Нежная буря - Джайлс Блант

Потрепанный пикап стоял перед остовом сарая, единственная целая стена которого представляла собой ржавый рекламный щит, призывавший пить Лорентидский эль. Позади него приткнулась лодка, над сугробами поднимались ее нос и корма. Обычно такую лодку не увидишь на подъездной алее или на заднем дворе: это было не транспортное средство для отдыха и развлечений, а настоящее буксирное судно, которому было не меньше семидесяти лет, но, невзирая на столь почтенный возраст, нос его все равно был упрямо задран в небеса, словно лодка и сейчас рассекала волны невидимой реки. Но Кардинал не сел бы в лодку с такими швами даже на суше, что уж говорить о реке Святого Лаврентия.

Робер Совэ вышел из дома и оказался на аллее, прежде чем Кардинал успел выйти из машины. На уровне живота бывший капрал держал дробовик двенадцатого калибра. Даже с такого расстояния было видно, что левая половина лица у него изрыта вмятинами, как и его дом. Один глаз скосился на Кардинала, а другой, стеклянный, сохранял невозмутимое спокойствие. Бороды у него не было, но по его лицу ясно читалось, что бритвой он не пользовался много дней. Он произнес всего одно слово — скорее как вызов, а не как приветствие:

— Бонжур.

— Извините, — сказал Кардинал на том же языке. — Я не очень хорошо знаю французский. Вы говорите по-английски?

Бывший капрал не ответил. Кардинал пожалел, что рядом нет Делорм. Он попробовал продолжить по-английски:

— Вы не могли бы на минутку убрать эту штуку?

Но ружье по-прежнему целилось ему в живот.

Кардинал снова перешел на французский, хотя это давалось ему с трудом.

— Послушайте. Я здесь не для того, чтобы делать вам плохо. Я полицейский из провинции Онтарио, я расследую… — Он забыл, как будет «преступление», и решил сказать «случай». — Расследую случай, который произошел в Онтарио. Мой французский просто творит чудеса.

— Конная полиция? — Акцент был чудовищный, но все-таки это были английские слова.

— Город Алгонкин-Бей. Местная полиция, — ответил Кардинал, стараясь держать руки подальше от тела. — Хотите посмотреть на мой значок? Но тогда мне придется залезть в задний карман.

— Очень медленно.

Кардинал полез в карман, извлек полицейский жетон и, вытянув руку, показал его капралу. Совэ сделал два шага вперед, разглядывая значок единственным глазом.

— И что от меня хочет коп из Онтарио? — Левая половина рта оставалась неподвижной. Голос, казалось, заржавел от долгого неупотребления — хотя, может быть, этот человек просто долго не пользовался английским.

— Я разбираю дело одного убитого американца — бывшего сотрудника ЦРУ Майлза Шекли. Тридцать лет назад он был в Квебеке. В семидесятом году, если быть точным. Он вел активную деятельность во время Октябрьского кризиса, и мы думаем, что его убийство имеет к этому отношение. Кроме того, мы знаем, что недавно он выходил на связь с вами.

— И что дальше? Бывший сотрудник ЦРУ звонит бывшему сотруднику Конной полиции. Ничего незаконного.

— Мне нужно знать, что он хотел. Может быть, нам на несколько минут уйти с холода, мистер Совэ? — Кардинал зябко потер руки. — Я не привык к квебекской зиме, тут очень сыро.

— Но не холодно. — Совэ не сдвинулся с места.

— Вы работали в Антитеррористическом отряде. Вместе с Шекли.

— Я работал со многими людьми из ЦРУ. Как только похитили Готорна, они повылезали из всех щелей. В одной только нашей штаб-квартире их было не то тридцать, не то сорок человек.

— Какие функции выполнял мистер Шекли в отряде?

— Не помню.

— Вспомните. У вас есть время.

— Мне для этого не нужно время. — Совэ повернулся к нему спиной и зашагал к своему полуразрушенному дому.

— Мистер Совэ, подождите. Мне нужна ваша помощь.

Совэ даже не обернулся.

— Неужели вы не помните, как это бывает? Когда по горло увязаешь в расследовании, а оно все никак не сдвинется с мертвой точки? Мне нужна хоть одна зацепка, чтобы добиться какого-то продвижения.

