Улыбка пересмешника - Елена Михалкова

«Источник информации»? До Прохорова вдруг дошло. Эти люди не собирались сдавать его в милицию, они намеревались поговорить с ним. Это и облегчало дело, и усложняло.

– А если я не собираюсь ничего вам говорить? – Ему даже удалось усмехнуться.

– Собираешься, – заверил Бабкин, по-прежнему державший пальцы сомкнутыми у него на шее. – Ты просто сам еще не знаешь, что собираешься.

Он помолчал несколько секунд, оценивающе глядя на неподвижного Данилу, и распорядился:

– Макар, перебирайтесь с Викторией в нашу машину. А мы сейчас придем.

Ему беспрекословно подчинились. Хлопнула дверь, и Прохоров понял, что они остались одни: он – в салоне, здоровяк – рядом, возле приоткрытой дверцы. «Он что, собирается меня силой отсюда вытаскивать? – подумал Прохоров, незаметно напрягая и расслабляя группы мышц. – Ну давай, попробуй, красавец...»

Данила уже решил, куда ударит этого самонадеянного идиота, но тут ему в голову пришла новая мысль: возможно, убегать сейчас не стоит. Он ведь хотел поговорить с заказчицей расследования, и вряд ли ему представится другой шанс... Так, может, поехать с ними, пусть даже в качестве пленника?

Судорожно просчитывая варианты, Прохоров сказал себе, что эти люди отличаются наглостью, переходящей в глупость: полагают, что он, здоровый тридцатилетний мужик, позволит обращаться с собой как с бревном и станет послушно делать все, что они ему скажут... В другое время их отношение взбесило бы Данилу, но сейчас он понял, что это может сыграть ему на руку: тот, кто недооценивает противника, не сумеет противостоять ему в нужный момент.

Поэтому когда Бабкин отпустил Данилу, тот вызывающе ухмыльнулся ему в лицо, но даже не дернулся. Руки его расслабленно лежали на коленях, и он ожидал дальнейших распоряжений. Они последовали немедленно и были лаконичными.

– Вылезай.

Прохоров выбрался из машины, с неприятным удивлением отметив, что сам себе кажется очень слабым, словно это его треснули по затылку четверть часа назад. «Пожалуй, драку бы я сейчас не потянул», – подумал он, и тут человек, которого он назвал про себя туповатым самонадеянным шкафом, поразил его второй раз. С неожиданной быстротой, плавным, почти незаметным движением он завел Даниле руку за спину, а свободную лапу положил ему на плечо. Теперь они смотрелись со стороны как два приятеля, один из которых бережно ведет другого, подвыпившего и оттого заваливающегося лицом вперед. Унизительности такого положения Прохоров вытерпеть не мог, и попытался вырваться, но плечо пронзила такая острая боль, что прикосновение пистолетного дула показалось ему нежной лаской по сравнению с хваткой здоровяка.

– Больно себе сделаешь, – предупредил Бабкин. – Не дергайся.

Так они и дошли до темно-синего «БМВ», в котором виднелись силуэты двух людей.

– Может, я поведу? – собравшись с силами, поинтересовался Данила.

В ответ лишь коротко хмыкнули.

Когда Прохорова пихнули на заднее сиденье и он почти упал возле светловолосого парня, зашипев от боли, «шкаф» наклонился к нему, невозмутимо сгреб обе его руки и защелкнул наручники на запястьях. Когда и откуда он успел их достать, Данила даже не заметил.

– Разумно, – подал голос светловолосый. – Ну что, тронулись?

«БМВ» почти с места набрал скорость и пронесся мимо одинокого джипа Данилы Прохорова, брошенного у обочины.

Алиса

Сегодня Кирилл попросил меня заехать за ним вечером и даже прибавил: «Если у тебя нет других планов». У меня занятия в танцклубе, но я отменю их ради того, чтобы поужинать с собственным мужем. Кажется, он чувствует себя виноватым передо мной за то, что устроил в прошлый раз, и пытается загладить вину так, как умеет. А мне почти смешно...

Скажу вам честно: я ужасно испугалась, когда меня обмотали всеми этими проводами, а затем стали задавать вопросы. Но потом вспомнила слова папы, который говорит, что у меня математические мозги в романтической головке, и приказала себе собраться и не паниковать. В конце концов, не происходило ничего страшного, кроме того, что сама процедура до ужаса напоминала истязание психически больного человека. Даже не знаю, почему мне так подумалось – на самом-то деле ничего особенно ужасного не совершалось.

