Винный склад - Висенте Бласко-Ибаньес

– Что она уже не любитъ меня, что сразу погасла прежняя ея любевь, что у нея не осталось ни крошки привязанности и она не желаетъ лгать, притворяясь влюбленной. Какъ будто любовь можеъ погаснуть сразу, какъ гаснетъ огонь свѣчи!

Рафаэль вспомнилъ финалъ послѣдняго своего разговора съ ней. Утомившись умолять и плакать, держаться за рѣшетку и стоять на колѣняхъ, какъ ребенокъ, отчаяніе заставило его разразиться угрозами. Пусть проститъ ему Ферминъ, но въ ту минуту онъ чувствовалъ себя способнымъ совершить преступленіе. Дѣвушка, утомившись слушать его мольбы, испуганная его проклятьями, кончила тѣмъ, что разомъ захлопнула окно. И такъ обстоитъ дѣло до сихъ поръ.

Два раза побывалъ онъ въ Марчамало днемъ подъ предлогомъ повидать сеньора фермера, но Марія де-ла-Лусъ пряталась, едва слышала галопъ его лошади на большой дорогѣ.

Монтенегро слушалъ его задумчиво.

– Нѣтъ ли у нея другого жениха? – сказалъ онъ. – Можетъ бытъ она влюбилась въ кого-нибудь?

– Нѣтъ, нѣть, – поспѣшилъ возразить Рафаэль, словно эта увѣренность служила ему утѣшеніемъ. – To же самое подумалъ и я въ первую минуту и уже видѣлъ себя сидящимъ въ тюрьмѣ въ Хересѣ и вызваннымъ въ судъ. Всякаго, кто бы отнялъ у меня мою Марикиту де-ла-Лусъ – я убью. Но, ахъ, никто не отнимаетъ ее у меня, она сама отошла… Я проводилъ дни, издали наблюдая за башней Марчамало. Сколько стакановъ вина выпилъ я въ постояломъ дворикѣ на большой дорогѣ и это вино обратилосъ въ ядъ, когда я видѣлъ кого-нибудь поднимающагося или спускающагося съ холма виноградника… Я проводилъ ночи, лежа между виноградными лозами съ ружьемъ наготовѣ, рѣшивъ всадить нѣсколько пуль въ животъ первому, кто подошелъ бы къ рѣшетчатому окну Марикиты… Но я никого не видѣлъ, кромѣ дворнягъ. И за все это время я забросилъ свои обязанности на мызѣ въ Матансуелѣ, хотя, что мнѣ тамъ дѣлать при забастовкѣ. Меня никогда тамъ нѣть; обо всемъ заботится бѣдный Сарандилья. Еслибъ хозяинъ узналъ бы объ этомъ, онъ тотчасъ же отказалъ бы мнѣ. Глаза и уши у меня только лишь на то, чтобы слѣдить за твоей сестрой, и я знаю, что и жен ха у нея нѣтъ, и никого она не любитъ. Мнѣ все еще мерещится, будто она неравнодушна ко мнѣ, видишь какой я безумецъ!.. Но проклятая избѣгаетъ видѣться со мной и говоритъ, что не любитъ меня.

– Но можетъ ты въ чемъ-нибудь провинился передъ нею, Рафаэль? Можетъ быть она разсердилась на тебя за какой-нибудь твой легкомысленный поступокъ?

– Нѣтъ, этого тоже нѣтъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я полюбилъ твою сестру, я не смотрю ни на одну дѣвушку. Всѣ кажутея мнѣ некрасивымяи, и Марикилья это знаетъ. Въ послѣднюю ночь, котда я говорилъ съ ней и умолялъ ее простить меня, самъ не зная за что, я спрашивалъ ее, не оскорбилъ ли я ее чѣмъ-нибудъ, бѣдняжка плакала словно кающаяся Магдалина. Ей хорошо извѣстно, что я ни въ чемъ не виноватъ передъ ней. Сама она говорила: «Бѣдный Рафаэль! Ты хорошй! Забудь меня, со мной ты былъ бы несчастливъ». И она захлопнула окно передо мной.

