Шифр Джефферсона - Стив Берри

Это замечание не понравилось Хейлу, но требовалось упомянуть еще кое-что.

– Вы обратили внимание на одно упущение в записанном разговоре?

– Я заметил, – сказал Когберн. – Не было названо имени. Кто этот мужчина, с которым первая леди завела шашни?

Хейл улыбнулся.

– Вот это очень интересно.

Уайетт вошел в дом Джефферсона с первой группой туристов. Он знал, что посетители входят по тридцать человек, их сопровождает гид, который объясняет назначение каждой комнаты и отвечает на вопросы. Уайетт обратил внимание, что гиды в основном пожилые, скорее всего, волонтеры, что группы не разделяются и что входят одна за другой с интервалом в пять минут.

Он стоял в самом начале восточного портика, во входном фойе, как назвал его гид. Просторное двухэтажное помещение походило на музей – таково было намерение Джефферсона, сказал гид – там находились карты, оленьи рога, скульптуры, картины и артефакты. За балконом, представляющим собой половину восьмиугольника, виднелся второй этаж. Внешний край балкона обрамляли тесно поставленные балясины с перилами из красного дерева. Общее внимание было обращено на часы с двумя циферблатами, которые показывали время и день недели; их похожие на ядра гири проходили через отверстия в полу до потолка. Уайетт изображал интерес к двум картинам старого мастера и к бюстам Вольтера, Тюрго и Александра Гамильтона. На самом деле он изучал планировку.

Они перешли в примыкающую к холлу гостиную.

Дочь Джефферсона, Марта, и ее семья использовали эту тесную комнату как отдельное жилье. Уайетт отошел в угол, чтобы вся группа оказалась в следующей комнате раньше его. Обратил внимание, что гид ждал и закрыл дверь предыдущей комнаты перед тем, как обратиться к группе в очередной раз. Решил – это для того, чтобы следующая за ними группа наслаждалась своим посещением без помех.

– Это sanctum sanctorum[8] Джефферсона. Его самое уединенное место, – сказал гид группе в новой комнате.

Уайетт стал разглядывать библиотеку.

Многие стены до сих пор были увешаны полками. При Джефферсоне, объяснил гид, перед ними оказались бы составленные друг на друга сосновые ящики – в нижнем фолианты, затем ин-кварто, ин-октаво, книги в двенадцатую долю листа, на самом верху книги малого формата. В конце концов книг набралось почти шесть тысяч семьсот, все они были проданы Соединенным Штатам для создания Библиотеки конгресса после того, как британцы сожгли Капитолий в восемьсот четырнадцатом году, уничтожив первое национальное собрание книг. Высокие, открывающиеся, как двери, окна вели на венецианское крыльцо и в оранжерею.

Но то, что привлекало внимание Уайетта, находилось в дальнем конце.

Комната в половину восьмиугольника с окнами во всех стенах.

Гид называл ее кабинетом.

Уайетт рассмотрел письменный стол, вращающееся кожаное кресло, астрономические часы и знаменитый полиграф, копирующий письма одновременно с их написанием. Перед одним из окон стоял чертежный стол. На пристенном столе среди множества научных инструментов лежало шифровальное колесо. Длиной около восемнадцати дюймов. Его резные деревянные диски имели длину около шести дюймов в диаметре, их прикрывала стеклянная крышка. Гид бубнил, что Джефферсон по утрам и в конце дня проводил много времени, читая письма и отвечая на них, в этом кабинете, в окружении своих книг и научных инструментов. Сюда почти никто не допускался, кроме близких бывшему президенту людей. Уайетт вспомнил, что читал в гостевом центре о стеклянных дверях, открытости, отсутствии секретов, и понимал, что все это лишь иллюзия. На самом деле в доме было много потайных уголков, особенно здесь, в южном крыле.

Что может оказаться весьма кстати.

Группа перешла в спальню Джефферсона. Стены ее поднимались к застекленной крыше на восемнадцать футов, соединялась спальня с кабинетом сквозным альковом с кроватью. Следующей комнатой была гостиная, расположенная в центре первого этажа, двери ее выходили на задний двор и западный портик. Гид исполнительно закрыл дверь спальни, когда последний турист вошел в гостиную. Кремовые стены были увешаны написанными маслом портретами. Высокие окна украшали темно-красные шторы. Английская, французская и американская мебель стояла вперемешку.

Уайетт полез в карман и нащупал световую гранату. Осторожно высвободил воспламенитель и, пока гид объяснял произведения искусства на стенах и восхищение Джефферсона Джоном Локком, Исааком Ньютоном и Фрэнсисом Бэконом, нагнулся и покатил гранату по деревянному полу.

