Ржевский. Том 4 - Семён Афанасьев

— Было, — разумеется, японка уловила, чего хочет товарищ. Похоже, в дзене и ментал начинает прорезаться. — Я, Норимацу, Изначальная Соты, подтверждаю. Несанкционированный портал открылся сюда, подвергая опасности наши жизни и безопасность. Злоумышленник, нагло попирая законы, прошёл на закрытую территорию властей города.

— Опа. — Лукин отмер. — Занятный поворот. А ведь мне такое и в голову не пришло. Снимаю шляпу.

— Абсолютно зря не пришло, — многозначительно заметил Ржевский. — Есть в мире места, где вообще вместо целой принцессы по встречам регулярно двойник скачет. — Блондин со значением поднял вверх указательный палец, — НО там этот двойник в их конституции прописан. Законный он там, — пояснил он в вытянувшиеся лица коллег по Совету. — А здесь какой-то чёртик из табакерки. Нашим царевичем только притворяется.

— Господа, я иностранка, с наследником вашего престола ранее не была знакома, но право голоса имею такое же, как и вы. — Краем глаза японка наблюдала, как партнёр по бизнесу шёлковыми жгутами связывает и обездвиживает предполагаемого самозванца. — Вы согласитесь, что поведение этого животного, — она указала взглядом на недостойного, — свидетельствует против его принадлежности к монархической семье?

— Здорово. — С нечитаемым выражением лица уронил Меншиков. — Дальше что?

— Строго по закону, — отрезал потомок гусара, взваливая на плечо импровизированную поклажу в виде человека, связанного сосиской. — В случае особо тяжких преступлений либо покушений на оные, Изначальный имеет право казнить и миловать на своё усмотрение.

Повисшую на мгновение тишину можно было пластать ножом.

— Дмитрий Иваныч. Не то чтоб я наперерез твоему курсу срезать щ-щас пытался, — озадаченно выдал Лукин, — я и сам царскую семью не сильно… м-да… Но если это какой-то твой коварный план, может, поделишься?! Чтобы мы хотя бы манёвры свои в будущем представляли?

— Да. В общих чертах, хотя бы намёком? — попросил Вяземский. — Что ты задумал?

— А он без сознания? — Трифонов обеспокоился, энергично подался вперёд, наклонился к лицу прибывшего порталом и к чему-то прислушался. — Да, в отрубе… Ржевский, сам поворот мне нравится! — он выпрямился и повернулся к блондину. — Я тебе уже почти аплодирую! Но давайте, пока все здесь, кое-что откровенно проговорим?

— Долго? — Дима замер с телом на плече.

— Минут пять-семь.

— Давайте, — блондин без затей сбросил поклажу на пол, словно мешок с картошкой.

Затем вернулся за стол.

Прочие Изначальные расселись на удивление быстро, чуть ли не скорее, чем вскакивали, приветствуя наследника.

— Среди нас есть партия, которая однозначно с троном, — начал было Филиппов.

— Нету, — перебил Ржевский. — Они формально в Совете, но сейчас их с нами нету.

— С мысли сбил!.. Но есть и те, кто ещё не определился. Господа, давайте попробуем поговорить откровенно? Забудем все распри на несколько минут?

— Давайте я сперва скажу, а потом обсуждение, — товарищ решительно хлопнул ладонью по столу. — Представитель царя Растопчин… — он повторил уже известные всем нелицеприятные подробности. — Граф Воронцов… — затем последовал рассказ о грабеже Самбура и кое-каких других ювелиров. — Наши родные Романов, Шереметьев и Шувалов…

— ДА НЕ РОДНЫЕ ОНИ НАМ, ДИМ, — тихо, но как-то очень твёрдо перебил Филиппов. — Вот сейчас мы и делимся, кто с кем да против кого в союзе через месяц выступит.