Юноша стоналъ, говоря это, въ то время, какъ его другъ задумался.

– Ничего не понимаю. Марикилья порываетъ съ тобой и не имѣетъ другого жениха. Она чувствуетъ къ тебѣ состраданіе, говоритъ, что ты добрый… Разгадай, кто можетъ, эти гіерогліифы!

Послѣ долгаго молчанія надсмотрщикъ вдругъ сказалъ.

– Ферминъ, одинъ ты можешь устроить все дѣло.

Для этого-то онъ и ждалъ его у выхода изъ конторы. Ему извѣстно, какое онъ имѣетъ большое вліяніе на сестру. Марія де-ла-Лусъ уважала его сильнѣе, чѣмъ отца, и восхищалась его знаніями.

– Если ты ей скажешь, чтобы она сдѣлала, она сдѣлаетъ. Постарайся смягчить это каменное сердце.

– Хорошо, я готовъ сдѣлать все, что могу. Повидаю Марикиту, поговорю съ ней о тебѣ. Доволенъ ты?

Рафаэль, вытирая слезы и улыбаясь, спросилъ, когда онъ думаеть идти къ Марикитѣ.

– Завтра. Сегодня вечеромъ мнѣ въ конторѣ еще надо привести въ порядокъ счеты.

– Нѣтъ, Ферминъ, умоляю тебя спасеніемъ души твоей. Поѣзжай сейчасъ.

И Рафаэль такъ усдиленно сталъ молить его, что Монтенегро уступилъ. Раннимъ вечеромъ Ферминъ отправился въ Марчамало, сидя верхомъ на крупѣ лошади Рафаэля, которую тотъ бѣшено пришпоривалъ. Оба они спѣшились на постояломъ дворикѣ по большой дорогѣ, вблизи виноградника.

– Я подожду тебя здѣсь, – сказалъ надсмотрщдикъ.

Но Ферминъ объявилъ, что онъ переночуетъ на виноградникѣ, и пусть Рафаэль пріѣзжаетъ за нимъ на другой день утромъ.

Когда сеньоръ Ферминъ увидѣлъ, что идетъ его сынъ, онъ нѣсколько тревожно спросилъ, не случилось ли что въ Хересѣ.

– Ничего, отецъ.

Пріѣхалъ онъ переночевать сюда, такъ какъ его отпустили изъ конторы, гдѣ у него въ этотъ вечеръ не было работы. Радуясь посѣщенію сына, старикъ все же не могъ отдѣлаться отъ безпокойства, высказаннаго имъ, когда онъ увидѣлъ сына.

– Я подумалъ, увидавъ тебя, что въ Хересѣ дѣла плохи; но если и ничего еще тамъ не случилось, то скоро случится. Сидя здѣсь, мнѣ все извѣстно; я имѣю друзей на другихъ виноградникахъ, которые сообщаютъ мнѣ о намѣреніяхъ забастовщиковъ.

И приказчикъ разсказалъ сыну о большомъ митингѣ работниковъ, который долженъ состояться на слѣдующій день на равнинѣ Каулина. Никто не знаетъ, кто давалъ приказаніе, до изъ устъ въ уста распространился призывъ по горамъ и селамъ, и многія тысячи человѣкъ соберутся вмѣстѣ, даже работники изъ окрестностей Малаги, – всѣ тѣ, которые занимались поденщиной въ округѣ Хереса.

