Личный счет. Миссия длиною в век - Андрей Ерпылев

На экране неузнаваемый Магадан продолжал вещать про чудеса Корабля, многое, конечно, интерпретируя по-своему, доступно ограниченному интеллекту уголовника, в первый раз угодившему «за колючку» еще по малолетству, не закончив средней школы, но в целом верно.

«Семь лет прошло. Я уже и забыл о нем совсем. Думал, что в живых нет. Тогда ведь дело к зиме уже шло, а до обжитых мест столько идти… И припасов у него было столько, сколько один человек унесет. Плюс золото. Как же он дошел?»

«Дошел, как видите. Такие обычно цепляются за жизнь до последнего. И золото, поверьте, не бросил, пес».

– Ну, дальше несущественные подробности, – закрыл крышку ноутбука безымянный. – Вы узнали этого человека? По глазам ведь вижу, что узнали. А он узнал вас по предъявленным ему фото. Хотя и тоже не без труда.

– И что с того?

– То, что вы и есть тот самый «ваше благородие», который привел эту компанию к погребенному в земле кораблю пришельцев.

– Это является преступлением?

– Само по себе – нет. Но факт сокрытия от государства находки такого калибра, да еще использование ее в личных, корыстных целях… Это ведь, согласитесь, не консервная банка с царскими червонцами, найденная на даче.

«Империалами, – буркнул ротмистр. – Тупица полуграмотный… Как и все они – пусть и не в кожанках, а в приличных костюмах…»

«Не понял?»

«Империалами назывались золотые монеты в мое время. Червонец[26] – это совсем другая эпоха. Это ваши пролетарии все перепутали потом».

– Ну и то, что из всей вашей команды остались лишь вы да он. По его словам, остальных вы – того, – красноречивый жест пальцем поперек горла не оставлял сомнений в значении слова «того».

– А почему именно я?

– Ну как же? По принципу: мавр сделал дело – мавр может уходить.

«Беру свои слова обратно, – удивленно прокомментировал граф. – Если знает Шейкспира – далеко не тупица. И даже получил кое-какое образование».

«Полноте, в наше время это – расхожая фраза. Афоризм, можно сказать».

– Как этот человек попал к вам?

– Как? Да как обычно, – развел руками безымянный. – Такие типажи на воле долго не живут. Их стихия – места заключения. Отдаленные. Был осужден. Со скуки, наверное, начал болтать с товарищами по колонии… Знаете, есть такой блатной термин – «травить ро́маны». Книги уголовники читают редко, азартные игры в местах лишения свободы запрещены, телевизор еще заслужить надо, да и вряд ли им покажут то, что они желали бы посмотреть… Процветает «разговорный жанр», одним словом. А в каждом отряде есть штатный стукачок, а то и несколько… В общем, слух дошел до начальства, но то долго не хотело верить в россказни зэка, спятившего на научной фантастике… Вот видите – я с вами откровенен. Вы готовы на ответную откровенность?

«Знаете, – граф казался озабоченным. – А тут ведь что-то нечисто… Во-первых, их всего двое».

«И что?»

«Как-то не похоже на охранку… Опять же: к чему вызывать вас на откровенность прямо на месте засады? То, что вас не удалось напугать, – сводит на нет весь положительный эффект внезапности…»

«Вы прямо как профессионал рассуждаете».

«Да уж, имел опыт в свое время».

«Контрразведка?»

«Вроде того. Армейская, армейская – не напрягайтесь, как у вас говорят. Комиссариков не пытал, красных звезд им на груди не резал».

«Шомполами обходились? Калеными?»

«Нет. Руки не марал. Чаще всего сразу в расход выводил. В дивизию генерала Духонина, как у нас говорили… Говорю вам: с этими что-то не то. Тяните время».

«Зачем?»

«Пока не знаю…»

– Наручники снимите, – ответил Александр безымянному. – Какая откровенность в наручниках? Снимете – может, и побеседуем по душам.

Тот заметно нервничал, и это было заметно даже дилетанту.

– Да или нет? – выпалил он, бегая глазами. – Этот уголовник говорил правду? Где находится корабль? Можете указать его положение на карте?

– Много вопросов, – улыбнулся пленник. – Сначала наручники.

– Думаете, мы шутим? – в голосе безымянного зазвучал металл. – Поверьте мне…

Дальнейшее свершилось в мгновение ока: зазвенели, вылетая, окна, с грохотом слетела с петель входная дверь, впуская облако зеленоватого дыма, резко и незнакомо запахло в воздухе. Александр едва успел моргнуть враз заслезившимися глазами, а только что допрашивающие его уже лежали ничком на паркете, прижатые массивными, затянутыми в черное безликими фигурами.

