По повестке и по призыву . Некадровые солдаты ВОВ - Юрий Мухин

Бои под городом Нарвой

26 июля наши войска освободили г. Нарву. Атремя днями позже 2-я стрелковая дивизия сдала свой участок обороны женскому пушечно-пулеметному полку и передислоцировалась в район деревни Ляли, к западу от г. Нарвы.

Шли ожесточенные бои в труднейших условиях, жара стояла до 30 градусов. НП командира дивизии расположился в 800 м от переднего края, а сама дивизия находилась как бы на языке шириной 100–150 м, окруженном с трех сторон болотами.

Широкое болото в тылу нашей дивизии, хоть и было ничейным, но требовало присмотра. Между нами и противником тоже лежало болото шириной до 100 м и длиной около 1,5 км. Вот это болото и стало ареной тяжелых боев. Его атаковала то одна, то другая сторона, трупы не убирались. Смрад стоял такой, что ощущался даже на расстоянии 3–4 км, а в непосредственной близости все ходили в противогазах.

Как-то в начале августа я отправился с передовой в тыл пообедать. Только приступил кеде, слышу приближающийся гул самолетов. Налет авиации противника! Как позднее выяснилось, мы подверглись удару 27 бомбардировщиков. Даю команду: «Всем по щелям!» Но нашему солдату ведь все знать нужно. И вместо того, чтобы спрятаться, те, кто находился в землянках, устремляются наверх, хоть одним глазом увидеть, что там делается. Фашистские самолеты делают заход и сбрасывают бомбы. Кричу во всю силу легких: «По щелям!» — и падаю сверху на тех, кто уже успел спуститься в укрытие. Никто не жалуется на столь грубое десантирование прямо в гущу людей. Сбросив несколько кассет прыгающих гранат-лягушек, по 100 штук в каждой, немецкие самолеты улетели.

Вылезаю из щели — пыль, стоны раненых, ржание лошадей. У связистов 13 раненых, к счастью, убитых нет. Убито 6 лошадей, 3 животных ранено. Пострадал и мой лекарь Петухов, у него вырвало ягодицу. Это он первым вышел из землянки считать самолеты. А всего в результате налета дивизия потеряла 86 человек убитыми и ранеными.

11 августа дивизию вывели из боя и направили в г. Кингисепп для погрузки в эшелон и отправки в Латвию.

По железной дороге прибыли в Пыталово, что на границе РСФСР и Латвийской ССР. 2-я стрелковая дивизия здесь вошла в состав 110-го стрелкового корпуса 2-го Прибалтийского фронта. Вступив на территорию Латвийской ССР, дивизия вышла из бесконечных болот и лесов, теперь воевать предстояло в холмистой местности с незначительными лесными массивами.

Орден

17 сентября дивизия встретила упорное сопротивление гитлеровцев на реке Огре, в районе селения Ивани-Спильва. Фашисты успели подготовить здесь мощную линию обороны, в их руках находилась господствующая высота 199.9, которая тоже была сильно укреплена. Эта высота несколько раз переходила из рук в руки.

Для быстрейшей ликвидации этого опорного пункта дивизии были переданы 2 полка гвардейских минометов, артиллерия РГК и танки. Командир химической роты Шурутов ПН. предложил использовать дымовую завесу, под прикрытием которой после сильного артналета наши части ворвались в укрепрайон фашистов. За всю войну это было единственное применение дымовой завесы во время боя.

С юга на селение Ивани-Спильва наступал 13-й стрелковый полк. Разведка полка обнаружила, что фашисты село оставили. Командир полка подполковник Коженков по радио доложил командиру дивизии Перевозникову о взятии селения и о невозможности дальнейшего наступления из-за полного расхода кабеля. Без телефонной связи он, вроде бы, не решался двигаться дальше.

Как и следовало ожидать, командир дивизии приказал мне обеспечить прямую телефонную связь с этим населенным пунктом.

Надо сказать, что перенос командных пунктов требовал иногда развертывания трех одновременно действующих узлов связи. Нам катастрофически не хватало комму-

таторов. К счастью, в дивизии нашелся мастер-умелец старший сержант Донцов А. Г, который изготовил коммутатор ФИН-20, что дало возможность лучше обслуживать управление войсками.

Не хватало не только средств связи, но и людей. Как я уже говорил, нам были приданы 2 полка гвардейских минометов, полк РГК и танковая часть, и ко всем этим частям батальон связи протянул телефонные линии. На прокладке линий связи были задействованы все писари и кладовщики. Свободным оставался один лишь повар. Я доложил командиру дивизии, что если он разрешит использовать хотя бы одного человека из комендантского взвода (штаба дивизии), то лично я, впрягшись в это дело, смогу обеспечить 13-й стрелковый полк связью.