– Настоящая революція, сынъ мой! Всѣмъ руководитъ молодой человѣкъ, пріѣзжій изъ Мадрида, котораго прозвали Мадриленьо. Онъ проповѣдуетъ объ убійствѣ богатыхъ и распредѣленіи между бѣдными всѣхъ сокровищъ Хереса. Народъ точно обезумѣлъ: всѣ увѣрены что завтра они побѣдятъ и что нуждѣ наступитъ конецъ. Мадриленьо прикрывается именемъ Сальватьерра и будто бы дѣйствуетъ по его приказанію; и многіе утверждаютъ, точно сами видѣли его, что донъ-Фернандо скрывается въ Хересѣ и явится, лишь только начнется революція. Что ты скажешь на это?

Ферминъ съ недовѣрчивостью покачалъ головой. Нѣскольо дней тому назадъ Сальватьерра писалъ ему, но не выражалъ намѣренія вернуться въ Хересь. Ферминъ сомнѣвается въ его пріѣздѣ туда. Притомъ, онъ считаетъ неправдоподобнымъ это намѣреніе возстанія. Надо думать, что это лищь одна изъ многихъ ложныхъ тревогь, распускаемыхъ доведенными до отчаянія голодными. Было бы безуміемъ попытаться овладѣть городомъ въ то время, какъ тамъ войско.

– Вы увидите, отецъ, что если и состоится собраніе въ Каулинѣ, то все ограничится лишь криками и угрозами, какъ во время собраній въ деревняхъ. A относительно донъ-Фернандо не безпокойтесь. Я убѣжденъ, что онъ въ Мадридѣ. Онъ не такой сумасшедшій, чтобъ вмѣшаться въ нелѣпость, подобную этой.

И я думаю такъ же, сынъ мой; но во всякомъ случае завтра постарайся держаться дальше отъ этихъ безумцевъ, если они дѣйствительно вступятъ въ городъ.

Ферминъ смотрѣлъ во всѣ стороны, ища глазами свою сестру. Наконецъ, показалась Марія де-ла-Лусъ, она улыбалась Фермину и осыпала его возгласами радостнаго удивленія, Юноша внимательно взглянулъ на нее. Ничего. Еслибъ не разговоръ съ Рафаэлемъ, онъ не могъ бы на лицѣ ея уловить признаки горя.

Прошло болѣе часа, и Ферминъ все еще не могъ говорить наедине съ сестрой. По пристальнымъ взорамъ, устремленнымъ на нее братомъ, дѣвушка, казалось, угадывала нѣчто изъ мыслей. Она то блѣднѣла, то краснѣла.

Сеньоръ Ферминъ спустился внизъ съ холма виноградника, идя навстрѣчу погонщикамъ, проѣзжавшимъ по большой дорогѣ. Это были друзья и ему хотѣлось узнать отъ нихъ кой-что о предполагавшемся завтрашнемъ собраініи.

Оставншись одни, братъ и сестра обмѣнялись взглядами среди тягостнаго молчанія.

– Мнѣ надо поговорить съ тобой, Марикита, – сказалъ, наконецъ, юноша тономъ рѣшимости.

– Говори, Ферминъ, – отвѣчала она спокойно. – Увидавъ тебя, я поняла, что ты пріѣхалъ съ какой-нибудь цѣлью.

– Нѣтъ, я не буду говорить здѣеь. Отецъ можетъ вернуться, а то, о чемъ намъ съ тобой нужно переговорить, требуетъ времени и спокойствія. Пойдемъ, прогуляемся.

И они направились внизъ сь холма, по спусау, противоположному большой дорогѣ, сзади башни. Марія де-ла-Лусъ нѣсколько разъ хотѣла остановиться, не желая идти такъ далеко. Ей хотѣлось поскорѣй выйти изъ тревожной неизвѣстности. Но братъ не соглашался начать разговоръ, пока они не покинутъ виноградника Дюпона, гдѣ отецъ ежеминутно можетъ встрѣтиться съ ними.

Наконецъ они остановились вблизи ряда кустарниковъ, у большого отверстія въ стѣнѣ, откуда виднѣлся оливковый садъ, сквозь листву котораго прорывались лучи заходящаго солнца.