— Такое дело, — напарник по бизнесу зачем-то ещё раз грохнул рукой по столешнице. — Я на своём месте не вижу предмета для обсуждения. Мы с Норимацу свою позицию достаточно откровенно обозначили? — в следующую секунду Дима весело заржал тем смехом, который так ненавидит его менталистка.

Затем блондин ткнул пальцем в живую сосиску, лежащую под ногами.

— Как это понимать? — ледяным голосом спросил Трифонов.

— Алексей Викторович, — партнёр стал серьёзным так же стремительно, как только что изображал идиота. — Я своими глазами видел, как вы перед ним… как бы тут поделикатнее… Пренебрегали равенством наших позиций.

— В смысле?

— Вы с ним снизу вверх общались, не по горизонтали, — простенько пояснил Ржевский.

А ведь он умеет быть до гениальности точным. И тоже не боится говорить правду в глаза — кто бы перед ним ни сидел.

Самое интересное, что друзьям и доброжелателям неприятную правду говорить гораздо тяжелее, чем врагам и недоброжелателям. Но Шу поняла это только сейчас.

— У нас у всех имущество в Империи, — хмуро признал Вяземский. — ТАМ мы действительно ниже. Хочешь откровенности? На. Они, — кивок на самозванца, — регулярно этим пользуются. А мы прогибаемся.

Прочие промолчали.

— Не обессудь, Сергей Степанович, — товарищ миролюбиво накрыл руку соседа по столу. — Я сейчас одну вещь скажу, ты только не обижайся. Вы все не обижайтесь.

— Говори, не обижусь.

— А нафига мне союз с теми соратниками, которые прогибаться привыкли?

И снова тишина. Ржевский переводил взгляд с одного соседа на другого, а взрослые старательно от этого взгляда уклонялись.

— Мы промышленники и торговцы, — нехотя сформулировал Меншиков. — Ты родом из чуть другого сословия. Мне нечего возразить.

— На этом пока точка и абзац, — подытожил блондин, поднимаясь за стола. — Господа, на всякий случай. Мои двери для вас всегда открыты, на мою помощь рассчитывать можете, однако заседать с вами больше не могу. Я к себе, сразу как поплаваю: дела у нас заворачиваются достаточно опасные.

— В городе или в стране? — Лукин словно уловил чужие мысли.

— Да как бы не шире, — по-взрослому вздохнул потомок гусара. — Я пока сам не разобрался. Вас именно поэтому на свою сторону активно тянуть не хочу: это мне терять нечего, а у вас вон, торговля, промышленность, — он тряхнул головой. — Самозванца, пытавшегося себя выдать за царевича Дмитрия и проникшего на наше собрание с грубыми нарушениями законов его же родного отца, я волей и правом Изначального арестовываю для дальнейшего дознания. Вопросы направлять ко мне, ходоков за преступником — тоже.

Ржевский легко поднял бессознательное тело на плечо и направился к двери. Японка, не прощаясь, последовала за напарником.

— Дим, а какой закон он нарушил? — уточнил в спину Вяземский.

— Вы вообще обновлений не читаете?! — блондин даже развернулся. — Запрет на мобильные порталы! Уже пару часов как в силе и действует!

— Э-э-э, Дмитрий Иванович?! — Филиппов обменялся взглядами с прочими и продолжил как бы от имени всех. — Ты, разумеется, можешь воротить всё, что посчитаешь нужным! Но допрежь подразумевалось, что запреты царя его собственной семьи могут и не касаться. Ты просто в Столицах и других городах империи, наверное, мало бываешь!

— Владимир Палыч, — потомок гусара за долю секунды лицом и глазами превратился в идиота, после чего продолжил с простецким видом. — Тут такое дело. Я тебя безмерно уважаю, люблю, но Хартии и Уложению я доверяю больше. Прости пожалуйста!

— Твоё дело, — вздохнул Филиппов, отлично понимая намёк.

— Если у нас в НАШЕМ законе написано, что в Соте особенных нет