Угасающее солнце - ШонДжир - Кэролайн Черри

И больше ничего.

Ничего.

Ньюн в тот день отсутствовал долго - наверное, размышлял Дункан, мри был с Мелеин, в той части корабля, куда сам он входить не мог; даже дусы, ни на шаг не отходившие от Ньюна, ушли с ним. От нечего делать Дункан нашел кусок металла и сделал рисунок на полу возле своего ложа, и потом, с каким-то мрачным юмором, отметил прошедшие по корабельному времени дни, с ужасом думая, что когда-нибудь настанет время, когда он потеряет счет всему.

Девять дней, целых девять дней. Хотя даже в этом он был не слишком уверен.

Он начал новую цепочку фигур, стараясь не думать о пробелах, появившихся в его памяти, ища забвения.

Дункан подумал, что он, в отличие от джо, не умеет маскироваться; но даже джо, оказавшись в стерильной клетушке, где ему негде было спрятаться, не находил себе места. Он чернел, как то жалкое создание, которое он видел в лаборатории Боаз, меняя цвета, пока не принимал совершенно противоположный - чистое самоубийство - но, может быть, джо действительно хотел умереть.

Дункан заставил себя не думать об этом, но образ черного крылатого создания в серебряной клетке возвращался вновь и вновь - ведь он сам тоже сидел в углу белой и пустой комнаты.

Девять дней.

На десятый, в полдень, Ньюн вернулся раньше обычного, отвел дусов в дальний угол комнаты, снял вуаль, уселся, скрестив ноги, на полу и, немного отодвинувшись от Дункана, посмотрел ему в лицо.

- Ты слишком много сидишь, - сказал Ньюн.

- Я отдыхаю, - с легкой горечью ответил Дункан.

Ньюн показал два металлических тонких стержня, не превышавших в длину кисти руки.

- Ты должен научиться игре, - сказал Ньюн. Не: "Я хочу научить тебя"; - и не: - "Ты не хотел бы попробовать?"

Дункан нахмурился, думая, как ему следует себя повести. Но обычно мрачный, мри сейчас предлагал ему развлечение. Дункан заинтересовался: возможно, их отношения вновь станут дружескими и ему удастся поговорить с кел'еном, как тогда, в пустыне.

А значит, можно будет хоть чем-то заполнить тишину.

Он встрепенулся на своем ложе, осторожно усевшись так же, как Ньюн: скрестив ноги, руки на коленях. Ньюн правой рукой показал ему, как удержать стержень за кончик.

- Ты должен поймать, - сказал Ньюн и метнул стержень в Дункана, закрутив его. Вздрогнув, Дункан поймал стержень ладонью, а не пальцами, и торец стержня ободрал ему кожу.

Следом полетел второй, пущенный левой рукой Ньюна. Дункан схватил его и уронил. Мри показал ему обе пустые руки.

- Оба одновременно, - сказал Ньюн.

Это было трудно. Это было чрезвычайно трудно. Огрубевшие от работы руки Дункана были менее проворны, чем тонкие пальцы Ньюна, которые никогда не промахивались, которые перехватывали даже неловко брошенные стержни в воздухе и возвращали их почти под тем же углом и с той же скоростью - по одному, пока Дункан не освоил наконец трудные перехваты, а потом - вместе.

- Мы называем это "шон'ай", - сказал Ньюн. - "Шоней" - означает "переход". На твоем языке получается Игра Перехода. Ее воспевает Народ; каждая каста играет по-своему. - Он говорил, и стержни свободно летали туда и обратно между ними; пальцы Дункана стали более уверенными, чем прежде. - У Народа есть три касты: Каты, Келы и Сены. Мы Келы, мы носим черные мантии, мы те, кто сражаются; Сены, ученые - носят желтые мантии, госпожа - белый; Каты - каста женщин, не принадлежащих ни к Келам, ни к Сенам - носят голубые мантии. Дети тоже Каты, пока не изберут касту.

