Чудовищ нет - Юрий Бурносов

Я помолчал. В самом деле, практической пользы от дневника мне не было никакой, потому что я все равно не мог его прочесть. А Лорка, вполне возможно, обнаружит там что-нибудь интересное.

— Конечно, бери, — сказал я. — Без вопросов. Только уговор — потом расскажешь мне, что там прапрадед написал. Не все, разумеется, а только важное и интересное.

— Обязательно, — кивнула Лорка. — Слушай… А что слышно, ну, про этих троих?

— Ничего, — спокойно сказал я. — Наверное, не нашли.

— Вот и хорошо.

— Обрати внимание, — сказал я, — ты теперь все мои тайны знаешь. А в ответ я ничего до сих пор не услышал. Неравноценненько!

— Послушай, Леша… То, что я тебе сейчас скажу… То, что я скажу… — Лорка замялась. — Ты не поверишь в то, что я скажу.

— Ты говори давай, а не предупреждай, — буркнул я. — Ты же мне поверила. Опять начинаешь тормозить.

— Поверила. И ты мне поверь, потому что мне нужна помощь, а я не знаю здесь никого, кроме тебя, кому можно доверять.

Я бы, наверное, обрадовался таким словам, если бы не столь долгое предисловие. Если бы не история с камешком, не стрельба в подвале… Теперь я ничего хорошего не ожидал. Позавчера бы она так заговорила, я бы все для нее сделал. Да я и сегодня, наверное, сделаю, но как бы потом не винить себя. С другой стороны, что уж теперь винить после всего, что случилось.

— Леша… Я — не та, за кого себя выдаю.

— В смысле? — не понял я.

— Я не… не человек.

2

«Я подумал, что все это происходит не со мной», — пишут обычно в книгах, когда с главным героем случается нечто ужасное, во что он не может поверить. На деле это не так. На деле ты прекрасно все видишь, понимаешь, осознаешь. Никаких звоночков или молоточков, никаких кругов перед глазами и внутренних голосов.

Я сидел и внимательно смотрел на Лорку.

Она сидела и внимательно смотрела на меня.

Тикали часы, с чем-то шумно возился кот (он обычно крал конфеты из вазы и потом таскал их по квартире, прятал, терял и обретал вновь в самые неподходящие моменты), за окном громко просигналила машина и кто-то заорал: «Куда тебя черти несут, дура старая?!» В ответ понесся удалой старушечий мат.

Она не человек. Может, упасть в обморок? Не хочется, да я и ни разу в жизни не падал в обморок… Чушь городит, прикалывается, что ли?

— Я не человек, — повторила она. — Я — существо совсем иного порядка. Только не пугайся, очень тебя прошу.

— Я не пугаюсь, — сказал я. — Прикинь, я тебе говорю: «Слушай, Ларис, я вовсе не Леша Рязанов, а жуткий монстр, блин. Американский оборотень в Париже». Ты испугаешься? Разве что подумаешь, что я чокнулся и несу черт знает что… Ты, в самом деле, что хочешь сказать?

Было весело и страшновато, словно когда крутишься на «Сюрпризе», прочитав заметку, что такой же оторвался на днях в соседней области и в результате погибли четверо.

— То, что слышал, — пробормотала она, надувшись. — Я не монстр. Просто я — не человек.

— Докажи, — сказал я.

Может, она накурилась чего. Колес наелась. По крайней мере, глаза у нее блестели очень подозрительно. Или она по жизни с приветом?…

— Доказать? Смотри.

Она взяла со стола кухонный нож и полоснула себя по руке прежде, чем я успел что-то сказать. Прямо по венам, по запястью. Но черта с два у нее что-то получилось, потому что и я, и батя точили ножи лишь тогда, когда они даже сливочное масло переставали резать. Лорка отшвырнула нож, забренчавший по полу, и выругалась. Грязно, матом. Вот этого я уж точно не ожидал и поразился гораздо больше, чем ее бредовым словам про «нечеловека».

— Стоп, — сказал я. — Без истерик.

— Какие истерики?! — зашипела она. — Тебе нужны доказательства? Ты не можешь поверить просто так?! Тогда нож наточи!

— Успокойся.

Вены резать собралась, дура… Точно, накололась. Они любят вены резать, когда наколются; видел я таких граждан, все руки в шрамах. Что ж с ней делать? Спокойная вроде была, разговаривала осмысленно вполне, а потом такое…

И тут она принялась грызть собственную руку. Я остолбенел, наблюдая, как из глубоких прокусов на предплечье течет кровь и как эти прокусы на глазах затягиваются. Каким-то дальним уголком мозга я понимал при этом, что простыми человеческими зубами так руку не искромсаешь, не так простые человеческие зубы устроены…

— Видел? — спросила Лорка коротко, облизывая окровавленные губы.

— В… В-в…

Почему-то я не мог ничего сказать, упершись в первую букву.

— Ты сам просил, — виновато вздохнула она. — Я же говорила: лучше поверь сразу. Ты хотел подтверждений, доказательств. Получи.

— Бля… — прохрипел я.

На тонкой Лоркиной руке ничего уже не было видно, лишь запекшаяся кровь. Лорка сколупнула ногтем несколько чешуек. Розовая кожа, тонкие светлые волоски. Родинка.

Что-то здесь было не так. Да все здесь было не так! Я подошел к мойке, отвернул кран холодной воды, подождал, пока из труб стечет застоявшаяся, пахнущая ржавчиной и хлоркой, и принялся хлебать. Потом набрал в горсть, плеснул в лицо. Спросил, не оборачиваясь:

— Ну и кто ты, Лора?

— Шедим.

— Чего-о?!

Я обернулся.

— Шедим, — повторила она. — По преданию, мы были созданы при сотворении мира в эрев шаббат, в пятницу вечером накануне наступления субботы, вместе с другими чудесными вещами, такими, как радуга, как ман, которым евреи питались в пустыне, как посох Моше-рабейну… Нас называют также «нешама бли гуф», то есть душа без тела, но это не совсем верно. В Талмуде о шедим написано, что их больше, чем вас — людей то есть… Они — то есть мы — окружают вас — то есть людей, как вал — яму. Это тоже не совсем верно.

— Иди ты к черту, — сказал я. То, что Лорка говорила, походило на глупое кино, категории «Б», кажется, — так в Америке классифицируют всякое дерьмо. Набор непонятных слов, после Саббаота самое то. — Какая же ты душа без тела? Вон оно, тело…

— Тут я почему-то покраснел.

— Я же сказала — называют. Все, что говорят о демонах, о существах из другого мира, нужно делить на десять. Иными словами, правды о нас не знает никто — кроме нас самих.

— Так ты — еврейский демон?

Я не выдержал и засмеялся. Прокушенная рука, конечно, что-то да означает, но демоны… Демоны — это рога, клыки и копыта. Хвост. У Лорки я ничего такого не видел.

— У тебя хвост есть?

— Так бывает всегда, — печально сказала Лорка. — Когда мы не хотим, чтобы в нас верили, — в нас верят. Когда мы ищем помощи или хотя бы пытаемся открыться, в нас не верят… Вот и ты — хвост… Ну почему у меня обязательно должен быть хвост, скажи на милость?