Спроси свою совесть - Федор Андрианов

Постепенно в классе стихло. Владимир Кириллович молча посматривал на склонившихся над сочинениями учащихся и думал о том, как сказывается их характер даже в манере письма. Вот нетерпеливый, порывистый Курочкин, ручка так и летает над листком бумаги. Видно, что мысль часто опережает руку, и он гонится за ней, боится упустить. А вот полная противоположность ему, Анатолий Коротков. Эдакая кажущаяся нарочитой медлительность. Напишет слово — остановится, подумает, ещё слово напишет. Своей основательностью и взрослой солидностью похож на него Иван Сергеев. Только нет у него той медлительности, которая так характерна для Короткова. Абросимов целиком оправдывает своё прозвище Вьюн. Так и ёрзает по парте взад и вперёд. Интересно, сможет ли он угадать, какие темы они выбрали. Саенко? Вероятно, вторую, обличение пошлости и мещанства. Курочкин? Ну, тут сомнения нет, конечно же, первую. Владимир Кириллович вспомнил: «Возвышенная, поэтическая душа», — и улыбнулся. Абросимов? Этот в зависимости от того, какую шпаргалку достал. Сергеев и Коротков — те наверняка о труде пишут. Отгадал или нет?

Владимир Кириллович поднялся из-за стола и медленно пошёл по классу, заглядывая в работы учащихся. Нет, у Иры Саенко не отгадал, она взяла первую, по Блоку и Есенину. А вот у Курочкина отгадал. И у Сергеева тоже.

Когда он остановился у парты Сергеева, тот поднял на него глаза и шепнул:

— Я хочу о том бригадире каменщиков написать. Помните, на субботнике? О Серафиме Туманове. Как думаете? Можно?

— Конечно, — одобрительно кивнул Владимир Кириллович.

— А вот этот эпиграф подойдёт?

Иван пододвинул Владимиру Кирилловичу листок, на котором было написано: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд». (А. Твардовский.)

— Вполне. С одним только уточнением: слова эти принадлежат не Твардовскому, а другому поэту, Алексею Недогонову.

Иван недоверчиво смотрел на него.

— Как же так? Я точно помню: в одной книге читал, и там было написано «Твардовский».

— Верно. И я тоже читал. Часто эти строки приписывают Твардовскому. Может быть, потому что по краткости и точности мысли они напоминают «Василия Тёркина». И всё же это слова Недогонова. А Твардовскому незачем приписывать чужие строки, даже такие замечательные. Так уж поверьте мне и исправьте.

Он дождался, когда Иван, всё ещё сомневаясь и покачивая головой, исправил написанное, и пошёл дальше. Остановившись у парты Сергея Абросимова, он прочитал с полстраницы его сочинения и удивлённо вскинул брови:

— Вы какую тему пишете, Абросимов?

— Третью, Владимир Кириллович, — торопливо ответил тот.

— Но позвольте, у вас же больше о боевом пути комсомола.

— А разве комсомольцы не совершали трудовые подвиги? — нашёлся Серёжка. Не мог же он сказать, что безоговорочно поверив в сведения матери, никакой другой темы не готовил.

— Ну, если вы сможете провести эту мысль… — Владимир Кириллович пожал плечами и отошёл.

Первым сдал своё сочинение Женька Курочкин. Вслед за ним выскочила Лида Норина. Ребята не расходились по домам, а обсуждали прошедший экзамен. Больше всех переживал Серёжка Абросимов.

— Вот это я погорел! — повторял он.

— Брось, не переживай! — хлопнул его по плечу Курочкин. — Меньше тройки не поставят!

— Думаешь? — с надеждой посмотрел на него Сергей.

— Дурак думает — умный знает. Не для того же они нас десять лет учили, чтобы срезать на выпускном экзамене. А кроме того… Ты сколько написал? Листа три, четыре?

— Целых семь!

— Ну вот видишь! Значит, чего-то знаешь!

Женька оказался прав. Серёжке, хотя и с натяжкой, как объявил Владимир Кириллович, но всё же поставили удовлетворительную отметку. Сам Женька получил полновесную пятёрку. И устный экзамен он сдал хорошо, правда, поплавал немного на втором вопросе, но четыре заслужил. А вот остальные предметы он сдал без особого блеска, «прокатившись на тройке». Последним они сдавали английский язык. Когда объявили отметки, вчерашние десятиклассники вышли на школьный двор.

— Эх, тройка, друг мой, тройка, кто тебя только выдумал? — перефразировал Гоголя Женька и сокрушённо вздохнул. Вокруг все рассмеялись.

— Радуйся, что тройку-то поставили, — в тон ему ответил Сергеев. — Я уж хотел в скорую помощь звонить: вижу, погибаешь во цвете лет.