Когда в голове у меня прозвучали папины слова, я сразу успокоилась, потому что поняла, о чем Кирилл будет меня спрашивать. Я стараюсь никогда не врать людям, разве что иногда позволяю себе кое о чем умалчивать, и в этот раз мое умалчивание сослужило мне плохую службу: я должна была раньше рассказать ему о Романе. Забавно звучит, правда? «Рассказать о Романе»... Но никакого романа не было и быть не могло, потому что я не изменяю своему мужу, как бы наивно это ни звучало.

После допроса, который мне устроили Кирилл и его помощник, Роман пропал, и я думаю, что больше он не появится. Честно говоря, я переживаю за его судьбу. Может быть, даже сегодня вечером наберусь смелости и спрошу у Кирилла, что с ним случилось, – я уверена, что он знает ответ.

Правда, мой муж такой злой последнее время, что лучше его не раздражать лишними вопросами. Я ужасно рада, что он доверяет мне, потому что иначе я не знала бы причины его дурного настроения и думала, что оно связано со мной... Но, к счастью, все обстоит иначе: дело в том, что у Кирилла все больше проблем в бизнесе, и они растут как снежный ком.

Мой муж говорит, что кто-то из его фирмы «сливает» информацию конкурентам. Вы удивитесь, если узнаете, какие сражения за рынок идут в сфере продаж мяса и полуфабрикатов из него. Как-то раз Кирилл, усмехаясь, сказал, что он – мясник высокого уровня: сам производит мясо на своей птицефабрике, сам перерабатывает его и отправляет клиентам... А затем добавил, что на одну улицу всегда хватало одного мясника, поэтому им с Баравичовым давным-давно тесно.

Я знаю о том, что происходит. Несколько крупных заказов ушли у Кирилла из-под носа, а газеты по-прежнему обсасывают историю с порченым мясом, которое оказалось в куриных котлетах. Кто-то поддерживает их интерес, подбрасывает поленья в эту жадную топку, и нет ничего удивительного в том, что мой муж в бешенстве. Несколько дней назад какое-то интернет-издание опубликовало явно заказную статью о том, что в цехах Кручинина ужасающая антисанитария: крысы бегают по разделочным столам, поедают индюшатину и курятину и время от времени сваливаются в мясорубки. Если бы вы побывали в мясном цехе, то поняли бы, что это полная ерунда: свалиться в мясорубку невозможно, не говоря о том, что там и нет мясорубок – есть большие серебристые агрегаты, которые я называю автоклавами, и все они закрыты плотно прилегающими крышками. Но большинство читателей не знает об этом и принимает на веру то, что написано в желтом издании. Кирилл хотел подать на газету в суд, но Давид, его правая рука, отсоветовал: сказал, что так они только привлекут ненужное внимание к тому, что само забудется спустя неделю.

Его слова были бы справедливы, если бы не активность врагов Кирилла. Пока он пытается заткнуть течь в днище, тут же появляется новая, по правому борту, а затем ломается мачта, в парусе обнаруживается дыра, и все повторяется заново. Со стороны может показаться, что все это – комариные укусы, и корабль может спокойно плыть дальше, латая пробоины по ходу движения, но мне-то видно, что это не совсем так. И Кирилл тоже видит это. Его состояние порой пугает меня: он впадает в ярость по любому пустяку, и смотрит на того, кто вывел его из себя, так, словно готовится перегрызть ему горло, – исподлобья, чуть вздернув верхнюю губу. В такие секунды в его глазах мне видится... нет, не поймите меня превратно, я вовсе не хочу назвать своего мужа сумасшедшим!... но эта свирепая ярость... мне кажется, что ему самому она доставляет удовольствие. Нет смысла скрывать, что Кирилл не особенно считается со мной – думаю, вы и сами это прекрасно поняли... Он не находит нужным сдерживаться в моем присутствии, и тогда я вижу вещи, которые меня пугают.

В последний раз это было связано с какой-то женщиной... Кажется, ее зовут Виктория. Поздно ночью Кириллу позвонил начальник его службы безопасности, похожий на эскимоса, и о чем-то говорил с мужем около четверти часа. Кирилл ушел в свой кабинет, а я сидела под дверью, подслушивая разговор... Правда, мне достались одни междометия да мат, но кое-что меня всерьез озадачило.

– Она меня доведет, – сказал мой муж с угрозой, а потом начал говорить так тихо, что из-за прикрытой двери мне не удалось ничего разобрать.

На цыпочках я убежала в постель, и когда Кирилл вернулся, сделала вид, что сплю. Я слышала, как он ходит по комнате, наливает что-то из бара – должно быть, виски, – делает несколько глотков... И вдруг тишину прорезал звук разбитого стекла.

Я подскочила. На белом ковре возле стены расплывалось бурое пятно, вокруг валялись осколки. Муж стоял неподвижно возле столика и смотрел перед собой застывшим взглядом. Я видела такой взгляд у сильно пьяных людей – за секунду до того, как они падали лицом вниз.