Нет голода неистовей - Кресли Коул

Повернувшись к нему, Эмма легла на живот и, подперев подбородок руками, приготовилась слушать.

Когда она взмахом руки попросила продолжать, он откинулся на спинку кровати и вытянул свои длинные ноги.

— Спрашивай.

Она закатила глаза.

— Отлично. У тебя вырастают клыки? — когда он кивнул, Эмма уточнила: — А шерсть?

Лаклейн удивленно поднял брови.

— Господи, нет.

У нее было много друзей, покрытых шерстью, так что ей даже показался оскорбительным его тон. Но она решила пропустить его слова мимо ушей.

— Я знаю, что твои глаза становятся голубыми.

Последовал кивок.

— Тело больше, а черты лица меняются, становятся… более волчьими.

Эмма скривилась.

— Превращаются в морду?

Услышав ее слова, ликан даже фыркнул от смеха.

— Нет. Совсем не так, как ты себе это представляешь.

— Все, что ты описал, не сильно отличается от тебя сейчас.

— Но это правда, — Лаклейн посерьезнел. — Мы называем это saorachadh ainmhidh bho a cliabhan… дать зверю вырваться из клетки.

— Это страшно?

— Даже старых, сильных вампиров пробирает страх.

Раздумывая над тем, что он сказал, Эмма закусила губу. Как бы она не старалась, все равно не могла представить его как-то иначе… только сексуальным.

Лаклейн провел рукой по губам.

— Становится поздно. Ты не хочешь попить еще раз перед рассветом?

Смущенная тем, как сильно она этого жаждала, Эмма пожала плечами и уставилась на свой палец, которым очерчивала узоры пейсли[25] на покрывале.

— Мы оба думаем об этом. Оба хотим этого.

— Может быть. Но я не хочу того, что идет в комплекте, — пробормотала она.

— Что, если я поклянусь не прикасаться к тебе?

— А вдруг… — она замолчала, ее лицо запылало от смущения. — Что, если я… забудусь? — у Эммы не было сомнений, что, начни ликан целовать и ласкать ее так, как делал это тогда, то очень скоро она сама примется умолять его — как он выразился — перегнуть ее через кровать.

— Не имеет значения. Я положу руки на покрывало и не сдвину их.

Нахмурившись, она посмотрела на его руки и прикусила губу.

— Заложи их за спину.

Ему совершенно очевидно не понравилось предложение.

— Я положу их… — он огляделся, поднял руки вверх и закинул их за изголовье кровати, ладонями вниз, — сюда и, чтобы ни случилось, не пошевелю ими.

— Обещаешь?

— Да. Клянусь.

Эмма могла попытаться убедить себя, что это голод заставил ее подползти к нему на коленях. Но на самом деле причин было намного, намного больше. Ей было необходимо вновь ощутить чувственность действия, теплоту и вкус его кожи под своим языком, то, как его сердце начинает биться быстрее, словно она доставляет ему удовольствие тем, что жадно пьет его кровь.

Когда она опустилась рядом с ним на колени, Лаклейн откинул голову назад, открывая шею, маня ее.

Увидев, что он уже возбудился, Эмма занервничала.

— Руки останутся на месте?

— Ага.

Понимая, что уже не может остановиться, она наклонилась вперед, сжала в ладонях ткань его рубашки и вонзила в шею клыки. Внутри нее всё взорвалось от нахлынувших теплоты и удовольствия. Эмма застонала, губами почувствовав его ответный рык. И когда, не в силах выдержать этот поток ощущений, она чуть не упала, Лаклейн выдохнул:

— Сядь на меня…верхом.

Не отрывая губ от шеи, Эмма с радостью повиновалась — так было легче расслабиться и наслаждаться вкусом и ощущениями. Хотя Лаклейн так и не сдвинул рук с изголовья, он начал резко поднимать бедра, стремясь сильнее прижаться к ней. Но затем, еще раз застонав, казалось, сделал попытку перестать.

Но ей нравились звуки, которые он издавал, нравилось то, что она могла чувствовать их. И Эмма хотела слышать их еще и еще. Поэтому, не обращая внимания на задравшуюся юбку, она опустилась на его бедра. Встретивший ее жар заставлял изнывать. Мысли путались. Такой твердый…

Это было сильнее ее. Уже не владея собой, Эмма начала тереться об него, стремясь облегчить снедающую боль желания.

Глава 14

— Освободи меня от клятвы, Эммалин.

Она не ответила. Не освободила бы его от данного обещания. А для него, черт бы его побрал, отчего-то стало важным — сдержать эту клятву. Эмма лишь шире развела бедра, начав медленно и чувственно тереться о его плоть. И это, когда их тела разделяли только его брюки и ее шелковое белье.

— О, боже, Эмма, да, — выдавил он, сотрясаясь от желания, не в силах поверить в то, что она способна вызывать в нем подобные ощущения.

В сознании Лаклейна мелькнула неясная мысль использовать ее состояние. Если от его крови Эмма настолько теряет самоконтроль, он будет заставлять ее пить из него до тех пор, пока она полностью не сдастся желанию…

Будет заставлять вампира пить из него? Да что с ним вообще творится?!

Положив руки на изголовье кровати прямо между его ладонями, Эмма начала медленно скользить по его бедрам. Вверх…вниз…вверх…вниз… Лаклейн запрокинул голову. Аромат ее волос, струящихся прямо перед ним; ощущения, вызванные укусом, и ее собственное очевидное наслаждение — почти довели его до оргазма.

— Если ты не прекратишь, то так заставишь меня кончить…

Она не прекратила. Эмма продолжила тереться о его плоть, словно была не в силах остановиться. Никогда в жизни Лаклейн не испытывал такого отчаянного неудовлетворения, как сейчас, когда не мог ее коснуться, приласкать нежную плоть…

Ее груди скользнули по его груди, и спинка кровати под ладонями Лаклейна дала трещины.

Пульсирующее давление нарастало в нем еще с ее первой кормежки. И сейчас — когда плавные движения Эммы по его члену становились все быстрее, а дыхание рывками вырывалось из его легких — оно почти достигло пика. Осознав, что она перестала пить, Лаклейн услышал у самого уха. — Я могла бы пить тебя вечно.

Так и будет…

— Просто божественный вкус, — призналась она, срываясь на стон.

— Ты сводишь меня с ума, — с трудом произнес Лаклейн. И уже в следующую секунду, закинув голову назад, он закричал и бурно кончил, доведенный до грани настойчивыми покачиваниями ее бедер, их непрекращающимся трением о его член. Древесина под его руками разломалась, рассыпаясь на щепки.

Когда дрожь, вызванная оргазмом, наконец, стихла, Лаклейн сжал в кулаки свои пораненные ладони и прижал их к кровати по обе стороны от ее ног. Эмма упала ему на грудь, цепляясь за него, пока ее тело все еще трепетало от переполнявшей феерии чувств.

— Эмма, посмотри на меня.

Когда она встретилась с ним взглядом, ее, ставшие серебристыми, глаза буквально загипнотизировали его. Он знал ее, Эмма была ему такой близкой и знакомой, но вместе с тем, Лаклейн никогда не встречал существа подобного ей, не видел создания великолепнее этой вампирши. Склонив голову на бок, она бросила на него затуманенный взгляд.