От Давоса до Куршавеля. Где решаются судьбы мира? - Алексей Пушков

Но, возможно, демократия может считаться идеологией современной России? Нет, не похоже. И не только потому, что политическая практика у нас, как правило, глубоко недемократична. Но еще и потому, что идея демократии была очень сильно дискредитирована в период правления Бориса Ельцина. Под видом демократии нам тогда подсунули авторитаризм и политические манипуляции. Символом государства Российского второй половины 90-х стала так называемая «семья» и Борис Березовский в Кремле. Если это демократия, что же тогда коррумпированная диктатура?

Фальсификации и грубейшие искажения результатов выборов начались именно тогда. Тогда же под видом либеральных реформ и демократических преобразований была осуществлена криминальная приватизация. И это всем понятно. Именно поэтому ее результаты так и не были обсуждены в 2000-е годы, а доклад Счетной палаты о приватизации 1990-х, который должна была рассматривать Госдума, с обсуждения был снят и фактически засекречен. Если бы этот доклад увидел свет, пришлось бы отменять все результаты приватизации, и страну ждала бы новая революция. Владимир Путин как политик осторожный и превыше всего ценящий стабильность на такой радикальный шаг не решился.

Анатолий Чубайс, правда, заявил: не важно, как проводились и реформы, и приватизация, ведь реформаторы решали главную задачу — покончить с коммунизмом. А потому неважно и то, как, какими способами и кому достались государственные активы. Но это неважно только для Чубайса. Общество уже убедилось в том, что, если реформа проводится на порочной основе, то она даст порочный результат.

Демократия не является нашей идеологией ни с точки зрения действий власти, ни с точки зрения идейных ориентиров населения. А если и является, то чисто формально. Постоянные разговоры о демократии с высоких трибун просто прикрывают ее отсутствие. Что же тогда является нашей идеологией? Превращение в мощное, передовое государство, которое будет определять судьбы мира? Это была бы достойная цель. Однако вместо этого нам предлагают другое — нам говорят, что Россия должна быть «просто нормальной страной», в которой «комфортно жить». Но может ли лозунг достижения комфорта быть государственной идеологией?! И как его выразить на словах? Призвать всех: «Вперед к комфорту!» Или — «Даешь комфорт!»

«Комфортность» — это обывательский термин, который нельзя сделать идеологической основой развития государства и общества. На самом деле комфортность — это термин «социальных кротов». Людей, которые нацелены на создание собственного уютного мирка, в котором они будут процветать, а за его пределами — трава не расти! В этом плане процентов 5–7 населения России, принадлежащих к высшему классу, обеспечили себе вполне комфортное существование. Но национальной идеологией, которая мобилизует нацию, комфортность быть никак не может.

Тогда, может быть, у нас утверждается идеология модернизации? Такой лозунг, конечно, выдвинут, но модернизация — всего лишь средство достижения чего-то большего. Именно поэтому незаметно энтузиазма по поводу модернизации за пределами тех кругов, которые призваны ее обеспечить. Это достаточно узкая прослойка руководящих кадров и обслуживающих их идеологов. Чтобы сделать модернизацию общенациональной идеологией, в нее надо ввести элемент цели. Какой цели подчинена модернизация? Без такой цели идею модернизации нельзя сделать общенациональной идеологией.

Борис Ельцин в свое время отправил лучшие умы на загородную дачу под Москвой, где они в течение двух месяцев пытались изваять национальную идею. Но так и не сделали этого. Потому что национальная идея должна вырастать из самого развития государства, быть естественным продолжением исторического процесса, а не надуманным, выморочным результатом интеллектуальных игр людей, обслуживающих власть. Таким образом, мы остались без национальной идеи. А вместо нее в России получила распространение достаточно странная философия, которую в нашей стране называют прагматизмом.

Сейчас очень модно говорить: «Я прагматик». Но давайте задумаемся, что такое прагматизм. Я обратил внимание на интервью, которое как-то дал российской прессе заместитель главы украинской Партии регионов Борис Колесников. Он любит говорить: «Мы прагматики». И про фракцию Виктора Ющенко в Верховной раде, «Нашу Украину», он также говорит: «Они прагматики». Дескать, если мы их о чем-то попросим, то они нам скажут: «Дайте нам «Укрэнерго», дайте нам «Укрспирт» или еще что-нибудь «сладенькое», «Укрсахар», например». И тогда они будут поддерживать Партию регионов. Вот это и есть «прагматики». Для Колесникова это чуть не хвалебный термин — вот, мол, какие прагматики, жесткие и расчетливые! Но, если вдуматься, то выходит, что идеология прагматизма — это идеология шакалов. По принципу «урву, утащу и украду себе что можно, а того, кто мне позволит это сделать, буду поддерживать». И у нас тоже очень часто можно услышать (и от депутатов, и от журналистов, и от общественных деятелей) фразу: «Мы должны быть прагматиками».

