КГБ. Последний аргумент - Атаманенко Григорьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
УДАР НИЖЕ ПЕЙДЖЕРА
Валентина Борзых, в оперативных учетах КГБ агент «РАСПУТИНА», оказалась способной ученицей, доказательством чему служили и профессии, которыми она овладела, готовясь участвовать в оперативных мероприятиях по разработке интересующих генерала Козлова лиц, и добытые ею сведения.
Магическая красота и загадочная харизма новоиспеченной агентессы, её умение настроиться на волну собеседника срабатывали безотказно. А манящий шарм «РАСПУТИНОЙ» придавал её отношениям с объектами особую пикантность. Будто невзначай поставленные вопросы подвигали собеседника к пространным пояснениям. Один намек на возможность провести с ней вечер — и у объектов развязывались языки, они делались покладистыми, независимо от их возраста, расы и профессии. «РАСПУТИНОЙ» было свойственно не только гипнотическое обаяние, но и чрезвычайная самоуверенность. Ещё бы — за спиной генерал КГБ!
На этом и зиждилась тактика Козлова, превратившего свою секретную помощницу в не знающую поражений обольстительницу и похитительницу интересующих его сведений.
«РАСПУТИНОЙ» по плечу были амплуа парикмахера, машинистки или манекенщицы. Порой агентесса была журналисткой, ведущей рубрику светской хроники в молодежной газете, иногда — актрисой театра. Иногда впечатляющих результатов она добивалась, выступая в роли массажистки элитной сауны. Там сама обстановка располагала к откровенности — обнажались не только тела, но и души. Получив «санкцию на любовь», «РАСПУТИНА» от легкой пальпации плавно переходила к общему массажу тела, приговаривая: «живот на живот, и всё заживет». Факт общеизвестный: когда красивая женщина раздевается, мужчина рассказывает всё.
В общем, в какой бы ипостаси ни выступала «РАСПУТИНА», генерал Козлов всегда получал добротную информацию. При всём том он считал, что боевое крещение «РАСПУТИНОЙ» состоялось, когда она сыграла ключевую роль в компрометации кадрового сотрудника ЦРУ Чарльза Левена.
...Американец работал в Москве под прикрытием журналиста-международника, представляя интересы американской частной телекомпании, входившей в корпорацию «U.S. Inform». На самом деле Левен выполнял функции связника между зарубежным антисоветским центром и московскими диссидентами. Не гнушался американец и подбором кандидатов на вербовку из числа высокопоставленных чиновников различных министерств всесоюзного значения.
Так, был зафиксирован его подход к начальнику отдела Министерства здравоохранения, который располагал сведениями о всех психиатрических клиниках в СССР, количестве пациентов, находящихся на стационарном и амбулаторном лечении, выделяемых для этого средствах, перспективах развития отрасли и т.д., словом, информацией, составлявшей государственную тайну.
Долго сотрудники Отдельной службы генерала Козлова охотились за ним, однако никак не удавалось подловить его с поличным — чрезвычайно изворотлив был объект. Поэтому операция, другими словами, дело оперативной разработки американца значилось под кодом «ЛОВКАЧ».
Доказательная база вмещалась в нескольких томах, но то были оперативные данные, а в суд представить нечего. Тогда-то и решили подставить «ЛОВКАЧУ» «РАСПУТИНУ», чтобы с её помощью скомпрометировать его и, таким образом, разделаться с ним окончательно.
Вслед за блестяще проведенным мероприятием по компрометации объекта информация о проделках американца была «слита» в СМИ, которые не замедлили раструбить на весь белый свет, что деятельность Левена в СССР несовместима со статусом журналиста. Вслед за этим директору корпорации «U.S. Inform» пришлось самолично решать вопрос о «своём» работнике и о его пребывании в Москве. Получалось, будто советская сторона не имела никакого отношения к убытию из страны Левена — что, собственно, и требовалось Комитету госбезопасности...
Накануне отъезда из Москвы Левен устроил прощальную вечеринку в баре гостиницы «Россия». Перевод магнитофонной записи его пьяных откровений уже через час был доложен генералу Козлову.
«.. .Как только я поселился в гостинице “Украина”, — осипшим от водки голосом начал Левен,—русские девки не давали мне проходу. Они хватали меня за руки, за полы пиджака в вестибюле, в коридорах, везде, где бы я не появлялся... А одна обалденной красоты нимфа, с которой у меня приключился мимолетный роман, та, вообще, открыла на меня охоту, и тогда я узнал, как могут быть коварны москвички!
То, что она со мной сделала, ты, Джон, можешь увидеть только в фильмах ужасов мистера Хичкока...
