Огонь и ветер - Иар Эльтеррус

— Ни в коем случае нельзя, — Ит помрачнел. — Ри, нас подставляют.

— А то я не заметил.

— Слепой бы заметил. Но речь не об этом. Правда, посиди завтра дома и повозись с расчётами.

— Ит, ну что это такое «повозись»… — Ри поморщился. — Что это за выражансы? Я хочу хотя бы приблизительно подсчитать, чем эта авантюра может нам грозить. Всем, замечу. Сделаю примерную раскладку этих точек на карте, попробую выстроить противофазы. А дальше надо будет каким-то образом налаживать контакт с той бригадой, которая работает на противоположных участках.

— Наивный, — усмехнулся Ит. — Нет, в идеале, конечно, это так и должно быть, но ты пойми: этой второй бригадой, к примеру, могут оказаться верные слуги того же Молота, крайне заинтересованные в результате. Её может не быть, этой второй бригады. Или это вообще может оказаться подставой. Или…

— Я не идиот, — перебил его Ри. — Надо хотя бы понять, что она точно есть, эта бригада. Потому что я не только не идиот, но и не убийца. Мы думали, что система может грохнуть нас. А тебе в голову не приходило, что система может грохнуть ту гипотетическую противоположную бригаду?

— Приходило, — мрачно кивнул Ит. — В любом случае, Павлу с нами не повезло.

— Повезло, — отмахнулся Ри. — Очень повезло. Мы повязаны по рукам и ногам.

— Из-за нас, — Ит сник. — Ри, прости. Если бы не сын… мы бы сразу сказали Павлу «прощай», и только бы он нас и видел. Ты… боюсь, ты не поймёшь, как это. Да, он давно взрослый, и мы столько лет его не видели, но… Я отчасти даже рад, что у вас с Джессикой детей не было. Потому что я не вижу Фэба-младшего взрослым. И Маден я не вижу взрослой. Понимаешь?

Ри отрицательно покачал головой.

— Не могу объяснить, — Ит опустил голову на руки. — Но всё равно… Когда я о них думаю, я вижу мальчика, который несёт блюдечко с семенами для птиц, и девочку, которая бежит ко мне через гостиную… Ри, это невообразимое что-то. Я могу молчать про них годами, но они часть моей души, понимаешь? Даже если я им не нужен, как стал не нужен Фэбу-младшему, они всё равно часть души. Это… это закон жизни. Дети вырастают, уходят; родители живут сами по себе, дети сами по себе, видятся раз в десять лет, и максимум — через трансивер связываются… вот только кровь не обманешь. И сволочь эта, Марина, с которой мы говорили… она про этот закон знает. И совершенно правильно всё поняла.

— Вы же с младшим поссорились, — напомнил Ри.

— Ну да, девяносто лет назад ещё. То Терры. Он ведь поддержал Орбели, его жена тоже. Приезжал, скандалил, честь семьи, род, будущее, всё такое… — Ит дёрнул головой, скривился, словно от боли. — Но разве это важно?

— А что, нет?

— Если речь идёт о том, что кто-то придёт его убивать, — нет. — Ит говорил твёрдо, в голосе его не было и тени сомнения. — Конечно, нет! Ты что?!

— Он же тебя ненавидит.

— Ты не прав. Просто он больше любит мать, — возразил Ит, и тут Ри понял, что спорить с ним бесполезно. Он со своей сторонней позиции мог видеть реальное положение вещей, но у Ита и Скрипача на глазах были шоры. Сын — это сын. Дочь — это дочь. Это когда любишь априори. И думаешь, что, возможно, с другой стороны она тоже существует, эта любовь…

«Чёртовы рауф, — с тоской подумал Ри, глядя на сникшего и разом на сто лет постаревшего Ит. — Чёртовы дети, чёртова Марина, чёртова жизнь и чёртов Павел».

— Ит, ты прав, — успокоил он. Смотреть на друга было жалко. — Ты совершенно прав. Нельзя подвергать жизнь мальчика опасности…

— Какой он мальчик, — отмахнулся Ит. — Это он для нас мальчик, а так — давно взрослый мужик, дипломат, язва, подлец, с непростым характером и материнскими амбициями. От нас он мало что взял. Это тебе не Маден.

Он всё понимает, вдруг понял Ри. Зря я думал про шоры. Всё он понимает, вот только…

— В общем, в любом случае, вы поступаете правильно. А если мы оказались в одной упряжке…

— Мы в ней всю жизнь, — напомнил Ит. Криво усмехнулся, потёр висок. — Давай смотреть точки. Ладно?

Выехали Ит и Скрипач спозаранку, когда Ри ещё спал глубоким сном. С собой прихватили «пирожков со всем подряд», которых вчера Скрипач напёк огромное количество, и термос с горячим кофе — это показалось очень хорошей мыслью.

