Поход скорпионов - Евгений Лобачев

Пора и мне воспользоваться всем своим арсеналом. Держа «своего» тельца в поле зрения, я потянулся к кинжалу Борго – самое время ему показать себя в деле.

Врагов все-таки слишком много – я не сумел заметить направленную в меня булаву до самого последнего момента. Этот последний момент спас мне жизнь, я успел отдернуть голову, но под удар попало плечо – уклониться совсем не удалось. Хвала Скорпиону, удар прошел вскользь, не раздробив ключицу, а всего лишь вырвав клок мяса.

О кинжале пришлось на время забыть. Действовать я мог теперь только левой рукой, да и ее то и дело приходилось подставлять под удары, сыплющиеся со всех сторон. Что-то многовато народа на меня насело…

А, вот в чем дело. Глаз без движения лежал на земле. Прощай, друг. Хотя, почему прощай – очень скоро мы с ним повстречаемся – левая рука почти потеряла чувствительность, и я знал, что смогу отбить еще всего несколько ударов.

Вот отлетел в сторону меч Эписанфа. Что ж, старик продержался даже дольше, чем я предполагал. Сказать бы что-нибудь напоследок, как-нибудь оскорбить тельцов… Ничего в голову не лезет, как назло. Может, просто плюнуть им в рожу?

Итак, дело шло к концу. Но, когда я уже вроде бы начал различать силуэты двенадцати богов, ожидающих мою душу у врат Тени Зодиака, в ряды врагов словно ворвался ураган, и ураган этот имел обличье воина огромного роста и телосложения такого, о котором учитель гимнастики в академии Мирдграна мог только мечтать.

Короткий меч в его руках (так похожий на Эписанфов) со свистом рассекал воздух… и не только воздух. Когда внезапно пришедший на помощь герой повернулся ко мне лицом, я с удивлением не увидел на его лбу тотемного знака. Непосвященный…

Тельцы попытались организовать сопротивление, только это было равносильно попытке голыми руками остановить наводнение. Двое рухнули замертво прежде, чем поняли, что происходит.

Голова третьего почти отделилась от тела…

Четвертый повалился набок, пронзенный насквозь…

Пятый собрался бежать и принял постыдную смерть в спину…

Остался только тот, который…

– Стой! – закричал я, когда меч воина уже взлетел для последнего удара. – Стой, варвар!

Непосвященный остановил движение, недоуменно посмотрев в мою сторону. От тельца он отвернулся с явным пренебрежением к возможной угрозе с его стороны.

– Этот – мой, – отчетливо проговорил я, растягивая губы в усмешке.

Воин помедлил немного, но затем пожал плечами и шагнул в сторону. Я крепко сжал кулаки, несмотря на то, что от едва переносимой боли по щекам потекли слезы. Стереть с моего лица улыбку боль не могла.

Медленно, очень медленно я достал из ножен кинжал.

Летопись Милька

Я неустанно возношу хвалы Лиолле, Мсефию и Доброй богине за то, что сберегли Гиеагра в то нелегкое время; за то, что, приняв мои скромные жертвы, сохранили его жизнь и рассудок, позволили оправиться от ран.

Два дня Гиеагр пролежал в бреду. Я сбивался с ног, стараясь поддержать его жизнь; мне даже пришлось развязать Башама, чтобы он помогал добывать еду и ухаживать за раненым. Пришлось довериться клятвам варвара, что он не замышляет против нас зла и не покинет меня до тех пор, пока я сам его не отпущу. В свою очередь я обещал даровать ему свободу в тот день, когда мы доберемся до северных окраин Земли стрельцов. К тому же я посулил щедрую награду из нашей добычи, когда Гиеагр придет в себя. Хвала богам, малый соблазнился.

Итак, нас ждало путешествие на север. В те редкие минуты, когда боги даровали больному Гиеагру ясность рассудка, он только и говорил, что о своем видении, о встрече с Фаэнирой. Роковая рабыня, явившись ему во сне, поведала, что битвой со стрельцами, принесшей нам бессмертную славу, наши мытарства не кончатся; что ждет нас великий поход в дикие северные земли к неведомой цели, и лишь свершив этот последний подвиг, Гиеагр возвратит Фаэниру к жизни.

Воистину, сон безумца! Другой давно махнул бы рукой и повернул колесницу к дому, но не таков был Гиеагр. Сам ли он ярил свое сердце неутолимой страстью, или мстительный Хал распалял его – мне неведомо, но только всякий раз приходя в себя, Гиеагр только и твердил, что о новом походе и об обещании Фаэниры являться ему и подавать знаки, чтобы не сбился в пути. Еще он говорил о лютых чудовищах и бесчисленных опасностях, подстерегающих нас на севере, но все эти ужасы, казалось, лишь веселили его, заставляя с еще большей силой жаждать как можно скорее отправиться в путь.

