Повесть о дружных - Ирина Карнаухова

Только за дверью учительской ребята опомнились, завизжали, затараторили, взволнованно побежали в класс.

Письмо читалось и перечитывалось, носилось из класса в класс, пересказывалось в домах, зачитывалось в читальне. Потом Алеша разрисовал для него рамочку и ребята повесили его в классе.

На другой день они написали ответное письмо бойцам и обещали им учиться хорошо, заботиться о семьях фронтовиков и друг о друге. Нюра переписывала письмо три раза, пока решили, что в таком виде его можно послать бойцам.

Марья Дмитриевна дала для письма большой, красивый конверт.

Таня пошла в Холмы

- Валя Веселова!

- Здесь!

- Климов!

- Есть!

- Теплых!

- Тут!

Таня вызывает ребят и отмечает в журнале отсутствующих. Сегодня что-то малолюдно в классе. Да и то видно,- быть метели. Ветер так и стучит в окна, так и хлещет по стеклам мокрым снегом.

- Нюра Валова!

- Нету.

Таня забеспокоилась.

- Кто знает, почему нет Нюры?

- Я знаю,- говорит Манька,- мы за ней зашли, а она болеет. Красная вся, не ест ничего. Ее мамка вторые сутки домой не приходит, потому как на ферме отел начался. А ребята хнычут. Мы в избу Дров занесли и печку затопили. Беда! Наверно, помрет!

- Что ты! - ужасается Таня.

- Балаболка! - машет рукой Саша.

- Да вы Александре Степановне сказали, что Нюра захворала? спрашивает Миша.

- Нет, мы не успели, в школу торопились.

- Ну, после уроков пойди и скажи ей, чтоб домой поспешала, а то Нюре одной плохо.

Прозвонил звонок.

Тане не до уроков. Никак она не может рассчитать, сколько стоит печенье и сколько сахар. Думает Таня только о Нюре. Как она там, бедная? Ведь четверо малышей, надо их напоить, накормить. Одна круглая Тонька чего стоит! Тане так жалко, так жалко Нюру! Слезы накипают у нее в глазах.

- Чижик,- толкает ее в бок Миша,- у тебя ошибка в делении.

- Ну и пусть ошибка, пусть! Может, Нюра там и правда умирает... А мы обещали бойцам заботиться друг о друге. И у Нюры тоже отец на фронте...

После уроков Таня не успевает посоветоваться с сестрой. Елена Павловна быстро уходит в учительскую,- сегодня педсовет.

Тогда Таня обращается к ребятам.

- Дружные,- говорит она,- мы должны сейчас же пойти помочь Нюре, нельзя же ее так оставить.

Но ребята с сомнением поглядывают в окна.

- Я сегодня в школе останусь,- говорит Манька.- Метель будет.

- И я хотел...

- И я...

Ребята растеряны,- ведь Нюре помочь нужно.

Таня взрывается:

- Вот вы какие "дружные"! В лес по ягоды ходить, в лапту играть, сказки слушать... А как товарищ в беде, так всей вашей дружбе конец! А кто обещал радоваться вместе и помогать в беде? Ну, так я одна пойду.

- Да подожди ты, Чижик,- урезонивает Миша.- Сейчас я побегу, скажу Александре Степановне.

- Александра Степановна уехала в луга за сеном,- говорит Алеша,вернется к вечеру.

- Вот что, ребята,- говорит Миша,- я пойду Власьевне скажу. Она что-нибудь придумает, может, лошадь достанет; и я с ней съезжу.

- И я тогда поеду,- говорит Манька,- там ведь по хозяйству помочь надо, ты сам не сумеешь.

- А мы и ночевать сможем,- говорят сестры Веселовы.

Но Власьевны в сторожке не оказалось.

- Подождем часик, педсовет кончится, и мы всё скажем Марье Дмитриевне,- решает Миша.

Но Таня уже вся горит. Ей кажется, что Нюре надо помочь сейчас же, сию минуту, нельзя ждать целый час.

Она вызывает Маньку в коридор:

- Маня, ей очень плохо?

- Очень, ой, очень,- говорит Манька и поджимает губы.

- Вот что,- говорит Таня,- ты молчи, Маня, а я пойду сейчас... Будешь молчать?

- Ага...

Таня натягивает на себя шубейку и выскакивает на крыльцо.

Ох, и неуютно же на дворе!

Тучи совсем навалились на землю, порывами налетает злой ветер, тревожно гудят ели в лесу.

Таня плотнее запахивает шубейку и идет к воротам.

Манька в одном платье выбегает на крыльцо.

- Чижик, подожди меня, Чижик! Я пойду с тобой, только оденусь.

Но Таня уже не слышит ее...

* * *

Буран налетел внезапно. Закрутились по дороге белые смерчи, затрещали сосны, изгибаясь в дугу, сыпля вниз сухой, колючий снег. Ели судорожно размахивали лапами. Снег закручивался кольцом вокруг их черных ног. Обжигающий студеный ветер захватывал дыхание. Таня поворачивалась к нему спиной, отдыхала и снова пускалась в путь, если можно было говорить о пути в этом густом колючем, белом молоке, которое кипело вокруг нее.