Часа полтора стояли в пробках: утренний город ехать не желал категорически. Скрипач, уныло глядя в окно машины, подумал, что, будь это Индиго хотя бы третьей стадии, вопрос с пробками решили бы быстро и радикально. Просто запретив личный транспорт. А будь это Маджента того же уровня, его бы решили не так быстро, но радикальнее некуда — например, упразднили бы столицу. Или — ввели бы какие-нибудь дополнительные условия для использования транспорта. Или ещё что-нибудь бы придумали…

Проехать на берег не представлялось возможным: дорога заканчивалась съездом, стоянкой (сейчас совершенно пустой), а дальше можно было двигаться лишь по узким протоптанным в снегу тропинкам.

Что, собственно, и сделали. Выгрузили аппаратуру, навьючились и потащились. Пока тащились, успел позвонить проснувшийся Ри, который ничего более умного не придумал, как поинтересоваться, можно ли брать пирожки к кофе, и «что это такое шоколадное в маленькой кастрюльке на верхней полке холодильника»?

Скрипач, стоявший по колено в снегу и держащий в одной руке два кофра с анализаторами, вызверился не на шутку и принялся орать, что пирожками пусть хоть подавится, но крем чтобы трогать не смел! Ит, с минуту послушав этот монолог, попробовал обойти Скрипача, занявшего тропинку, и едва не угробил «дирижёра», которого нёс, приложив его об ствол росшего рядом дерева.

— Такое ощущение, что он просто отупел, слов нет!.. — злился Скрипач. — Что за идиотские вопросы?

Из-за того, что Ри с ними не было, с установкой провозились чуть не вдвое дольше и едва успели — ещё хорошо, что успели. Следующий час сидели в снегу, по очереди пили кофе и снимали данные. Площадка, судя по всему, была так себе — вдвое слабее предыдущих, «тихая», с минимальной активностью.

К исходу часа Ит заметил «призрака» в первом рукаве.

— Хочу посмотреть. — Он сунул термос Скрипачу, потёр иззябшие руки. — Последи пока.

— Оно надо? — нахмурился Скрипач.

— Не знаю… Визуально там ничего, — Ит задумался. — А датчик пишет, что очень даже чего.

— Не повтори только разгромный провал гения, — попросил Скрипач. — Там берег совсем близко. Смотри под ноги.

— Угу.

Позже Ит не раз задавал себе вопрос — а зачем, собственно, он туда пошёл? — и не находил ответа. И почему Рыжий даже не подумал остановить его, ведь не далее чем вчера они говорили о том, что призраки могут быть опасны? Но он пошёл, совершенно спокойно. Увязая в снегу, он прошёл метров двести в сторону реки, миновав мелкий осинник и старательно обходя места, в которых из-под снега торчали сухие, почти что белые стебли осоки. Датчик он поставил сам, примотав проволокой к стволу осины, но почему-то пошёл к нему не той дорогой, что в первый раз, а совершенно другой — этому тоже объяснения не нашлось.

…Возле датчика он остановился, огляделся. Капюшон куртки мешал, поэтому капюшон он скинул, оставшись в тонкой вязаной шапке.

Серый зимний день, подлесок, осока, дальше — замёрзшая река, которая сейчас выглядит широким белым полем; тишина, шум города почти не слышен, а слышно, как слабый холодный ветер гуляет между деревьями, шелестит высохшей травой. Начался снегопад, в воздухе закружились первые робкие снежинки, пока что совсем мало, но было ясно, что к вечеру снег может пойти уже серьёзный. Деревья поскрипывали, но это от мороза, даже не от ветра…

«Зачем я здесь?»

— Придурок, — услышал он недовольный голос где-то сбоку. — Бестолочь.

Ит резко обернулся, едва удержавшись на ногах, но там, откуда послышался голос, никого не было.

— Да ещё и слабак, — подытожил тот же голос с другой стороны. — Что-то придётся делать за него. Тебе хочется что-то делать за него?

Он замер, прислушиваясь, — любой голос всегда должны сопровождать посторонние звуки. Всегда! Шорох одежды, дыхание.

Ничего.

Только ветер вздыхает в осинах да шуршит едва слышно сухая осока.

— Deus ex machina, — с отвращением произнёс другой голос. — Нечестная игра. Пусть сами.

— Нет, честная, — возразил другой голос. — Он же нас слышит. Значит, честная. Или почти.

— Почти — не считается, — хмыкнули откуда-то сверху. — Ладно. Всё равно это только средство.

— А большего и не надо. Но мне не нравится.

— Мне нравится закат в Нейцвуне, запах цветов, жужжание крыльев колибри… Мне нравится пение воды и мокрый камень в бегущем Артуме, и огромные стада быков в Курцаре, что двинулись к обрыву, дабы умереть в нём…

— И птиц полёт, и новая звезда, и пылевые бури, и сладострастье некоторых женщин, — со смехом закончил второй голос. — Да, да… всё так.