Однажды в Америке - Хэрри Грей

Макс улыбнулся:

— Хорошо, Веселый. Если у Изи возникнут вопросы, пусть позвонит мне, и я дам свое «добро».

— Спасибо, ребята, — хором сказали они. До Брум-стрит, судя по всему, они неслись по воздуху. Изя был на проводе уже через несколько минут.

— Да, да, — ответил Макс. — Салун принадлежит им. И передай Веселому, что я велел добавить к твоей зарплате двадцать пять долларов.

Положив трубку, Макс посмотрел на Простака и на Косого.

— Вы оба добровольно вызываетесь доставить ящик Профессору. Понятно?

Когда мы остались одни, я сказал Максу:

— Со стороны Химмельфарбов могут последовать ответные действия. Они не из тех, кто молча расстается с пятнадцатью тысячами.

Макс усмехнулся:

— Ну и что они смогут доказать? Если смотреть со стороны, то мы сами потеряли на этом деле двадцать тысяч. Конечно, они могут предположить, что мы в сговоре с Профессором, но у них нет никаких доказательств. У них нет даже печатной машины. Кроме того, у них будет еще одна проблема: что делать с мистером Муром.

Макс откинулся в кресле, закрыл глаза, и его лицо приняло умиротворенное выражение. Я решил, что он задремал, но он слегка пошевелился и расслабленно пробормотал:

— А знаешь, Башка, нет худа без добра. Эти Химмельфарбы вполне могут заняться производством туалетной бумаги.

Глава 19

— Срочно позвоните в клуб, — прямо с порога объявил Толстый Мои при нашем появлении на следующее утро. Макс многозначительно повел бровями и, бросив мне: «Я так и думал», спросил у Мои:

— Он сказал, в чем дело?

— Нет, не сказал, — покачал головой Мои. — Он сказал только, что это важно. Звонил сегодня уже два раза.

Макс проглотил свое виски и набрал клубный номер районного лидера Демократической партии. После короткого разговора он с озабоченным видом положил трубку и взглянул на меня:

— Пошли. Вроде бы это срочно.

Мы без стука вошли в расположенный в клубе офис партийного босса. Он обеспокоенно посмотрел на нас из-за стола и жестом указал на беспорядочно стоящие по всей комнате стулья. Мы подхватили по стулу и подсел и к его столу.

— В чем дело? — спросил Макс.

— Сегодня утром было два звонка. Один с Сентер-стрит… — Босс вгляделся в наши лица, проверяя, произвело ли это на нас должное впечатление.

— И? — спросил Макс.

— Из управления полиции. А второй — из офиса районного прокурора.

— Ну и что? — спросил Макс.

— Я хочу, чтобы вы, парни, поняли, что я нахожусь на работе.

— Хорошо, мы знаем, где вы находитесь, — сказал Макс. — Так в чем дело?

— Ладно, Макс, я объясню вам это так, как понял из этих звонков. Ты ведь просил меня присмотреть за Химмельфарбами, так? Как ты говорил, в интересах одного твоего друга. Так вот, с ними произошла какая-то странная, запутанная история.

Мы с Максом переглянулись.

— И что случилось с этими тупыми идиотами? — спросил я.

Босс пристально вгляделся в мое лицо.

— Значит, так. Сегодня утром, прибыв на свой завод, Химмельфарбы отправились к ящику, в котором, как они заявили, должна была находиться специальная печатная машина. Машина не работала. Они открыли крышку, чтобы заглянуть внутрь, но машины в ящике не оказалось… — Партийный босс выдержал паузу для усиления драматического эффекта. — Как вы думаете, ребята, что находилось в ящике?

— И что же находилось в ящике? — с интересом спросил я. — В ящике находилось тело.

— Мертвое тело? — спокойно спросил Макс. — Так в чем дело?

— Да, мертвое тело, — насмешливо повторил партийный босс, внимательно глядя на Макса, и продолжил таким же насмешливым тоном: — Вы, парни, конечно же, ничего об этом не знаете. Особенно если учесть, что человек умер естественной смертью. — Он рассмеялся. — Естественная смерть — это не по вашей части

— Ну и в чем дело? — равнодушно повторил Макс. — Мы фигурируем в этой истории или нет? Братья сказали, что они собирались печатать на этой машине?

— Конечно, вы фигурируете в этой истории, так что не переживайте. И братья не сказали, для чего предназначалась машина, но, во всяком случае, старший Химмельфарб попал в госпиталь. У него сердечный приступ или что-то вроде этого. Двое других рассказали полиции какую-то невразумительную историю, в которой упоминаетесь и вы.

— И каково наше участие во всей этой нелепице? — спросил я.

— Они заявили, что приобрели машину с вашей помощью.

— Нас обвиняют в причастности к любому странному происшествию в Ист-Сайде, — печально заметил я.

— Совершенно верно, Башка. Ладно, к счастью, покойник умер сам, так что с этой стороны вам не грозят какие-либо особые неприятности. И Химмельфарбы очень уклончивы в своих объяснениях относительно предназначения печатной машины. Поэтому я думаю, что будет достаточно легко погасить интерес прокурора и полиции к этому случаю.