Дункан не успел схватить стержень. Тот ужалил его колено, загремел по полу. Стэн потер колено и возобновил игру: туда и обратно, туда и обратно, по очереди с Ньюном. Это было трудно, слушать и следить за стержнями, но он рискнул еще и разговаривать.

- Мужчины, - сказал он, - которые не принадлежат ни к Келам, ни к Сенам. Что с ними?

Ритм не прервался.

- Они умирают, - ответил Ньюн. - Те, кто не может быть Сенами, те, кто не может быть Келами, те, кто боится, умирают. Некоторые умирают в Игре. Сейчас мы играем с жезлами, как Сены. Келы играют оружием. - Броски стали сильнее, быстрее. - Легко играть вдвоем. Втроем - уже труднее. Чем шире круг, тем сложней игра. Я играл в круге из десяти. Если круг много больше, все зависит от воли случая, от того, как тебе повезет.

Теперь стержни стали невероятно верткими. Дункан резко вскинул руки, чтобы поймать их: один, летящий ему прямо в лицо, он отклонил, но не смог поймать. Тот упал. Другой стержень оказался в его руке. Ритм разрушился, распался.

- Твоя левая рука слаба, - сказал Ньюн. - Но ты не боишься. Мужество. Хорошо. Ты должен обрести сноровку, прежде чем я начну знакомить тебя с ин'ейн, древним оружием. Захен'ейн, современное, ты знаешь не хуже меня; здесь мне нечему тебя учить. Но ин'ейн начинается с шон'ай. Бросай.

Дункан бросил. Ньюн поднял руку и, легко перехватив стержни, бросил их обратно, обращаясь с ними одной рукой. Дункан заморгал, смущенный мастерством мри, прикидывая свое собственное.

- Пора отдохнуть, - сказал тем временем Ньюн. - Мне не нужны твои промахи. - Он заткнул стержни обратно за пояс. - Время, - проговорил он, нам поговорить. Я не часто буду говорить на твоем языке; мне приказано забыть его, и то же относится к тебе. Ты знаешь несколько слов на му'а, общеразговорном языке; и даже их ты должен забыть, оставив лишь хол'эйри, Высший Язык. Закон требует, чтобы, вступая во Мрак, забывали все, что было в эру Перехода, и му'а, как и многое из этой эпохи Перехода, тоже должен умереть. Так что не смущайся. Иногда есть два слова для обозначения предмета, одно на му'а, другое - на хол'эйри, и ты должен забыть даже слово "мри".

- Ньюн, - Дункан протестующе поднял руку, чтобы тот остановился. - У меня нет достаточного запаса слов.

- Ты выучишь. Времени достаточно.

Дункан нахмурился, посмотрел на мри исподлобья и осторожно спросил то, на что прежде не получал ответа:

- Сколько времени?

Ньюн пожал плечами.

- Госпожа знает? - спросил Дункан.

На глазах Ньюна мигнула перепонка. - У тебя все еще сердце ци'мри.

От подобных ответов мри можно было сойти с ума. Дункан обводил нацарапанный им на полу рисунок, когда рука Ньюна внезапно остановила его. Стэн вырвался, подняв горящие обидой глаза.

- И еще кое-что, - сказал Ньюн. - Кел'ен никогда не читает и не пишет.

- Я пишу и читаю.

- Забудь.

Дункан внимательно посмотрел на него. Ньюн закрыл лицо вуалью и поднялся с изяществом человека, который проводил свою жизнь сидя на земле - еще несколько дней назад он не мог бы этого сделать; Дункан же, попытавшийся подняться и взглянуть ему в лицо, был менее грациозен.

- Послушай, - заговорил было он.

И раздался звук сирены.

На мгновение Дункана охватил ужас. Потом все пришло в норму. Близился переход: они подошли к точке прыжка. Дусы знали. Излучаемые ими страх и отвращение омывали комнату, как морской прилив.