Тайна сибирской платформы - Валерий Осипов

И вот я вылетел из Нюрбы в партию, где старшим геологом работал Владимир Щукин. На этот раз пришлось лететь на самолете, на котором не было ни бортпроводницы, ни мягких, уютных кресел. Комфортабельный серебристый ЛИ-2 сменил весь во вмятинах и царапинах зеленый таежный работяга «Антон».

Геологи любят эту неприхотливую, но выносливую и надежную машину. Не раз выручала она их из трудных положений, вывозя с лесных пожаров, спасая от голода и холода.

Кабина была завалена мешками, теплой одеждой, туго набитыми рюкзаками. Пассажиры — полярные геологи в болотных сапогах и ватных телогрейках — спали вповалку. «Ухабистая» северная трасса не производила на них никакого впечатления. Видно, приходилось испытывать и не такое…

Мы долго летели на север, над самым сердцем Сибирской платформы. Исполосованная желто-синими шнурками рек, поросшая пепельно-зеленым ковром полярной тайги, внизу огромными каменными холмами дыбилась древняя горная страна.

Иногда под крылом неожиданно возникали извилистые, длиной в несколько десятков километров, зловещие ущелья — каньоны. Иногда каменистые холмы сходились вместе, образуя своими гигантскими террасами правильные амфитеатры и цирки.

…Вот среди тайги проглянули домики-чере<нрзб>. Это была «северная алмазная столица».

Перебравшись в поселок через речку по <нрзб> деревянному мостику (потом мне сказали, что это единственный во всем якутском Заполярье мост), я отправился искать геолога Щукина. В главной конторе партии мне указали на обитую войлоком дверь.

— Вот кабинет Владимира Николаевича.

Я открыл дверь. Комната была пуста. На столе, на листах бумаги, исписанных угловатым почерком, лежала груда каких-то камней. В углу стояли сапоги, на каждом из которых было пуда по два грязи.

Я ждал Щукина до самого вечера. В комнату все время заглядывали незнакомые люди и говорили, что Владимир Николаевич будет через десять минут. Потом выяснилось, что геолог Щукин ушел на три дня в тайгу, проверять открытую недавно геофизиками кимберлитовую трубку. Мне любезно показали его дом и предложили пожить в нем до возвращения хозяина.

Дом Щукина был похож на шахматный клуб. Во-первых, было очень много книг по теории шахматной игры, во-вторых, все было заставлено шахматными досками и фигурами. Пешки и легкие фигуры встречались в самых неожиданных местах. Одного черного коня я нашел даже в начатой банке сгущенного молока.

Щукина не было пять дней. На шестую ночь меня разбудила тихая возня. По комнате, раскладывая на полу спальные мешки, бесшумно двигались какие-то тени. Увидев, что я проснулся, тени, как по команде, юркнули в мешки и затаились.

Проснувшись утром, я увидел, что загадочные ночные тени сидят за столом и пьют из консервных банок чай. Все «тени» оказались Молодыми, плечистыми, добродушными геологами с веселыми, но уставшими лицами.

Щукина я узнал сразу. Он был меньше всех ростом, и его выдавала прическа. По сравнению с фотографией, которую мне показывал профессор Одинцов, она совсем не изменилась.

Разговор наш был короток. Узнав, что меня интересует, геолог Щукин заявил, что через несколько часов он снова отправляется в тайгу и что его путь на этот раз полностью совпадает С тем прошлогодним маршрутом, о котором говорил мне Одинцов. Если я не возражаю, то можно ехать вместе.

В полдень у крыльца щукинского дома стояли два оседланных оленя, а мы с Володей (отбросив условности, мы сразу перешли на «ты») готовились к дальней таежной дороге: натягивали непромокаемые брезентовые робы, прикрепляли к соломенным шляпам черные противокомарные сетки и мазали лицо и руки мазью от мошкары. Здесь, на севере, мошкары было больше, чем в Нюрбе.

Вскинув на плечи рюкзаки, мы вышли из дому. Олени, несмотря на малый рост и внешнюю хилость, взяли с места довольно резво, но рысили чересчур тряско, словно хромали на все четыре ноги.

Через несколько часов мы свернули в тайгу и поехали шагом по пушистому белому мху ягелю. Олени начали проваливаться, нам пришлось слезать с них и тащить за собой на поводу.

— Вот как раз по этим местам и шел наш отряд, — начал Володя. — Было это ровно год назад…

Открытая Ларисой Попугаевой первая кимберлитовая алмазоносная трубка «Зарница» была «учебным полигоном» для молодых геологов Амакинской экспедиции, занимавшихся детальной доразведкой трубки. Вместе с другими работал на «Зарнице» и выпускник Свердловского университета комсомолец Володя Щукин.

