На руинах Мальрока - Артем Каменистый

Забравшись на здоровенный камень, уставился на север, пытаясь понять, далеко ли гроза. Увы — в метеорологии мои познания были скромны. Я даже не был уверен, что это действительно дождевые тучи, а не что-то безобидное. Просто какая-то темно-серая полоса, изредка подсвечиваемая вспышками зарниц.

Вспомнив, что Люк прекрасно предсказывал погоду во время похода по разбойничьим лесам, пошел его искать. Нашел без труда — он, подвизался на пару с Туком ко мне на роль то ли слуги, то ли денщика, и потому обнаружился у телеги, на которой ехали мои пожитки.

— Люк — как, по-твоему: дождь будет? А если будет, то когда?

Пожав плечами, тот ответил неопределенно:

— Я в горах такое плохо понимаю. Но, наверное, будет — грозовые тучи несет в нашу сторону. Тетивы все спрятал надежно — не отсыреют.

О тетивах я волновался меньше всего, но мы находились перед самым опасным участком пути. Если верить словам проводника, то попасть на подъеме под ливень равносильно смерти. Возможно, он и преувеличивал, но очень не хочется узнавать это на своей шкуре.

Разворачиваться назад и мчаться к той относительно безопасной стоянке на склоне? Так мы от нее вчера весь день шагали — получается, при всем желании лишь к вечеру успеем вернуться. Да и двигаться придется навстречу грозе — приближая момент встречи.

Делать рывок вперед? Если верить карте и рассказам проводников, до Межгорья уже рукой подать. Оценить длину последнего перехода на глаз трудно, но, кажется, подъем не столь уж долгий — за три-четыре часа быстрого марша, возможно, доберемся — лошади отдохнувшие, посветлело.

А если не успеем, то…

Страшно принимать решение, но выбора, по сути, нет — назад возвращаться слишком далеко, на крутых склонах укрытий не видно, оставаться на месте тоже нельзя — вся долина при непогоде превращается в ловушку. И пусть на подъеме ловушка самая страшная, что там того подъема — если поспешим, должны успеть.

* * *

Не успели.

Рассветному солнцу не позволили нас порадовать — тучи, наползая с севера, прикрыли его, не позволив выглянуть. Зарницы теперь не только сверкали — грохотали. А проклятый подъем все не заканчивался — дорога монотонно поднималась вверх, почти не петляя. Долина сузилась до неприличия, ее поперечный срез теперь походил на исполинскую букву «V». Склоны — сплошные натеки глины перемешанной с камнями: видимо застывшие грязевые потоки. Несмотря на сушь последних недель, грунт местами был влажный и продолжал стекать, из-за чего дорога местами превращалась в топкие капканы. Приходилось помогать лошадям, вытаскивая телеги на руках.

Если здесь в сушь так весело, то что же будет в дождь…

О дожде стоило только подумать, вот и он — в полном безветрии послышался нарастающий шелестящий гул, а затем на голову обрушились потоки воды. Хоть я немедленно накинул широкий кожаный капюшон, волосы все равно успели промокнуть. Попугай, запоздало укрывшись в этом убежище, обеспокоенно пробормотал:

— Если мы из этого кабака сейчас сами не уйдем, то на сдачу нам тумаков отсыплют.

— Да где же конец этому подъему!

Вместо ответа над ухом громыхнуло так, что лошадь взвилась на дыбы. Успокаивая животное, увидел, как со склонов побежали первые мутные ручейки. Копыта отрывались от земли с настораживающим чавканьем — будто прилипали.

Обессиленные лошадки, утомленные подъемом и напуганные разгулом стихии, несмотря на все понукания сбавляли темп. Увидев, как колеса на одной телеге провалились по самые оси, я понял, что еще несколько минут, и мы здесь застрянем окончательно.

— Тук! Скачи в хвост обоза и передай приказ: бросить с телег все малоценное! Мешки с мукой тоже бросить — облегчить повозки!

— Сэр страж! Так пропадет ведь мука! Водой вымочит и глиной затянет — вон ее сколько со склонов наплывает! Прямо на глазах!

— Если не бросить груз, то затянет нас!!! Бегом!!!

Сам бросился к первой телеге, безжалостно швыряя в грязь какие-то ухваты, прялки, доски.

Хозяйственная натура ссыльных протестовала против такого вандализма, но, глядя на меня, народ и сам зашевелился — догадываются, чем грозит заминка.

Так мы и двигались: под водопадом небесным; успокаивая лошадей после каждого громового удара; выбрасывая в грязь уже все подряд, лишь бы телеги могли двигаться дальше.