— Нет, девчонки, мальчишки, — затормошила всех Лида Норина, — вы представляете? Мы больше не школьники! Мы стали взрослыми! Можно сбросить эту школьную форму и никогда, никогда больше не надевать её! Завтра же эти косы — чик! Химическую завивочку! И — кавалеры, за мной!

— Лидочка, чур я первый! — подскочил к ней Серёжа Абросимов. — Договорились?

— Больно ты мне такой вертлявый нужен! — отпарировала Лидка и закружилась по двору. — Кончили, кончили, кончили!

— Глупая! — снисходительно улыбнулась Ира Саенко.

— Нет, скажи, Ира, — напустилась на неё Лидка, — ты нисколечко не рада, что кончила школу?

— Рада. Но и грустно мне. Вот разъедемся в разные стороны и никогда больше вместе не соберёмся.

— Это почему же не соберёмся? — запротестовало сразу несколько голосов.

— Ребята, правда, давайте договоримся, что каждый год в этот день мы будем приходить сюда!

— Ну, каждый год — это уж лишнее! А вот лет через пять собраться — это да!

— Договорились? Дадим клятву, что ровно через пять лет 26 июня мы соберёмся здесь и отчитаемся перед друзьями, что мы сделали хорошего в жизни. Клянёмся? Ну, три, четыре…

— Клянёмся! — хором ответили все.

— Ещё раз…

— Клянёмся!

— Вот так! И пусть не ждёт пощады тот, кто нарушит эту священную клятву!

— А как с выпускным вечером?

— Родители готовят, бурную деятельность развили. Собираемся двадцать восьмого.

— Почему не сегодня?

— Девчатам нужно ещё платья пошить, — с невинной физиономией вставил Серёжка.

— А хотя бы и так, — повернулась к нему Лидка. — Школу кончают только раз в жизни.

— Да я разве возражаю? — комично развёл руками Серёжка. — Только для меня, девушки, вы и в этих нарядах чересчур хороши!

— Ну, по домам, что ли? — спросил молчавший до этого Толька Коротков. — У меня ещё работа есть: приёмник нужно одному приятелю починить.

— Все работы на сегодня отменяются, — категорически заявила Лидка и подхватила его под руку. — Объявляется культпоход в кино.

— В кино! — хором подхватили все и, дружно взявшись под руки, зашагали мимо школьного парка. Они не видели, как в окно учительской, грустно улыбаясь, смотрел им вслед Владимир Кириллович.

— Улетают птенцы из гнезда, — негромко проговорила сзади Лидия Васильевна, учительница английского языка. — Вот и ругаешься с ними, и нервы треплешь, а расставаться — жалко! Ушли они — и каждый из них частицу нас унес. Только понимают ли они это?

— Если сейчас еще не понимают, то после поймут, — уверенно ответил Владимир Кириллович и, помолчав, добавил: — давайте протокол, будем им аттестаты выписывать. Через два дня выпускной вечер.

…Выпускной вечер. В памяти каждого он навсегда останется одним из самых ярких воспоминаний.

К восьми часам ребята собрались в школе. В тёмных костюмах, с галстуками, мальчики выглядели возмужавшими, совсем взрослыми.

В зале расставлены столы, вокруг них хлопотали члены родительской комиссии. Девчат ещё не было, они по обыкновению запаздывали. А когда они дружной стайкой появились в дверях, всем показалось, что в зале сразу стало светлее.

— Девочки! — восторженно ахнул Серёжка Абросимов. — Вы ли это? И с такими красавицами я учился в одном классе! Где же были мои глаза?!

А девушки были действительно хороши. В белых шёлковых платьях, пунцовые от всеобщего внимания, с разноцветными воздушными шарами в руках, они олицетворяли юность.

Всё в этот вечер было необычным: и то, что учителя сидели рядом с учениками совсем не для порядка, а просто как старшие товарищи, и непринуждённый тон, к которому не привыкли ни те, ни другие, и взволнованные приветственные речи учителей и родителей.

А когда выступавшая с ответным словом Ирина Саенко вдруг на самой середине речи неожиданно всхлипнула и, так и не закончив своего выступления, выбежала из зала, тут уж всем девчонкам срочно понадобились платки, которые до этого они мяли в руках.

Торжественная часть закончилась вручением аттестатов. Клубный духовой оркестр встречал каждого выпускника тушем. Ребята, полюбовавшись своими «путёвками в жизнь», тут же возвращали их на хранение до утра классному руководителю — а то ещё помнутся!

Шумный говор заполнил зал. А над ним величаво поплыла грустная мелодия вальса «Берёзка».

— Станцуем? — кивнула Ирина Ивану.

Тот в это время только нацелился на кусок торта. Он испуганно отдёрнул руку и поднялся.