— Сколько? — спросил Макс, извлекая пухлую пачку денег.

— Парочка изображений Кливленда решит дело.

Макс отсчитал две тысячедолларовые, купюры и швырнул их на стол. Партийный босс рассмеялся:

— Да, на пользу дела, но не на пользу дела Химмельфарбов.

Макс встал со стула.

— Есть что-нибудь еще?

Партийный босс с улыбкой пожал плечами. Он вышел на улицу вместе с нами и, когда мы уже отъезжали, прокричал нам вслед:

— Ну и в чем дело? Есть что-нибудь еще?

— Дразнится, гад, — зло сказал Макс. — Конечно, у него хорошее настроение. Получил две штуки ни за что.

— Ну, кое-что ему придется отстегнуть прокурору и полиции, — заметил я.

— Да, наверное, какую-то часть отдаст. Но уверяю тебя, что это будет совсем небольшая часть.

— Пожалуй, — согласился я. — И это показывает силу денег.

— Да, ты прав, Башка. Это показывает, что любого можно купить за заварные пирожные.

— Да, — согласился я.

— Да, — подтвердил он.

Наконец-то судьба улыбнулась мне. Вышло так, что в то утро я первым появился в нашей комнате и был один, когда зазвонил телефон. Это была Долорес, которая звонила своему брату, Толстому Мои. Когда я вдруг понял, кто звонит, то от неожиданности меня бросило в дрожь, и на короткое время я потерял дар речи. Затем вся моя долго сдерживаемая страсть по Долорес прорвала плотину. Я просил, я умолял, я взывал, я увещевал до тех пор, пока она наконец великодушно не сдалась и не назначила мне свидание тем же вечером.

— Хорошо, хорошо, Башка, — смеясь над моей горячностью, ответила она. — Ты просто ошеломил меня своим напором. Значит, сегодня. Но у меня выступление, и я не смогу освободиться раньше половины шестого. Тебя это устраивает? — Затем с легким оттенком кокетства она спросила: — Ты еще не видел моего номера?

Видел ли я ее танец в этом представлении? Если бы она только знала, сколько раз я сидел в темном партере, сгорая от страсти.

— Нет, но с удовольствием посмотрю, — соврал я.

— Хорошо, Башка, это я беру на себя. Я оставлю тебе билет в кассе, а через двадцать минут после спектакля жди меня около служебного выхода. Хорошо?

— До того времени я буду как на иголках, — ответил я. Она мило рассмеялась:

— Очень неожиданно, но ты, оказывается, умеешь говорить приятные вещи. А сейчас, пожалуйста, позови Мои, а то я забуду, о чем собиралась с ним поговорить.

— Эй, Мои! — крикнул я. — Тут звонит твоя сестра, Долорес.

— Кто? Долорес? Хорошо, иду!

Я смотрел на толстого, неуклюжего Мои, стоящего у телефона, и сравнивал его с гибкой, ослепительно яркой, грациозной Долорес. Они походили друг на друга, как полынь и орхидея. Помимо своей воли я напрягал слух и прислушивался к разговору. Я понял, что Долорес договаривается с братом о посещении могилы родителей перед ее отъездом из города. Я попытался уяснить из реплик Мои, куда она уезжает, но не смог. Она хотела побывать на кладбище в воскресенье. Мои ответил:

— Не уверен, что смогу. Надо спросить у Макса, а его пока нет.

— Все в порядке! — крикнул я. — Считай, что у тебя в воскресенье выходной. И я тебе дам машину с шофером для поездки на кладбище.

Повесив трубку. Мои с признательной улыбкой сказал:

— Долорес просила передать тебе большое спасибо за машину и шофера.

— А, ерунда, — ответил я и как бы мимоходом поинтересовался: — Куда она собирается? В путешествие?

— Ты разве не слышал? Малышка получила приглашение из Голливуда. Ей предложили небольшую танцевальную роль в музыкальной картине.

Сердце упало у меня в груди, и я не стал больше ничего спрашивать.

Я поспешно вышел на улицу, чтобы не встречаться с Максом, но одумался и, вернувшись назад, сказал Мои:

— Меня сегодня не будет остаток дня, по личному делу. Передай Максу, что я с ним созвонюсь и все объясню.

Я чувствовал себя как школьник, отправляющийся на первое свидание. Я поймал такси и, вернувшись в свой отель, занялся лихорадочными приготовлениями. Я извлек из гардероба и разложил на кровати все свои костюмы. Мой выбор остановился на темно-синем, в узенькую серую полоску. Он был практически новым и, несмотря на консервативность стиля, выглядел достаточно модно. Я торопливо перерыл ящик с рубашками и извлек самую белоснежную и накрахмаленную. Я перебрал всю свою обувь, но ни одна из пар не устроила меня, поэтому я решил, что позднее сгоняю на Пятую авеню и куплю новые ботинки. А заодно присмотрю там галстук пошикарней.