Хворь Гиеагра отступила к утру третьего дня. Не сказать, чтобы герой вдруг проснулся абсолютно здоровым, но боги вернули ему ясный ум и присутствие духа, а большего тогда и не желалось. Едва очнувшись, он потребовал еды и отчета о том, что происходило, пока, так сказать, его не было. Покуда Башам стряпал (он наловчился ловить птиц в окрестностях грота и готовил их просто восхитительно, я даже начинал жалеть о своем обещании отпустить его), я пересказал Гиеагру события последних дней, начиная с его падения из седла на берегу. Герой одобрил мои действия во все это время, и, посовещавшись, мы пришли к выводу, что, куда бы ни лежал наш путь, нам нужно как можно скорее убираться из этого грота, из окрестностей Арзакены, и вообще из Земли стрельцов. Дело вставало за малым: нужно было забрать повозку с добычей, которую Гиеагр припрятал в горах выше по ущелью, и добраться с нею до северной границы государства незаметно для наших врагов. Как ни слаб был Гиеагр, пуститься в путь решили вечером.

Теперь настала моя очередь удовлетворить свое любопытство, и, пока тянулось время до вечера, я принялся расспрашивать героя о его приключениях и о том удивительном представлении, свидетелем которого я был. Слабость мешала Гиегару вести подробный рассказ, но все же я сумел составить некоторое представление о том, что случилось с ним.

Едва расставшись со мной, он действительно стал искать встречи с колдунами, отшельниками, приверженцами древних богов, гонимых всеми с тех пор, как жители этих земель стали поклоняться богам Зодиака. И не только победа над армией Арзакены волновала его, но и необходимость держать в узде такого опасного союзника, как Капюшон. Гиеагр выказал талант искуснейшего политика, ища помощи у тех, кому были одинаково ненавистны и арзакенский царь, и разбойники с их атаманом, ибо первый лишал несчастных изгоев жизни, а вторые – и жизни, и имущества.

Новые союзники одарили героя некоторыми магическими средствами, позволявшими до поры оставаться незаметным для разбойников, а главное – устроить то потрясающее представление, которое столь устрашающе подействовало на солдат Арзакены. Исход битвы решили не столько сами волны, вырвавшиеся из-за плотин, сколько грохот и рев, сопровождавшие их.

Да, когда нужно, Гиеагр может действовать коварно и расчетливо, проявляя мудрость, свойственную скорее царю, чем воину, но, великие боги, куда девается его рассудительность, едва дело доходит до драки! Когда сломленный колдовством и коварством враг побежал, герой решил собственным мечом поставить точку в столь удачно сложившемся сюжете. И вот тут-то случилась беда. Отряд, охранявший ворота, не поддался общей панике и оказал сопротивление. Убив самых смелых, бросившихся на него, но видя, что всех ему не одолеть, Гиеагр пошел на хитрость, столь же изощренную, сколь и опасную. Отъехав от ворот подальше, чтоб не могли достать стрелой, он, не боясь гнева богов Зодиака, принялся ругать и поносить их, и обзывать арзакенцев трусами, не способными вступиться за своих покровителей в открытом поединке. Богохульство возымело действие: на Гиеагра ринулись сразу несколько предводителей отряда, славнейшие воины; но, оторвавшись от войска, все они были обречены и пали от руки героя. Остальные арзакенцы, видя печальную участь вождей, обратились в бегство.

– Знал бы ты, Мильк, сколько добычи я мог взять в том бою! – воскликнул Гиеагр. – У меня глаза разбежались, когда я увидел, что они побросали, удирая! Сколько знатных доспехов, сколько оружия… А фиалы… Ты не поверишь, кто-то бросил сундук, доверху набитый серебряными фиалами и разной красивой посудой.

Он закатил глаза, зацокал языком.

– Ах, если б я не пропустил те несколько ударов… Но тут уж ничего не попишешь: варвары обложили меня как свора – льва. Славная была потасовка!..

Лицо Гиеагра светилось блаженным довольством, а я… я скрежетал зубами от гнева. Эта его глупая гримаса вдруг не на шутку взбесила меня. «Проклятье! – думал я. – Он как малое дитя: отправился спасать прекраснейшую из женщин, да по дороге заигрался и едва не позабыл, зачем шел. О да, сейчас он снова рвется к нашей прежней цели, вот только надолго ли! Уж слишком горят его глаза, когда он говорит об опасностях, поджидающих нас впереди».

– Что ж, ты победил, – выдавил я, когда Гиеагр, закончив рассказ о поединке, в изнеможении откинулся на ложе, – но какой ценой! Победа отняла у тебя все силы и едва не стоила жизни. Она обошлась тебе слишком дорого.