Сухой снег забивался за ворот шубейки, в рукава, в валенки, и некуда было от него спрятаться. Ноги увязали в сугробах; в двух шагах ничего не было видно.

Таня наткнулась на дерево, оцарапала щеку, остановилась. Метель выла по-волчьи, свистела, звенела, грохотала. На щеках нарастала ледяная корка. Таня то и дело стирала ее уже совсем мокрой варежкой. Ресницы заиндевели, стыли ноги...

Вернуться? Но где-то уже близко должны быть Холмы, а там Нюра, лежащая в жару, одна, беспомощная, Нюра, которой Таня давала клятву дружбы...

И Таня снова упрямо двигалась вперед, увязая в сугробах, борясь с развевающимися полами шубейки, останавливаясь, чтобы перевести дыхание...

Метель кончилась так же внезапно, как началась.

Куда-то дальше улетел разъяренный ветер. Еще дрожа, выпрямились сосны. Ели, освобожденные ветром от своих снежных покровов, расправили усталые сине-зеленые лапы. На чистом небе проглянули колючие холодные звезды. Поземка, слабея, еще крутилась у ног, запорашивая валенки. Вот и она улеглась. Таня вытерла мокрое лицо концом платка, стряхнула шубейку, осмотрелась и сразу поняла: сбилась с дороги. Во рту стало сухо, засосало под ложечкой.

"Ну, ничего, ничего,- уговаривала она себя.- Я не могла отойти далеко от проселка. Он где-то здесь, совсем рядом. Направо, вон за той сосной.

Уходя в снег по колени, с трудом выдирая из сугробов задубевшие валенки, Таня побрела направо. Но лес там становился гуще, снег глубже, проселка не было.

"Я ошиблась, мне нужно налево",- думала Таня и поворачивала налево.

Сосны равнодушно смотрели на маленькую, петляющую по снегу девочку.

"Только не пугаться, только не пугаться,- убеждала себя Таня.- Сейчас я вспомню, как нужно в лесу находить путь: "Путь нужно находить по звездам, по мху и по годовым кольцам на пнях..." Сейчас я посмотрю, где север, где юг - и найду дорогу".

Таня говорила вслух, чтобы не слышать тяжелой зимней лесной тишины. Звезды не помогли Тане. С трудом нашла она Большую Медведицу, долго всматривалась в начищенный серебряный ковш, но это ничего не сказало ей о дороге. Мох? Годовые кольца? Но где это найдешь под метровым снегом? Раздвигая ветви, Таня где-то потеряла варежку и дышала теперь на правую руку и отогревала ее на груди.

Ноги у Тани дрожали, сердце стучало часто-часто, губы запеклись.

"А все-таки я не боюсь,- говорила себе Таня.- Вот нистолечко не боюсь. Я иду правильно. Ну, еще десять минут, еще полчаса, и я выйду к Холмам".

Луна встала над лесом и залила снег синеватым светом. Она казалась веселой и улыбающейся, эта луна, которая твердо знала свой путь.

И тут Таня испугалась: на белом искрящемся снегу она увидела свою красную варежку! Значит, она кружила на одном месте.

Сразу стало нечем дышать. Девочка прислонилась к сосне, распустила платок.

Она даже не подняла варежку. Больше она не может ступить ни шагу, ни одного шага, ни самого маленького, так и будет стоять под сосной.

Но ведь ее найдут; конечно, найдут. Наверно, Миша сказал Леночке и Власьевне сказал. Они приедут за ней на лошади, и она ляжет в сено и будет спать, спать, спать...

А пока можно посидеть на пеньке. Таня с трудом стряхивает с себя дремоту. Нет, спать нельзя. Если заснешь, замерзнешь. Надо думать о чем-нибудь... Вот... Нюра... бедная Нюра... она больна... она лежит в постели и, наверно, спит, спит, спит... Таня падает с пенька в пушистый снег, подкладывает руку под голову... сосны строго смотрят на лежащую у их ног девочку.

Тревога

Манька вернулась в школу. Ребята уже разошлись. Миша убирал класс, поджидая Власьевну и Марью Дмитриевну.

На душе у Маньки было беспокойно: сказать Мише или не сказать?..

- Миша,- решилась она,- а Миша...

- Чего тебе?

- Чижик ведь ушла...

- Куда ушла?

- В Холмы, к Нюре...

Миша страшно рассердился:

- Да как же ты ее отпустила! Почему не сказала мне или Саше?!

- Она не велела...

Миша не стал больше расспрашивать, он бросил уборку и побежал вниз к ферме. Может быть, Александра Степановна вернулась, она возьмет лошадь и догонит Таню.

Александра Степановна и впрямь вернулась. Она сгружала сено с дровней и не успела еще распрячь лошадь. Услыхав сбивчивый и взволнованный рассказ Миши, она досадливо сморщилась.

- Уж эта языкатая! Вечно Манька наплетет невесть что. Я как за сеном ехала, домой завернула. Ничего у Нюры страшного. Насморк да кашель. А и жару нету. Зря только подружка к ней побежала.

В это время рванул студеный ветер. Александра Степановна и Миша с тревогой посмотрели на небо.