Цвет абрикоса - Би Сяошен

«Ах! Насладимся вместе радостями любви! — подумал он про себя. — Как сестрички хороши! Я не в силах с ними расстаться. Разделить с ними ложе — мое давнее упование». И, сказав себе так, он преисполнился самых радужных надежд. Тут как раз в комнату вернулась Чжэньнян.

— Вижу, моя супруга не забыла о своем давнем намерении жить с сестрами под одной крышей. Я остаюсь дома. Никуда не иду!

— Сударь! Вы так любвеобильны! И все из-за того, что никогда не допускаете, чтобы «истечь благодатным дождем». Вам легко купить улыбки певичек, кои падки до мужских ласк. Поистине это о вас сказано: «Морочит голову цветам, а ложе делит с ивами». Могу ли я воспрепятствовать вашему бездумному поведению? Плывите в потоке страстей! — так сказала ему Чжэньнян с великой досадой.

Студент подошел к ней и обнял. Дотронулся губами до благоуханной щеки. Потом его губы нашли ее губы, схожие с вишнями, и в тот же миг он возжелал ее душой и телом.

Супруги сняли платье и возлегли. Их охватила волна желания, иными словами, «набежали тучи, готовые пролиться теплым дождем». Скрутив ее всеми своими мышцами и жилами, он поднял палочки — принялся бить по барабану, сзывая солдат на ратный подвиг. Зажатая в объятиях мужа, Чжэньнян дрожала, зуб на зуб не попадал. Он тискал ее с такой страстью, так был упоен своим занятием, что стал ей едва ли не в тягость. Силы Чжэньнян иссякли, и она, опершись на комель этого нефритового дерева, заснула в его объятиях. Клепсидра отсчитала несколько страж, и супруги пробудились. Немного отдохнув и приободрившись, Чжэньнян завела со студентом такой разговор:

— Ваш слуга — парень не из достойных, и надлежит наказать его.

— А что он такое совершил и в чем преступил? — испуганно спросил студент.

— Спознался с Гуйпин, отчего она понесла и уже на втором месяце. Всякий хозяин на моем месте сделал бы одно — поженил их. Как вы на это посмотрите? Так мы скроем его проступок. Однако не знаю, согласятся ли чиновники из управы?

— Этот Фынлу теперь как член семьи. С малых лет он был на моих глазах, а ныне стал совсем взрослым. Он сообразителен и из всего умеет извлечь выгоду. Конечно, лучше всего их поженить. Как могу я быть против такого разумного предложения? Когда госпожа ублажает своих слуг, пусть ублажит и их хозяина, ибо я питаю к тебе отнюдь не мелкие чувства.

— Что мой господин хочет этим сказать? Наш дом — первый в округе, сундуки полны золота и серебра, добрых земель на тысячи цинов, слуг и служанок — орава не в один десяток. Все это принадлежит вам. Я, ваша наложница, тоже принадлежу вам. Так чего же хозяину не хватает?

— А какое тебе дело до мотылька — охотника до сладкого меда, который кружит над пахучими травами? Не можешь же ты приказать чужому носу, чтобы он не дышал? Ты же распоряжаешься ароматами, иными словами, хотел бы на крючок поймать рыбок в водоеме.

— Ах, вот вы о чем! — воскликнула Чжэньнян. — Все о том же. Как говорится, «не успел забраться на дамбу, а уже приглядывается к землям Шу». Но меж сестер я — главная, думаю, что не сумеете вы их заполучить! Ваша раба стеной и рвом обведет жилые покои, а город, окруженный военным рвом, взять нелегко. Так что все ваши упования — пустое времяпрепровождение. Лишь зря терзаете сердце. Похоже, сестры сами не хотят выходить замуж за распутника. Потому это невозможно. Невозможно допустить, чтобы они вышли за вас замуж!

— Я лишь следую воле твоей матушки. Суть его в том, чтобы все четыре сестры жили бы под одним кровом, дабы не рассеялась семья, как говорится, «кто ушел на запад, а кто попал на восток». Ты же идешь против матушкиной воли, значит, ослушница и непочтительна к ее памяти.

— Опять слышу безумные речи отпрыска заячьего племени! Я предана вам всем сердцем, но сестры вовсе не хотят броситься к вам в объятия. Чего им ждать от этого брака, кроме вашей бесстыдной похоти?

— Если ты согласишься, я найду способ убедить их, — рассмеялся Юэшэн. — Они сами придут ко мне.

— Опять дурачите меня. Зачем искать какой-то способ, если я почти дала согласие! Каким это способом вы заставите их прийти к вам? Если они сами придут, то все равно я должна разрешить сие деяние, если они сами не придут, то вы прибегните к какому-то запретному средству! Тогда вообще зачем этот разговор? Он бессмыслен.

— Если согласна мне помочь, то подарю тебе нечто очень драгоценное — золотую пилюлю из киновари. Положишь в лоно и будешь испытывать редкое блаженство. И даже если окажется, что я, человек, с которым ты делишь ложе, в данный момент не с тобой, все равно всякую ночь будешь испытывать полное ублаготворение, как если бы мое второе я пребывало в тебе, даруя плотскую радость.

— Опять обманываете меня. Не верю, что есть такое средство.

— Если не веришь, давай сейчас же испробуем.

Студент встал и накинул платье. Потом взял шкатулку, обтянутую кожей, — когда-то она принадлежала Мяонян, — и достал из нее киноварную пилюлю. Велел Чжэньнян развести ноги и запихнул пилюлю в ее бездонное лоно. Скоро пилюля возымела действие: Чжэньнян размякла, лоно ее раскрылось, и ей казалось, что внутри нее орудует добрый посох.

— Ай-яй-яй! Что со мной? Как называется ваше средство?

— Это действие драгоценного снадобья. Изготовляется только в Мяньцзяньго — Бирманском царстве. И нет ему подобных в мире, именуется «Рассеивание души». Стоит многие тысячи. Не всякая женщина может себе это позволить.

— Сейчас это лекарство во мне внутри. Но как эту пилюлю вытащить?

— Ею можно пользоваться долго, целый год она не теряет свойств: во всякое время, как того захочешь, опусти в лоно и получишь редкое удовольствие.

Под действием снадобья Чжэньнян еще больше возжаждала любви. Она чувствовала полную расслабленность и была не в силах противиться этому чувству. В порыве страсти она воскликнула:

— Ты просто не хочешь меня, распутник. Как мне ее вытащить?

— Сожми ягодицы, и зелье выскочит.

Чжэньнян сделала, как он сказал: приподняла ягодицы и принялась ими вертеть и крутить — пилюля выскользнула. Чжэньнян взяла ее в руки и покатала на ладошке, перекидывая из руки в руку.

— Дарю ее тебе. Храни в полотняной тряпочке и в коробке, — сказал студент.

— Очень признательна, — в ответ хмыкнула Чжэньнян.

— Теперь моя прекрасная сестрица разрешит сестрам выйти замуж? Что она скажет?

— Распутник! Разве пристойно делать из меня сводню? Ты же говорил, что владеешь средством дивного действия. Велите им прийти и велите им любить себя. Но раз уж вы поднесли мне сие снадобье, то купили мою поддержку. Если не сумеете заставить их прийти к вам, умываю руки.