В общем, так. В гостинице я снимал трёхкомнатный номер “люкс”. Гостиную я превратил в дикторскую, где стояли юпитеры, телекамера, стол, словом, всё, как в настоящей телестудии. Вторая комната была моим рабочим кабинетом, ну, а в третьей я отдыхал...»
«С той самой славянкой?»
«Как ты догадлив, Джон! Конечно, с нею... Моя ошибка состояла в том, что я разрешил ей сделать дубликат ключа от своего номера... Впрочем, ошибка была не только в этом!
Конечно, все мы умны задним умом... Сейчас, после того, что случилось, я бы никогда не приучил её приходить ко мне, когда ей вздумается... Но с другой, бытовой стороны, мне это было удобно. Ну, ты ж знаешь, какая у нас работа. Волка ноги кормят, и я денно и нощно мотался по Москве в поисках тем для репортажей. Спрашивается, когда уж мне было думать о том, чтобы постирать, погладить?! А так, я возвращаюсь — всё выстирано, наглажено, ужин на столе... Валентина была отменной хозяйкой, золотые руки, н-да...
Три раза в неделю русская редакция моей компании через спутники связи транслировала мои репортажи из Москвы. На всё про всё у меня было десять минут, поэтому ровно без двух минут одиннадцать вечера по Москве — в три часа пополудни по Нью-Йорку я должен был сидеть за столом...
Но случилось так, что в один прекрасный день я понял: дело зашло слишком далеко, Валентина уже считает меня своим женихом и ждёт не дождётся, когда я приглашу её выехать в Штаты. С того момента я попытался дать задний ход...
Начал с того, что перестал оставлять её у себя на ночь. Дальше — больше. Завёл интрижку с ещё одной русской девчонкой и специально приглашал её к себе в гости, когда в номере, по моим расчётам, должна была находиться Валентина...
Что тут началось! Скандалы, слёзы, мольбы, угрозы. Я ни на что не реагировал и упрямо гнул свою линию. Однажды девицы даже подрались в моём присутствии, и мне пришлось выпроводить восвояси обеих... Повторяю, дело происходило летом — это имеет принципиальное значение...
Окна в номере в ходе трансляции, как ты понимаешь, должны быть закрыты наглухо, шторы задернуты — требования звукоизоляции. Кондиционеры в русских гостиницах вообще, а в “Украине” — особенно, едва холодят, поэтому жарища в помещении стояла жуткая — не продохнуть. Хорошо было моим ассистентам — они за кадром и всю работу могли выполнять в одних плавках. А каково мне в накрахмаленной рубахе и в галстуке, да под юпитерами?!
Но ничего, нашёл способ.
Сверху, значит, рубашечка, галстук—всё, как требовал шеф, а под столом ничего, кроме трусов и таза с холодной водой, куда я окунал ноги... А чтобы мне невзначай не угодить в кадр в таком виде, стол был накрыт плотной и длинной, до самого пола, скатертью...
Этим воспользовалась Валентина и нанесла мне удар ниже пейджера...»
«А как это?»
«Как-как... Ты где пейджер носишь?»
«На поясе...»
«Ну, вот и рассчитай, куда она мне врезала...»
«A-а, понял! По помидорам...»
«Ну, можно и так сказать... В общем, зная время моего выхода в эфир, она загодя проникла в номер и спряталась в платяном шкафу. Дождалась, когда я начал трансляцию, подползла под стол, приспустила мне трусы и...
Нет, ты можешь себе такое представить: верхняя половина моего тела—в кадре, на виду у миллионов телезрителей, а под столом, прикрывшись скатертью от операторов, Валентина мне взахлёб делает минет?! Да не как-нибудь, а с охами, стонами, переходящими в звериное рычание!
Со слов ассистента и техника, у них было впечатление, что под столом тигр забавляется с сахарной косточкой...
«А они, что? Не видели её?»
«Нет, конечно! Я же тебе сказал: от операторов её скрывала скатерть...»
«Ну а ты?»
«А что я?! Я не мог сосредоточиться, текст плясал у меня перед глазами, я растерялся...»
Потом я увидел себя на контрольном мониторе — весь пунцово-красный, пот катит по лицу в три ручья. Я чувствовал, что меня вот-вот хватит апоплексический удар, но сделать что-либо не мог — оплаченное эфирное время пошло. Что такое сорвать его — тебе известно...
Под сладострастные вздохи и завывания Валентины, я пытался дать комментарий выступлению бывшего председателя КГБ, а с мая 1982 года секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова[5] на совещании партхозактива Советского Союза...