«Второй акт марлезонского балета, – прокомментировал он ротмистру. – Вот эти, похоже, настоящие…»

И действительно, из прихожей спешила целая делегация, во главе с улыбающимся во все тридцать два зуба чином в штатском.

– Полковник Беляков, Федеральная служба безопасности, – тут же представился тот, демонстрируя, как положено, «в раскрытом виде» удостоверение. – Вы не пострадали, Александр Игоревич? Извините, что вынуждены были задержаться немного…

– Наручники снимите, – устало повторил Саша.

– Конечно-конечно! – засуетился полковник, делая знак кому-то, пленнику невидимому. – Все будет в лучшем виде!

Металл отпустил запястья, чьи-то руки осторожно разрезали скотч, которым были связаны ноги.

– Все в порядке?

– Умыться дайте. Я ведь должен буду проехать с вами? – Бизнесмен наблюдал за тем, как скованных наручниками предыдущих «гостей» выводят из квартиры.

– Я бы, конечно, не стал настаивать, – засмущался Беляков. – Но служба, понимаете…

– Понимаю. Пять минут. Ладно?

– Да хоть десять! Вы же у себя дома, Александр Игоревич!

– Ну, допустим, не у себя уже…

Дверь ванной закрылась за ним, и фээсбэшник с удовлетворением не услышал щелчка замка.

«Клиент наш, – подумал он, выуживая из кармана мобильник. – Сработали чисто…»

Но доклад начальству оказался преждевременным: только что освобожденный клиент не появился ни через пять минут, ни через десять, ни через полчаса. Когда, проклиная себя за доверчивость, Беляков распахнул дверь, ожидая увидеть Петрова в ванне с перерезанным горлом или что-нибудь еще похуже, то чуть не упал в обморок: сверкающая полированным мрамором, никелем и зеркалами ванная комната была абсолютно пуста…

«Как вы думаете: застрелится?»

«Не стоит, Павел Владимирович, примерять на деятелей нашего времени кодексы чести вашего. Сейчас не стреляются. А если и стреляются, то в редчайших случаях… И в основном с чужой помощью».

Александр и ротмистр с интересом из безопасного космоса наблюдали за снующими вокруг дома фигурками, подъезжающими и отъезжающими автомобилями, толпой зевак, удерживаемой на расстоянии цепочкой людей в гражданском. Зоркий граф разглядел в отдалении фургончик с логотипом одной из центральных телекомпаний на борту.

«Интересно, – заметил он. – Под каким соусом все это подадут в завтрашних новостях? Опять будут вещать о нейтрализованном в столице гнезде террористов?»

«Не вещать, а вешать. Лапшу на уши. Придумают что-нибудь – у нас это просто…»

Наблюдать за деятельным процессом запирания конюшни после кражи лошади стало скучновато.

«Ну что – домой? Или заглянем в Рай еще разок?»

Сидящий зеленый человечек так и притягивал к себе руку.

«В Рай потом, Саша. Пока туда грехи не пускают. Сейчас – в Париж. Нужно забрать Наташу и Сереженьку. Не ровен час…»

Александр, браня себя, уже крутил отдалившийся глобус, отыскивая Францию и ее разлапистой амебой раскинувшуюся столицу… В самом деле, если «эти» добрались до него в Москве, то почему «те» не могут добраться до семьи в Париже. Игра, похоже, пошла по-крупному.

Наташа чуть не упала в обморок, когда кто-то, на поверку оказавшийся любимым мужем, сейчас должным находиться за тысячи километров от Парижа, внезапно шагнул в ее будуар. Причем не привычным путем – через дверь гостиной, – а с балкона, выходящего в сад.

– Саша? – от волнения в голосе бедной женщины прорезался прежний акцент, тщательно изживаемый уже семь лет. – Ты? Как ты тут?.. Откуда?.. Почему через балкон?..

А он с любовью смотрел на ничуть не постаревшее за пролетевшие годы лицо и невольно вспоминал давние объяснения, не раз отвергаемые букеты роз и летевшие в лицо коробочки с бриллиантовыми кольцами… Долгожданное примирение за тем самым, памятным обоим столиком кафе на набережной Сены с видом на Нотр-Дам… Венчание в православном храме Трех Святителей на Рю Петель, на котором настояли Наташа и ее бестелесный прадед… Рождение сына, крещенного Сергеем в честь святого Сергия Радонежского… Сейчас ему шел седьмой год.

– Потом все объясню, Наташенька, – перебил он ее, ласково обнимая и целуя в волосы. – Быстро собирайся сама и собирай Сережу. Мы уезжаем.

– Куда?

– Увидишь, милая. Тут стало небезопасно.

– В Москву?

– Дальше.

– А мама?.. Мамы?

Старушки отлично поладили, подружились и сейчас жили неподалеку от семейства Трофимовых-Ланц, чтобы «не надоедать молодым».