«Битлз» врозь - Боб Уоффинден

Дальше — тишина. Ходили слухи, что он стал домохозяином, затворником, сидит с ребенком и печет сам хлеб (правда) и что он решил отказаться от дальнейшей работы, поскольку уже внес свой вклад в развитие цивилизации (неправда). Из тех интервью, что Леннон дал к моменту выхода Double Fantasy и прервавших его длительное молчание, стало ясно, что он весь погряз в домашних заботах, в то время как Йоко занималась бизнесом.

Она действительно, с непревзойденным мастерством взялась за работу, увеличивая семейное состояние, главным образом, за счет удачных капиталовложений в недвижимость. К своим семи комнатам в Дакоте пара добавила еще кое–какую недвижимость в других частях США. Например, в феврале 1978 года они купили 1000 акров фермерских угодий в северной части штата Нью–Йорк, где намеревались разводить коров знаменитой холстейнской породы; позднее одну из них Йоко продала на ярмарке в Сиракузах за рекордную сумму — 265 тыс. долларов.

Пока Йоко торговала и вращалась в деловых кругах, Джон частенько ускользал из дома вместе с Шоном, отправляясь в какой–нибудь дальний уголок мира или просто заходил в нью–йоркскую студию Record Plant, где делал записи, которых никто кроме Йоко не слышал.

В мае 1979 года они пробили брешь в стене молчания, закупив рекламные полосы в крупнейших газетах (отголосок акции Джона и Йоко десятилетней давности), чтобы объявить всем, что они выходят из зимней спячки, т. к. наступило время для «весенней чистки наших умов». Многие были разочарованы этим посланием. Джон и Йоко снова казались им наивными со своей старомодной философией 60–х, особенно из–за напечатанного в конце примечания, что «три ангела заглядывали через наши плечи, когда мы это писали». Некоторые, прочитавшие послание, еще питали надежду, что Леннон вернется в музыку, но большинство с сожалением приходили к выводу, что он просто не заинтересован в дальнейшей работе, и даже если вернется, результаты будут плачевными. Многие смирились с тем, что Леннон исчерпал свои творческие силы. Он походил на эксцентричного, не по годам рано выжившего из ума миллионера, а его послание напоминало завещание, в котором он похоронил себя для всеобщего окружения. Вместе с тем он не изменился — оставался остроумным, энергичным, интеллигентным, и невероятно, чтобы кто–то мог сомневаться в этом.

Так случилось, что Леннон не стал дожидаться пока пройдут пять лет. Он вернулся к работе в августе 1980 года, чтобы выпустить новый альбом к пятилетию Шона.

Джон по–прежнему не желал подписывать никаких бумаг, но Йоко взяла все заботы на себя, и, в конце концов, они заключили контракт с недавно созданной компанией Дэвида Геффена Geffen Records. Альбом Double Fantasy, в равной мере Джона Леннона и Йоко Оно, вышел в свет в начале ноября.

Многие критики были ошеломлены; после такой длинной паузы они нашли его тихим и недостаточно смелым. Большинство, однако, готовы были признать, что теперь песни Йоко стали более вразумительными и выгодно отличались от тех, что она писала раньше. (На фоне появившейся британской «новой волны» ее стиль действительно казался более современным, чем Джона).

Тем не менее, Double Fantasy — это тот альбом, прелесть которого открывалась не сразу. Во многих отношениях песни Леннона должны бы были появиться после альбома Plastic Ono Band, поскольку в них он был в ладу с самим собой. Что придает им особую теплоту, так это то, что он, как обычно, предельно честен. Песни Джона, открывающие каждую сторону пластинки (замедленные Рой Орбисон — Элвис Пресли), (Just Like) Starting Over и Watching The Wheels — были весьма хороши, несмотря на то, что многие видели во второй малоубедительное объяснение его пятилетнего молчания. Все остальные песни Леннона имели свои достоинства; Woman — просто прекрасна, а колыбельную Beautiful Boy невозможно слушать без чувства щемящей грусти.

Однако вскоре достоинства альбома как такового стали носить характер относительный. Гораздо важнее было то, что Джон Леннон вернулся, и, как показали данные в то время интервью (лучшие в «Плэйбое» и на Би–би–си Энди Пиблсу), его способности отнюдь не иссякли. Интервью и музыка Double Fantasy сулили великие свершения в будущем.

А вскоре главным стало то, что это возрождение было слишком быстро прервано — Джон Леннон был жестоко застрелен возле Дакоты, возвращаясь домой из студии звукозаписи. 8 декабря 1980 года стал днем скорби для миллионов; целые поколения ощутили утрату. Немного найдется известных личностей, о смерти которых плакали бы больше.

Глава 8 — Цена успеха

Известие о смерти Леннона прокатилось волной траура по всему миру и вызвало настоящий бум в сфере торговли. Все, связанное с именем Битлз, с этого вечера заполнило магазинные прилавки, а уж такая дань, как книги и журналы, молниеносно появились невесть откуда.

Затем лавина общественного соболезнования обрушилась на Йоко Оно, которая после убийства Джона держалась с достоинством и самообладанием. Она призвала отметить эту утрату в следующее воскресенье всемирным молчанием в два часа пополудни в Нью–Йорке (в семь вечера в Лондоне и Ливерпуле) — благоразумная идея, дающая миллионам фанов возможность как бы принять участие в похоронах Джона. В действительности же тело Леннона было тайно кремировано вскоре после его смерти. В характерной уже манере Йоко поместила во многих воскресных газетах письмо благодарности всем, кто не забыл Джона и скорбел по поводу невосполнимой утраты («Я благодарю вас за ваши письма, телеграммы и мысли»).

Спустя несколько недель посла смерти Джона Леннона Йоко возобновила работу, приступив к записи сольного альбома Season Of Glass. Он появился в июне 1981 года и содержал смелые упоминания об убийстве: одной песне — No, No, No — предшествовали револьверные выстрелы, а передняя сторона конверта мрачно демонстрировала окровавленные ленноновские очки. В нем не было прямого посвящения Джону, однако, как объясняла Йоко: «Много поразительных вещей произошло во время записи. Джон был рядом и помогал аранжировать мои песни. Вот почему этот альбом не посвящен ему. Он бы обиделся. Ведь он был всегда со мной».

Во взаимоотношении Джон–Йоко было довольно много ревности, но этот нонсенс больше, относился к одной половине пары, нежели к другой. Йоко считала, что они имеют достаточно самообладания, хотя и крайне ранимы. В ней также жило необузданное чувство собственности по отношению к Джону, характерным проявлением которого являлось ее крайнее нежелание, чтобы он когда–нибудь снова посетил Англию. Но Леннон был не просто удивительным человеком, он был чрезвычайно индивидуальной личностью. И нелепо вообразить, чтобы что–то или кто–то могло остановить его. Взаимоотношение Джона и Йоко — это их взаимоотношение, и как бы они не изменяли его, оно оставалось таким, каким они считали нужным. Приходится только сожалеть по поводу безрассудства битломанок конца 70–х, которые сопровождали непременным свистом и шипением любое упоминание имен Йоко или Линды. «Йоко досталась куча говна, — говорил Ринго в журнале «Роллинг Стоун», — ей и Линде; но развал Битлз был не их виной. Просто неожиданно мы обнаружили, что нам всем стукнуло по тридцать, мы женились и изменились. Мы уже не могли продолжать ту жизнь дальше.» Удивительно, но в одном Йоко и Линда одинаковы — им по–прежнему отводится роль злодеек в битловской пьесе; с другой стороны, это характеризует историю Битлз как нечто целое, такое, что любая женщина в ней всегда будет посторонней.