Обнаров - Наталья Троицкая

Когда упал занавес, зал взревел овацией. Крики «Браво!» не прекращались минут десять, а шквал аплодисментов был еще дольше, так что усталые актеры, взявшись за руки, выходили на поклон бессчетное количество раз. «Берлинская стена» всегда нравилась зрителю.

– Константин Сергеевич, поздравляю! Прекрасный спектакль! Не мог оторваться. Супруга в восторге! Превосходная работа. Глубоко. Талантливо! – шедший навстречу по коридору зам. худрука Петр Миронович Симонец пожал Обнарову руку.

– Спасибо, Петр Миронович.

Обнаров рукавом отер пот со лба, подумал: «Сука хитрая. Три пишем, два в уме…» Он все еще помнил, как, посмотрев первый раз этот спектакль с молодым питерским актером Костей Обнаровым, заслуженный деятель искусств Петр Миронович Симонец на собрании труппы с жаром говорил худруку: «Бездарность! Полная бездарность! Деньги на ветер! Пусть уезжает назад, в свой Санкт-Петербург, и не позорит наш театр!»

– Костик, молоток! Держи «краба».

Сергей Беспалов пожал другу руку, коротко обнял.

– О, ё! Ты ж мокрый весь, рубаху хоть выжимай!

– Это приступ звездной болезни, Серый. Ты чего это здесь, в ночи?

– Вы сцену освободили. Сейчас репетнём малёк, и по домам.

– Часиков до четырех утра?

– Вроде того. Ладно, не буду тебя задерживать. Иди уже, выжимайся.

Обнаров шел по длинному коридору к гримерке. Мимо сновали какие-то люди. Кто-то что-то ему говорил, жал руку, он автоматически кивал, что-то отвечал, но все это было словно в тумане. Это было с ним всякий раз, сознание точно выключалось. Нужно было сбросить с себя сценические доспехи, облачиться в свой старый пуловер, потертые джинсы, развалившись в кресле, закрыв глаза, выкурить сигарету – и можно жить дальше.

Обнаров вытирал лицо полотенцем, когда почувствовал, что в гримерке кто-то есть. Он обернулся. В его кресле, положив ногу на ногу, сидела абсолютно нагая девица. Туфли на высокой шпильке, блестящие подвески на шее и такие же серьги – вот, пожалуй, и все, что прикрывало ее наготу.

– Ну, что, красавчик, иди ко мне. С беременной женой, которая на седьмом месяце, какие там удовольствия?! Я жаркая. Я страстная. Я вся твоя!

Обнаров успел подумать: «Сама пришла или братья-артисты ради хохмы подогнали?» Но ответ уже не имел никакого значения.

Резко, с шумом, ногой он распахнул дверь гримерки, подхватил вещи девицы, швырнул их в коридор, едва сдерживаясь, сказал:

– Убирайтесь! Не медля!

– А джентльмены так не поступают… Я пришла, потому что люблю тебя. Давно люблю! Ты же такой одинокий, Костик, такой несчастный. Только представь, как нам будет хорошо! Ну посмотри на меня! Посмотри же! – она шла к нему с явным намерением обнять.

– Я сказал, вон убирайтесь! – рявкнул Обнаров.

Стоя на пороге гримерки, он придерживал рукой норовившую захлопнуться дверь.

– Приобретенный билет дает вам право на просмотр спектакля, но не дает вам право вторгаться на мою территорию и лезть своими грязными похотливыми лапами в мою личную жизнь! Вон! Или я позову охрану! В театре вы будете персоной нон грата.

– Костенька, что случилось? – выглянула из соседней гримерки игравшая вместе с Обнаровым спектакль народная артистка Эвелина Иосифовна Маревская.

– Все нормально. Извините за шум, – сказал Обнаров и уже девице: – Поторопитесь! Я жду!

– Господи, что такое? Бюстгальтер… Одежда… Сумка… – бормотала Маревская, разглядывая вещи на полу. – Я сейчас позвоню охране.

Следом за Маревской на шум стали собираться рабочие сцены и освободившиеся после спектакля актеры.

– Ты не имеешь права так со мной обращаться! – кричала девица, стоя напротив Обнарова. – Ты не можешь меня прогнать! Ты самый дорогой мне человек! Я тебя знаю лучше, чем себя! Я тебя никому не от…

– Я устал от вашего визга! Я устал лицезреть ваш суповой набор! Мне режет слух обращение на «ты»! Избавьте меня от острых ощущений! – жестко перебил даму Обнаров. – Почему в вашу голову не приходит идея проникнуть в операционную к хирургу, в шахту к шахтеру, в совещательную комнату к судье для интима с ними? Почему вы считаете для себя позволительным – нормой – вломиться в гримерку к актеру? Почему вы убеждены в том, что вас здесь ждут?! Обратитесь к психоаналитику, а лучше к психиатру. Вы омерзительны! Ни женской гордости, ни чести.

– Константин Сергеевич, мы сейчас ее вытащим, – крикнул один из двух подбежавших охранников.

– И потрудитесь выяснить, как она попала в запертое помещение, – распорядился Обнаров.

– Они теперь полезут, – тоном знатока сказал второй охранник. – С пятнадцатого мая по телевизору сериал повторяют. От опера Миши Разова у них всегда клинило.

– У вас ничего не пропало, Константин Сергеевич? Проверьте, – опасливо предложила Эвелина Иосифовна.

Охранники не без труда вытащили в коридор сопротивляющуюся, сыплющую оскорблениями и проклятиями девицу.

По дороге домой Обнаров притормозил у цветочного магазина и купил розы. Сегодня душа просила нежности, поэтому он выбрал нежно-розовые. Он всегда покупал розы по дороге домой со спектакля. Покупал для нее.

Он никогда не брал с собой подаренных цветов, так и оставлял букеты на сцене, какими бы дорогими и красивыми они не были.

Нет, это не было знаком высокомерия или пренебрежения к щедрым зрителям. Просто, когда цветы дарить начали, везти их было не на чем и некуда. Не было ни машины, ни своего жилья. Не войдешь же в вагон метро с охапкой букетов! Цветы так и оставались на сцене. Позже это стало своеобразной приметой на удачу, а артисты – народ суеверный.

Осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, Обнаров открыл дверь. Конечно, он знал, что жена скорее всего не спит, она всегда ждала его после спектакля, но все равно старался не шуметь, чтобы вдруг не потревожить ее нечаянный сон.

Медленный красивый блюз, бархатом льющийся из динамиков, шлепанье босых ног по паркету, шорох длинного шелкового халата, легкий запах духов, радостная улыбка, ласковые руки, привычная тяжесть на шее, вкрадчивое:

– Хороший мой, наконец-то! Я так соскучилась!

– Это тебе.

Шелест целлофана, восхищенный вдох, обязательный поцелуй в щеку.

«Сейчас она скажет: «Спасибо. Цветы просто великолепны! Марш умываться и ужинать». Она все время это говорит», – с улыбкой подумал Обнаров.

Эта фраза была как гарантия, что все хорошо, что все в полном порядке.

– Костя, что-то случилось? – Тая на мгновение насторожилась, цепко посмотрела мужу в глаза. – Нет. Я бы знала, – она облегченно махнула рукой, пошла с букетом на кухню. – Спасибо! Цветы просто великолепны! Марш умываться и ужинать!