Получив разрешение, я взял четыре катушки кабеля и телефонный аппарат. Начали прокладывать линию связи.

Размотав две катушки, мы неожиданно напоролись на фашистов — около 800 солдат расположились на отдых на краю поля. Хорошо, что между нами и немцами рос густой высокий можжевельник, враг нас не заметил. Поражала беспечность командира части, который даже не выставил боевого охранения. Открывшаяся нашим глазам картина удивляла своей иррациональностью — какая-то мирная идиллия на переднем крае. Многие солдаты сняли с себя обмундирование, сушили белье и загорали.

Уточнив по карте свое местоположение и положение противника, я подключил телефон, связался с командиром дивизии и вызвал огонь на себя. Иного решения я не видел, фашисты находились не более чем в 100 метрах от нас, правда, они как бы прижимались к лесу, так что какое-то свободное пространство между нами все-таки оставалось.

Комдив сначала не поверил мне, он считал, что фашистов поблизости вообще нет, а оказалось, что они под самым носом и их довольно много. С целью проверки информации Перевозников направил к нам своего заместителя по строевой части полковника Логвиненко. Логвинен-ко оценил обстановку и подтвердил принятое мной решение: «Огонь на себя!»

Как раз в это время из-за кустов на дорогу стали выходить первые подразделения 13-го стрелкового полка. Они тоже двигались без охранения. В колонне шум и чувство полнейшей безопасности. Я бросился к командиру полка Коженкову: «На склоне холма-фашисты, развернуть полк для атаки, наша артиллерия сейчас откроет огонь!» Так как я с Коженковым был хорошо знаком, он тут же, без лишних вопросов, подал команду: «К бою!» Едва только батальоны успели развернуться в боевые порядки, как раздались первые залпы. Наша артиллерия стреляла выше всяких похвал, снаряды ложились в самой гуще вражеского стана. Через несколько минут все было кончено, враг понес огромные потери убитыми и ранеными, мы взяли много пленных. Спастись удалось лишь единицам.13-й полк потерь не имел, а сунься он на поле на виду противника, дорого бы обошлось нам взятие деревеньки Ивани-Спильва. Фактически деревня была взята, лишь когда полк вошел в нее после этой передряги.

За этот боевой эпизод мне была вручена первая награда, орден Красной Звезды.

Не во всякой освобожденной латышской деревне нас встречали восторженно. Бывало, что даже отказывались продавать молоко. Обычно такие «бедняки», имеющие по 8-10 коров, отговаривались, мол, идите на соседний хутор к такому-то, у него коров больше. Кулаки сильно переживали из-за того, что их благодетели, фашисты, бежали, оставив их Советской власти.

В богатых поместьях, если рядом не было реки, воду брали из колодцев. В тех случаях, когда хозяева открыто демонстрировали свою неприязнь к нам, приходилось заставлять их пробовать воду из колодца, ведь вода могла быть отравленной.

Но были и другие латыши. Они предупреждали нас, чтобы мы вели себя осторожнее и избегали контактов с местными дамами известного поведения. Оказывается, фашисты, «приобщая латышей к цивилизации», наградили некоторых женщин венерическими болезнями.

Сломив упорное сопротивление противника у Ивани-Спильва, мы быстро пошли вперед. Встречая незначительное сопротивление, дивизия стремительно продвигалась к Риге. Не доходя 20 км до столицы Латвии (она была освобождена 15 октября без нашего участия) дивизия повернула в направлении г. Тукумс. Здесь мы встретили упорное сопротивление врага, который занимал выгодные позиции для обороны. Фашисты оборудовали оборонительный рубеж по гребню гор, покрытых лесом, подходы к горам прикрывало болото шириной до 4 км. Условий для наступления не было. Забегая вперед, скажу, что рубеж Тукумс — Либава немцы удерживали в тылу наших войск до дня капитуляции фашистской Германии.

6 ноября нашу дивизию сняли с переднего края и отвели в тыл. По приказу командующего 42-й армией началось ее переформирование. Связано оно было с тем, что 2-я стрелковая дивизия изымалась из состава армии. Собственно, это было даже не переформирование, а форменное раздевание — в полках и батальонах оставили лишь штабы, а личный состав, до командиров рот включительно, передавался в другие части армии. Из специализированных подразделений: связисты, саперы и разведчики — изымалось 60 % рядового и сержантского состава.

Раздевание дивизии было самым удручающим моментом за все время ее существования. Командиры рот и взводов просили меня лично назначать людей на отчисление, но я не мог этого сделать по той простой причине, что командир взвода лучше меня знал личные и боевые качества каждого бойца. В то же время для самих командиров отдавать своих людей было все равно что резать по живому.