Зиму 1955 года жили в тайге на самой «Зарнице» в белых полотняных палатках. Морозы доходили до шестидесяти градусов. Спать ложились в меховых шубах, в рукавицах и валенках. Днем работали молча: говорить было трудно. Слова, шелестя маленькими ледяными шариками, в буквальном смысле слова, примерзали к языку.

Как только сошел снег, Щукин стал отрабатывать методику поиска кимберлита по пиропам. Он завязывал глаза и уходил в тайгу на десять-пятнадцать километров. Обратно дорогу к трубке искал по красным зернам пиропа. Володя поставил перед собой задачу — найти за один летний полевой сезон как можно больше кимберлитовых трубок. К началу лета Володя узнавал кимберлит на ощупь.

Еще зимой, готовясь к маршруту, Щукин поставил на своем будущем пути три лабаза с продовольствием и снаряжением. Весь маршрут был продуман им до последнего шага. В пути не должно было быть никаких неожиданностей.

Тщательная организация и четко отработанная методика сыграли свою роль. Выйдя в маршрут, Щукин сразу же «напал» на пиропы и пошел по ним, как по выложенной кем-то подземной тропинке, делая в день по двадцать-тридцать километров. Если учитывать, что по дороге нужно было еще брать образцы пород и промывать рыхлые породы, то для полярной, заболоченной, покрытой мхами и лишайниками тайги это были очень высокие темпы.

На пятый день пути Щукин вышел на необозначенный на карте ручей, сплошь усеянный пиропами. Исследовав содержание пиропов в ручье, Володя сказал:

— На левом берегу должна быть кимберлитовая трубка…

На следующее утро в первой же вырытой на левом берегу яме была обнаружена коренная кимберлитовая порода и несколько крупных алмазов.

Щукин назвал ручей «Пироповым», а трубку «Удачной», так как на ее открытие ему понадобилось всего пять дней. Это действительно была редкая удача. Подобных случаев мировая геология вообще не знала.

Еще месяц быстрого марша по тайге, и найдена еще одна кимберлитовая трубка. Щукин назвал ее «Маршрутной» — она была обнаружена точно на линии маршрута отряда. Здесь-то и произошел тот самый случай, о котором профессор Одинцов рассказывал так «самокритично».

Михаил Михайлович Одинцов когда-то работал в тех местах, где теперь шел Щукин. Но в те времена еще не было известно, что пироп является путеводителем к алмазным месторождениям.

После того как Сарсадских установила, что пироп является спутником алмаза, а Попугаева нашла «Зарницу», профессор Одинцов стал вторично исследовать пробы, взятые им когда-то на пути нынешнего маршрута Щукина. В них оказались пиропы. У себя в Иркутске профессор проложил на карте, по старым пробам, маршрут и обозначил место возможного нахождения трубки как раз там, где Щукин уже открыл «Маршрутную». Еще не зная, что по этим же самым местам должен идти Щукин, Одинцов вылетел на север и отправился по намеченному маршруту в тайгу.

Когда Одинцов подошел к «Маршрутной», Щукин был уже далеко. К тому времени он нашел еще одно, третье за лето, коренное кимберлитовое тело. Велика же была досада Михаила Михайловича, когда он увидал, что «теоретически» открытая им трубка открыта уже практически.

Старые сибирские геологи-алмазники отказывались верить щукинским радиограммам. Уж кто-кто, а они-то знали, что значит найти в тайге хотя бы одну кимберлитовую трубку, какие усилия надо на это затратить! Неужели этот стриженый мальчишка, пришедший в тайгу бсего два года назад прямо со студенческой скамьи, сумел сделать за одно лето то, что было не под силу им, старым таежным волкам?

Но факт остался фактом. Заявка Щукина на три кимберлитовые трубки была утверждена. Это был абсолютный рекорд, это был предел возможного. Старой гвардии сибирских геологов росла достойная смена.

…Олени остановились на берегу Пиропового ручья. Между лиственницами желтели срубы. Это был новый поселок, построенный на трубке «Удачной». Даже сейчас, год спустя, когда было открыто уже несколько десятков трубок, «Удачная» по-прежнему оставалась одной из самых богатых. Здесь уже велись подготовительные работы по сооружению одного из первых алмазных рудников в Якутии.

Несколько часов мы ходили по поверхности кимберлитовой трубки. Она ничем не отличалась от обыкновенной тайги — те же перекрученные зимними морозами лиственницы, тот же белый мох ягель, те же бородавки-кочки. Разница была только в том, что в тайге под мхами находились обыкновенные известняки, а у нас под ногами лежали миллиарды.