной стороны, и троцкистами и зиновьевцами, с другой стороны, стерлись всякие грани — все парторганизации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке.

Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага, как бы хорошо он не был замаскирован.»

— Никак не успокоятся, мерзавцы! — Слащев обратил внимание на пожилого, профессорского вида человека, заглядывающего в газету через его плечо.

— Надеюсь, они получат по заслугам, — ответил Слащев.

— Если Вы имеете в виду этих «партийцев», то я не о них, а об их хозяевах. Сами эти деятели мало что смыслят. Еще до революции вместе доводилось студиозусов наставлять. Они и тогда сами думать не умели, а уж сейчас тем более. Позвольте отрекомендоваться, агроном Чаянов. Позвольте, позвольте, молодой человек. Уж не приемный ли Вы сынок Якова Александровича?

— Да, это я. И Вас я узнал, профессор. Здравствуйте.

— Вы какими судьбами в столице, молодой человек? Как раньше говорили: «на побывку»?

— В некотором роде. По служебной надобности. Но столицу рад посмотреть. С 26-го года не был.

— Да Вы ее и не узнаете теперь, — обрадовался профессор:- Совсем другой город. Чистый, просторный. Университет новый строим. Громадное здание. Будете в наших палестинах, милости прошу. Организую Вам экскурсию по всем правилам.

Распрощавшись с профессором, Слащев легко соскочил с подножки трамвая на нужной остановке. Город действительно поразил его. Александр помнил Пресню серой, угрюмой рабочей окраиной. А сейчас, хотя дворики остались теми же, город словно расправил плечи, раздался вширь. На улицах прибавилось зелени, появилась новая трамвайная линия, по которой он и приехал. А метрах в пятистах от остановки развернулось какое-то грандиозное строительство. Видя его заинтересованность, к Слащеву подошел постовой милиционер в белой форме нового образца и каске, напоминающей древнерусский шлем.