Молодой Сталин - Саймон Монтефиоре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин говорил, что немедленно написал в Лейпциг своему хромому другу из Гори, Давиташвили, – тот общался с Лениным. Однако это была типичная для Сталина ложь. На самом деле он написал ему почти через год – но в любом случае он уже стал ленинцем. Троцкий считал, что большевика можно было узнать с первого взгляда. Сталин был, по словам Иремашвили, “большевиком с первой минуты”. В 1904 году в воздухе витало ощущение, что вот-вот произойдет нечто потрясающее. Революционное движение расцвело. Николай II, желавший укрепить империю на Дальнем Востоке, затеял “маленькую победоносную войну” с Японией, и внезапно стало ясно, что революция близка как никогда. В Новой Уде в такое время делать было нечего6.
Сосо начал планировать побег, как только прибыл по месту ссылки, – для революционера это был не менее важный опыт, чем арест и сама ссылка.
“Бежать было в большинстве случаев нетрудно”, – писал Троцкий. “Каждый стремился бежать поскорее… К началу 1904 года ссылка успела окончательно превратиться в решето”.
Задумавшему побег были нужны деньги на “сапоги” – фальшивые документы. Обычно полный набор беглеца – “сапоги”, пропитание, одежда, билеты на поезд, взятки – обходился примерно в сто рублей. Любители теорий заговоров задают наивный вопрос: откуда Сталин взял деньги? Может быть, он был агентом охранки? Вероятно, деньги передали через Кеке Эгнаташвили и партия. Но в самом факте нет ничего примечательного: между 1906 и 1909 годами более 18 000 безвестных ссыльных (из 32 000) каким-то образом нашли деньги на побег.
Подозрения связаны и с тем, что Сталин в разное время называл в подвластной ему печати разное число побегов и арестов. Но, оказывается, побегов и арестов было больше, чем он официально заявлял. В 1930-х, лично редактируя свою биографию для “Краткого курса истории ВКП(б)”, Сталин указал восемь арестов, семь ссылок и шесть побегов, но, когда в 1947 году он вновь редактировал книгу синим карандашом, арестов оказалось уже семь, ссылок – шесть, а побегов – пять. В личных беседах он говорил: “У меня было пять побегов”. Как это ни удивительно, Сталин либо поскромничал, либо забыл, как было на самом деле: его арестовывали по меньшей мере девять раз, четыре раза задерживали на небольшой срок, а бежал он восемь раз.
Подытожить можно словами Александра Островского, который исследовал вопрос о связях Сталина с тайной полицией: “Сам факт частых побегов И. В. Сталина может вызвать удивление только у человека, совершенно незнакомого с состоянием дореволюционной ссылки”.
Первый дилетантский побег Сосо предпринял, прочитав послание Ленина в 1903 году. Его хозяйка и местные дети дали ему хлеба на дорогу. “Сначала не удалось – стражник не спускал с меня глаз, – рассказывал он Анне Аллилуевой. – Потом начались морозы. Выждал немного, достал кое-что из теплых вещей и ушел пешком. Едва не отморозил лицо”. Чем старше становился Сталин, тем длиннее были его рассказы. “Я упал в ледяную реку, – говорил он одному из главных своих подручных Лаврентию Берии. – Я промерз до костей. Я постучался в чью-то дверь, меня не впустили. Я уже выбился из сил, но наконец мне посчастливилось попасть к каким-то бедным людям, которые жили в убогой лачуге. Меня накормили, отогрели у печи и дали одежду, чтобы я смог добраться до следующей деревни”.
Он сумел добраться до дома Абрама Гусинского в Балаганске – в семидесяти верстах от Новой Уды.
Ночью зимой 1903 г. в трескучий мороз, больше 30 градусов по Реомюру… стук в дверь. “Кто?” <…> “Отопри, Абрам, это я, Сосо”. Вошел озябший, обледенелый Сосо. Для сибирской зимы он был одет весьма легкомысленно: бурка, легкая папаха и щеголеватый кавказский башлык… этот самый башлык, понравившийся моей жене и маленькой дочке, т. Сталин по кавказскому обычаю подарил им.
У него уже были “необходимые документы”. Но на этом побег окончился. По словам Сергея Аллилуева, Сталин “прибыл из Новой Уды в Балаганск с отмороженными ушами и носом… поэтому дальше бежать он не смог и вернулся обратно в Новую Уду”. Без сомнения, пока он планировал второй побег, его друзья-уголовники как следует отогревали его в пивных городка.
Сосо написал Кеке, та сшила нужную одежду и отправила ее как только смогла. Сосо бежал в ней. Он переселился в дом Митрофана Кунгурова, который 4 января 1904 года вывез Сталина из Новой Уды. Сталин, вооруженный саблей, обманул Кунгурова, сказав ему, что всего лишь хочет доехать до близлежащего села Жарково, чтобы пожаловаться на полицейского исправника. Очевидно, Кунгуров был тем самым пьяным возчиком, который требовал, чтобы на каждой остановке с ним расплачивались водкой. “Морозы стояли сорокаградусные, – вспоминал Сталин. – Я был закутан в шубу. Возчик подгонял лошадей, распахнув свою шубенку и открывая чуть ли не голый живот жестокому морозному ветру. Тело его, видно, было хорошо проспиртовано. Здоровый народ!” Но когда крестьянин понял, что Сталин собирается бежать, он отказался помогать ему и остановил сани. “Тогда, – рассказывал Сталин, – я распахнул шубу, показал ему саблю и велел ехать дальше. Возчик вздохнул и пустил лошадей в галоп!”[68]
Итак, Сосо был на свободе. Он надеялся, что полицию отвлечет празднование православного Крещения. “Административный Иосиф Джугашвили бежал. Розыску приняты меры”, – телеграфировала местная полиция. Он добрался до станции Тыреть и, возможно, оправился в Иркутск, прежде чем пуститься в обратный путь по Транссибирской магистрали.
Сибирские станции даже в дни праздников патрулировали жандармы в форменной одежде и агенты охранки, иногда профессионалы, а иногда вольнонаемники – они выискивали беглецов. Но Сталин приобрел не простые “сапоги”, а удостоверение полицейского. В далекой Сибири, как и на Кавказе, можно было купить любые документы, но подобное было все-таки редкостью. Сталин с гордостью рассказывал, что на одной станции к нему на хвост сел настоящий шпик – он следил за Сталиным, а тот подошел к жандарму, предъявил фальшивое удостоверение и указал на шпиона, сообщив, что это беглый ссыльный. Полицейские арестовали протестующего шпика, а Сталин спокойно сел на поезд, идущий на Кавказ. Эта история показывает, какая повсюду царила неразбериха – и сколь благоприятной средой была она для Сталина. Если бы Сосо действительно был агентом полиции, вряд ли он рассказал бы об этом эпизоде; в любом случае он мог его просто выдумать. Эта история определенно добавляла мистицизма (и сомнительности) образу мастера конспирации7.
Через десять дней Сталин уже был в Тифлисе. Когда он ворвался в квартиру друга, его товарищи едва узнали его – так он исхудал в Сибири.