Но что такое прагматизм? На самом деле, это смесь цинизма с торгашеством. Это когда все рассматривается в рамках торга и с точки зрения личной (клановой) выгоды. Интересно, что в Америке (где, собственно, и родилась философия прагматизма) прагматиками называют политиков, которые не имеют слишком хорошей репутации. В Америке прагматизм в положительном смысле используется иначе. Здесь могут сказать «это прагматическое решение». То есть: мы не дети и все понимаем, что в политике приходится заключать соглашения разного свойства. Иначе говоря, это реалистическое решение, построенное на принципах баланса интересов. Американцы используют слово «прагматизм» в этом смысле. Например, Барака Обаму они не называют прагматиком. Потому что это означало бы его слегка оскорбить, назвать кем-то вроде «беспринципного торгаша». Американцы говорят: «он реалист», который иногда принимает прагматические (выверенные) решения. В Америке вы не услышите призыва «будем прагматиками!». Потому что это фактически означает: «Будем торгашами и откажемся от идеалов!»

Нам же пытаются всячески привить эту обывательскую идеологию прагматизма, которая ведет к появлению страны без идеалов. А также людей, которые все — абсолютно все! — рассматривают как череду временных контрактов: от собственного брака до отношений со своими партнерами по бизнесу и отношений со своей собственной страной. Пока она нужна, то есть выгодна, в ней живут и работают. Но когда она перестает быть нужной, то есть выгодной, из нее уезжают, а деньги и активы вывозят.

Уже находясь в тюрьме, Михаил Ходорковский, который прекрасно знаком с этой идеологией прагматизма, написал о том, что для слишком многих предпринимателей Россия превратилась в «зону свободной охоты» (правда, он тактично умолчал о том, что сам был среди этих «свободных охотников»). Трофеи, добытые в «зоне свободной охоты», увозят за рубеж, где уже куплены дома и где уже учатся дети. Вот вам и весь «прагматизм». Такая идеология даже в условиях существующего идейного вакуума не должна превращаться в ориентир для страны, и тем более для ее молодого поколения.

«Прагматизм» как идеология если к чему нас и приведет, то к полному крах. Пора понять: Россия — не нормальная, а необычная, особая страна — и по своим размерам, и по природным ресурсам, и по традициям, и по составу населения. Мы находимся не среди нормальных, а среди необычных, выделяющихся стран, таких, как США, Китай, Индия. И если кто-то мечтает превратить Россию в Канаду, то это невозможно. Россию надо сохранить как Россию, но сделать ее процветающей, богатой и сильной. Иначе ее просто не будет.

Каковы наши подлинные интересы? 

СТАНЕМ ЛИ МЫ ЛОШАДЬЮ ДЛЯ АМЕРИКАНСКОГО ВСАДНИКА?

В любом альянсе, говорил Бисмарк, «есть всадник, и есть лошадь, и надо всегда стремиться быть всадником». В рамках «перезагрузки» — отражает ли она стратегическое или тем более тактическое изменение в состоянии отношений, каждая сторона преследует собственные цели и собственные интересы. В одних областях они могут сходиться, в отдельных — даже совпадать, но в ряде других — расходиться, причем самым диаметральным образом.

Для нас не должно быть «перезагрузки» ради «перезагрузки», то есть ради всего лишь видимости хороших отношений, ради иллюзии сглаживания противоречий. Политика сближения с США должна проводиться ради наших интересов, ради усиления наших позиций, ради того, чтобы создались новые возможности для достижения наших внешнеполитических целей.

В любом случае «перезагрузка» — это политическая игра. И есть опасность «проиграть» эту игру, особенно если мы будем превращать «перезагрузку» во внешнеполитический фетиш. Мифология «перезагрузки» не должна довлеть над нами. Тем более что у нас есть опыт аналогичного сближения с США при Горбачеве, Ельцине и Путине.