Один. Два. Три.

Он закрыл глаза, когда вспышка света и дым заполнили комнату.

Уайетт уже подготовил второй сюрприз, поэтому выдернул воспламенитель, бросил гранату на пол, потянулся к дверной ручке и открыл дверь обратно в спальню, когда очередной хлопок сжатого воздуха раздался в гостиной.

Малоун ехал с управляющим усадьбой по двухполосной дороге, ведущей на вершину холма. Машины двигались только в одном направлении, огибали дом, потом спускались мимо могилы Джефферсона к гостевому центру.

– Нам посчастливилось вернуть это колесо, – сказал управляющий. – Почти все имущество Джефферсона было распродано после его смерти, чтобы расплатиться с кредиторами. Роберт Паттерсон, сын давнего друга Джефферсона, купил тогда колесо, принадлежавшее усадьбе. Отец Роберта помог Джефферсону его изготовить, так что это было сентиментальное приобретение. Старший Паттерсон и Джефферсон увлекались шифрами.

Малоун связал это с тем, что слышал от Дэниелса. Роберт Паттерсон находился на государственной службе и открыл Эндрю Джексону шифр своего отца. Очевидно, предложил и колесо для расшифровки. Поскольку оно существовало в единственном экземпляре и принадлежало самому Паттерсону, Старый Гикори, видимо, спал спокойно, зная, что Содружество никогда не найдет ключ к шифру.

– Джефферсон перестал пользоваться колесом в тысяча восемьсот втором году, – продолжал управляющий. – Его нашел в тысяча восемьсот девяностом году один французский чиновник и какое-то время им пользовался. Потом во время Первой мировой войны американцы вернули колесо и использовали его для кодирования до начала Второй мировой войны.

Они сделали поворот и подъехали к маленькой мощеной стоянке, где не было машин. Один из маршрутных автобусов отъезжал, высадив группу туристов. Главный вход в дом находился примерно в ста футах.

– Хорошо быть руководителем, – сказал управляющий. – Это приближает тебя к власти.

– Не каждый день с вами созваниваются глава аппарата Белого дома и начальник секретной службы.

Управляющий заглушил двигатель.

Малоун вышел в яркий утренний свет, августовский воздух был сухим, теплым. Посмотрел на особняк, на его характерный купол, первый, как он знал, воздвигнутый над американским домом.

В окнах дома сверкнула яркая вспышка.

Изнутри раздались пронзительные крики.

Еще вспышка.

Кто-то распахнул парадную дверь.

– Внутри бомба! Бегите!

Глава 45

Кассиопея и Эдвин Дэвис стояли одни в дальнем конце автостоянки, за которой выходили из машин приехавшие туристы.

– Я хочу узнать о тебе и первой леди, – сказала Кассиопея.

Лицо Дэвиса огорченно затуманилось.

– Понимаешь теперь, почему заниматься этим нужно было именно тебе?

Она уже поняла.

– Когда секретная служба сообщила, кого они задержали, я убедил президента задействовать вас обоих. Это было нетрудно. Он очень доверяет тебе и Коттону. Не забыл, что вы сделали для него в прошлый раз. Я догадывался, что Полин тут же окажется подозреваемой, очень мало кто из нас заранее знал об этом вылете, поэтому ее допрос требовалось контролировать.

– Ты с самого начала знал, что утечка пошла от нее?

– Вероятность того, что она сказала кому-то, существовала.

– Когда у тебя началась связь с первой леди?

Между ними возникла неловкость. Кассиопея понимала, что это грубо. Но он привлек ее, и она должна была выполнить свою задачу.

– Я пришел в Белый дом три года назад заместителем советника по национальной безопасности. Познакомился с Полин… с первой леди… тогда.

– Не беспокойся о корректности, – сказала Кассиопея. – Кроме нас, здесь никого нет. Расскажи, что произошло.

– Я беспокоюсь. – Лицо его гневно вспыхнуло. – Я злюсь на себя. Никогда так не делал. Мне шестьдесят лет, и я ни разу не оказывался в подобном неловком положении. Не знаю, что со мной случилось.

– Это не редкость. Ты был женат?

Дэвис покачал головой.

– У меня за всю жизнь было очень мало связей. На первом месте всегда стояла работа. Люди в трудную минуту обращались ко мне. Я был надежным другом. Теперь…

Кассиопея мягко взяла его за руку.

– Расскажи, как это произошло.

Его несговорчивость как будто уменьшилась.

– Она очень несчастна, уже долгое время. Очень жаль, потому что она хорошая женщина. Гибель дочери глубоко потрясла ее. С этим потрясением она так и не справилась.