Молния ударила в склон так близко, что на несколько мгновений я ослеп. Когда зрение пришло в норму увидел, как одна из телег исчезает под обвалом — гора глины перемешанной с камнями сползла со склона, похоронив лошадей и возницу. Мужики кинулись было его выкапывать, но едва успели спастись от очередного грязевого оползня. К счастью осталось место для маневра, и остальные повозки успели объехать быстро расширяющийся завал.

Сухая прежде долина на глазах превращалась в речное русло — вода местами доставала людям по колено, а течение было столь велико, что тащило телеги назад. И не только телеги — сама дорога, раскиснув, медленно, но уверенно ползла вниз, норовя утащить нас следом, перемешав по пути с грязью и камнями.

Боевой конь едва не упал — наступив в яму, ушел в воду по брюхо, заржал. Удержался, вырвался, и я даже не сразу понял, что мы уже на ровном месте — подъем резко закончился и впереди тянулось плоское как стол пространство, покрытое редкими зарослями чахлых кустарников и засыпанное художественно оформленными кучками здоровенных валунов. Воды и здесь хватало, но почва под копытами была более-менее твердая и никуда не норовила стечь.

Надрывая горло, истошно заорал, замахал руками:

— Еще немного! Быстрее! Здесь безопасно! Мы вышли!

Узкий каньон последнего километра подъема превратился в филиал ада: грязная река волочила камни, сбивала с ног людей и лошадей, тащила телеги. Лишь человеческое упрямство, граничащее с безумием, не позволяло стихии взять верх — колона медленно выбиралась из западни. Я видел, как склоны, превратившись в желе, сползают под собственным весом, грозя вот-вот засыпать дно ущелья тысячами кубометров грунта.

Мы успели. Хотя и не все. Несмотря на все старания, хвост колоны был потерян — люди, отчаявшись вытащить телеги из грязевой западни, вынуждены были их бросить. Некоторые, если глаза меня не обманывали, при этом рыдали: каждый понимал, что малополезных вещей у нас к этому моменту не осталось — такие были брошены сразу. То, что сейчас оставляли, должно было помочь выжить в опасном краю, а теперь гибнет в грязи.

Тук, уйдя в грязь по самый горб, добрался до одной из оставленных телег, вскарабкался, открыл дверцу клетки. Почтовые голуби были испуганы и отказывались выбираться, но он, не церемонясь, разломал стенку, выгнал птиц, развернулся, прыгнул в трясину, погрузившись по самую шею. Но не завяз окончательно — каким-то чудом вырвался, пополз назад, захлебываясь от потоков набегающей грязной воды. С замиранием сердца я следил за ним издали до тех пор, пока ему не кинули веревку.

Напоследок ущелье взяло обильную жертву — под очередным оползнем осталось сразу несколько человек, а еще пару сбило с ног поднятой волной и течением унесло вниз.

Учитывая, что в непогоду именно в нижней части подъема самое опасное место, я не сомневался, что больше их не увижу.

Последняя телега выбралась наверх. Грязь покрывала ее толстым слоем, превратив колеса в подобия резиновых шин. Обессиленные мужчины и женщины, на чьих руках и плечах эта повозка была спасена, попадали вокруг, на камни или даже в лужи — стихия их вымотала полностью. Посмотрев на ущелье, я увидел, как в грязи тонут мешки и вьюки, а далеко внизу бьется лошадь, сломавшая ногу — в спешке ее не успели добить и несчастное животное затягивало в трясину, еще час назад бывшую твердой дорогой.

Никогда в жизни не видел, чтобы взбесившаяся грязь такое вытворяла. И, надеюсь, больше не увижу. Людей жалко — их и так мало. И груз жалко — мы, наверное, потеряли большую часть продовольствия. Но жалею как-то абстрактно — еще не прочувствовал произошедшее.

Обернувшись, осмотрел равнину. Не заметил ничего нового — все осталось как при первом взгляде. Унылое плоскогорье. Надеюсь, дальше будет веселее. Да я и на бесплодную пустыню готов — лишь бы не эта проклятая грязь.

Спешившись, погладил тяжело дышащего коня по шее:

— Все дружок. Мы на месте. В Межгорье.

Глава 11. Первые шаги

Человек хрупкое создание, но поразительно выносливое. На вершину смертоносного перевала мы выбрались кучкой обессилевших погорельцев, но уже через час на пустоши поставили круг телег и несколько палаток — обычный походный лагерь. Расправляясь с местным кустарником в окрестностях застучали топоры; несмотря на дождь, к тому моменту растерявший первоначальную обильность, потянулись дымки первых костров.

Еще через час, когда стихия унялась окончательно, был устроен обед: простая горячая каша без мяса, слегка сдобренная топленым маслом. Не до разносолов нам теперь: я еще не знал, каковы масштабы потерь, но заранее ужасался и намеревался ввести режим строжайшей экономии.