Нет голода неистовей - Кресли Коул

— Эмма, посмотри на меня.

Когда она встретилась с ним взглядом, ее, ставшие серебристыми, глаза буквально загипнотизировали его. Он знал ее, Эмма была ему такой близкой и знакомой, но вместе с тем, Лаклейн никогда не встречал существа подобного ей, не видел создания великолепнее этой вампирши. Склонив голову на бок, она бросила на него затуманенный взгляд.

— Я хочу коснуться тебя. Хочу заставить тебя кончить.

Эмма посмотрела на его исцарапанные руки и вопросительно приподняла брови.

— Тогда я поцелую тебя. Сдвинь в сторону свое белье и подползи сюда.

Она медленно покачала головой.

— Почему?

— Потому что одно ведет за собой другое, — прошептала она.

— Но сейчас я не нарушил клятвы, — так и не разжав кулаков, тихо произнес он. — Я умираю от желания, так хочу доставить тебе удовольствие.

За мгновение до того, как она коснулась его лба своим, Лаклейн заметил мелькнувшую в ее взгляде нежность. Будто не в силах совладать с собой, Эмма наклонилась ближе, чтобы лизнуть и подразнить его губы. Ее волосы ниспали вперед, скользнув по его шее. И когда ее изысканный аромат окутал его всего, Лаклейн почувствовал, что снова возбуждается.

— Почему мы не можем пойти дальше? — спросил он хриплым голосом.

— Это не я, — тихо ответила она. — Я не такая. Мы едва знакомы.

Услышав эти смехотворные утверждения, сказанные к тому же в промежутках между игривыми прикосновениями ее язычка, ласкающего его губы, Лаклейном почувствовал, как им овладело полнейшее негодование. Он был уверен, что это была лишь попытка убедить саму себя.

— И, тем не менее, ты пила мою кровь. По-моему, интимнее акта между двумя и быть не может.

Уже в следующее мгновение она напряглась и отодвинулась в сторону.

— Ты прав, и я сожалею о своем поступке. Но не могу полностью отдаться тому, кому не доверяю, — встав с кровати, он подошла к креслу и, усевшись в него, свернулась клубочком. — Тому, кто вел себя со мной так грубо…

— Эмма, я…

— Ты знаешь, что это правда. Всего три ночи назад ты напугал меня так, как я не была еще ни разу в жизни. А теперь тебе от меня что-то нужно? — она начала дрожать. — Просто уйди. Пожалуйста? Хотя бы раз?

Зарычав, от охватившего его чувства бессилия, он, хромая, все же направился к двери. И уже в коридорчике, примыкающем к их комнатам, повернулся и бросил. — Ты выиграла себе пару часов. Но в следующий раз, когда будешь пить — ты станешь моей. И мы оба это знаем, — с этими словами он вышел, захлопнув за собой дверь.

Эмма лежала в своем гнездышке на полу, беспокойно ворочаясь в горстке покрывал. Когда это ее одежда успела стать такой шероховатой? Казалось, она могла ощущать каждую ниточку на своих чувствительных грудях и животе.

А ведь она носила шелк.

Сама только мысль о том, что она делала с Лаклейном, заставляла ее бедра волнообразно выгибаться, словно она все еще могла ощущать его под собой. Она довела его… до оргазма, всего лишь потираясь о его плоть.

Ее лицо горело. Неужели она становится Эммой Распутной?

Хотя с ним она такой и была. Принимая ванну, Эмма обнаружила, что была влажнее, чем когда-либо. Она начинала подозревать, что ее жажда крови возникала вовсе не из-за желания пить, а из-за сексуального желания, изначально и порождаемого питьем.

Лаклейн был прав — в следующий раз, стоит ей только пригубить его крови, и он может сделать ее своей, потому что сегодня она временно потеряла рассудок, забыв, почему не может с ним спать. И хотя Эмма отчаянно пыталась убедить себя в обратном, она была не из тех, кто мог отдаться мужчине без каких-либо чувств.

Она не считала свои взгляды на секс устарелыми — как-никак, существовал неоспоримый факт ее знакомства с каналом Скинемакс — и имела довольно здоровый взгляд на предмет в целом, но, несмотря на все это, у нее никогда не было оргазма. И все же, в глубине души она знала, что ей нужно что-то более продолжительное — а с ним это исключалось.

Помимо того, что он был грубым и опасным ликаном, который получал удовольствие от ее лишений, Эмма просто не могла представить себе, как познакомит его с друзьями. Или как они будут смотреть в особняке фильмы, есть попкорн — который она всегда делала, только затем, чтобы чувствовать его запах — и бросать в каждого, кто заслоняет экран. Он не смог бы прижиться в ее семье, потому что близких стошнило бы от одного только вида «животного», прикасающегося к их племяннице. К тому же, ее семья всегда пыталась бы его убить.

Не говоря уже о том, что помимо их с Лаклейном различий, где-то там его ждала другая женщина, судьбой предназначенная ему в пару.

И хотя Эмма была только «за» небольшую конкуренцию, но не в лице же истинной пары ликана?

Мда, ну и чушь ей в голову лезет …

Лаклейн постучал в смежную дверь и тут же ее открыл, даже не потрудившись сделать приличную паузу, прежде чем войти. К счастью, Эмма уже перестала ласкать и поглаживать свои груди.

Его волосы были еще мокрыми после недавно принятого душа. Одетый лишь в джинсы — которые висели немного ниже его талии, слегка спадая (именно так, как и должны) — он стал, оперевшись о дверной косяк. Эмма заметила, что одна его ладонь была перевязана куском ткани — отчего тяжело сглотнула. Похоже, он повредил руку, когда, кончив, раскрошил спинку кровати.

Стоя там, Лаклейн скрестил руки на своей, такой мускулистой, груди. Ее восхищение ею было сродни поклонению. А уж тут, ох, как имелось, чему поклоняться…

— Расскажи мне о себе что-то, о чем мне неизвестно, — вдруг потребовал он.

Заставив свой взгляд переместиться на его лицо, Эмма, поразмыслив, ответила. — Я ходила в колледж и получила степень по поп-культуре.

Это, похоже, впечатлило ликана, но он провел здесь еще слишком мало времени, чтобы знать, что большинство людей считают степень по поп-культуре такой же «важной», как и должность официантки в забегаловке. Кивнув, он развернулся и направился в свой номер. И так как Лаклейн не ждал подобного, Эмма спросила. — Расскажи и ты что-нибудь о себе.

Когда он повернулся, то действительно выглядел удивленным ее вопросом. Осипшим голосом Лаклейн произнес. — Я думаю, ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел.

Прежде, чем дверь за ним закрылась — и Эмма была в этом уверена — он услышал, как она ахнула от изумления.

Он назвал ее прекрасной!

Еще минуту назад она чувствовала печальное смирение и вот у нее уже шла кругом голова. И отнюдь не в приятном смысле этого слова. Ее эмоции метались, как безумные, будто стрелка компаса, потерявшего направление…

Эмма прищурилась, начиная осознавать суть происходящего. Стокгольмский синдром. Как пить дать. Отождествление себя со своим устрашающим похитителем? — Галочка. Возникновение привязанности и чувств? — Галочка.