Совэ с видимым трудом повернулся и, снова глядя ему в лицо, проговорил:

— Я общался со всеми комиссиями. Я рассказал им все, что знал. И все равно я провел двенадцать лет жизни в тюрьме. Я, бывший сотрудник Конной полиции. Как там со мной обращались, можете себе представить? Думаете, после этого у меня осталась хоть какая-то симпатия к органам правопорядка?

— Я не имею никакого отношения к тем, кто вас посадил в тюрьму. Я просто расследую преступление в маленьком городке в Онтарио.

Совэ втащился на разбитые ступени крыльца. Когда он изогнулся, открывая дверь, зубы у него блеснули: возможно, всему виной было его обезображенное лицо, возможно, это просто кожа так натянулась над протезом челюсти, но Кардиналу показалось, что бывший капрал смеется.

20

— Бернар Теру, — сказал сержант Дюшарм. — Второй номер, по которому звонил Шекли, принадлежит Бернару Теру. В семидесятом году ему было девятнадцать. Входил в группу «Шенье» и, как и Даниэль Лемойн, отбыл двенадцать лет за похищение Рауля Дюкетта. Женат на Франсуазе Котрель, тоже имеющей отношение к ФОК, но скорее она была просто сочувствующей, нежели настоящим террористом. Ей не предъявляли никаких обвинений. Оба они иногда оказывали содействие некоей Симоне Руо, но о Симоне мы поговорим позже. Насколько мне известно, Бернар и Франсуаза Теру больше не имеют никакого отношения ни к терроризму, ни вообще к преступной деятельности. Но, так или иначе, это их телефон, и вы вправе задаться вопросом, почему ваш американец позвонил им за три недели до того, как его нашли мертвым.

Да, мы вправе задаться таким вопросом, говорила себе Делорм полчаса спустя, пытаясь проехать по центру Монреаля, не попав при этом в классическую «аварию с участием нескольких автомобилей». Дождь был не очень сильный, но тем не менее он очевидным образом сеял недоумение и смущение среди местных водителей.

Остановившись на ближайшем светофоре, она позвонила Желаги.

— Что там с доктором Шокеттом? Что он говорит насчет того, где он был в понедельник вечером?

— Этот тип мог бы преподавать курс алиби, — съязвил Желаги. — Мало того, что у него есть три свидетеля, которые играли с ним в бридж, так еще и все три — совершенно кристальные люди. Один — директор больницы Онтарио, другой — попечитель школьного совета, а третий руководит местным центром помощи детям. Просто какой-то совет директоров.

— Ты говорил со всеми по отдельности?

— Да, со всеми по отдельности. Они были такие вежливые. Хотел бы я, чтобы у моих друзей были такие же манеры.

— Это вряд ли. Все твои друзья — копы.

Не успела Делорм убрать телефон, как он зазвонил. Это был Малькольм Масгрейв.

— Ну что, теперь вы перестали донимать моих коллег, детектив Делорм? Или вы хотите допросить вообще всех, кто служил и служит в Конной полиции?

— Не сердитесь на меня за Симмонса. Вы же понимаете, я должна была его проверить.

— Не говорите, я сам догадаюсь. Выяснилось, что он никого не похищал и не убивал, так? Видите ли, я стараюсь по возможности не брать в свою группу похитителей людей и убийц.

— Крейг Симмонс перестал быть подозреваемым по этому делу, — сформулировала Делорм. — Вот и все.

— И мы никому не скажем о том, как мы вторгаемся в частную жизнь сотрудника Королевской конной полиции, ведь так?

— Не совсем понимаю, о чем вы.

Прямо перед ней вылетел черный «сааб», совершая запрещенный левый поворот; при этом водитель имел наглость даже обругать ее. У нее возникло сильное желание приказать ему прижаться к обочине, хотя на Монреаль ее полномочия не распространялись.

— Думаю, вы отлично понимаете, о чем я, — ответил Масгрейв. — На свете нет ни одного сотрудника полиции, который хотел бы обнародовать детали своей личной жизни, будь то вы, ваш партнер или Крейг Симмонс. Для этого надо быть святым, что большая редкость.

— То есть вы знаете? Я имею в виду — о том, что капрал…

— Остановимся на этом, Делорм. Я знаю все, что мне нужно знать, о моих парнях. И о женщинах, которые со мной работают, если уж на то пошло. Я просто подчеркиваю, что у нас с вами в этом есть взаимопонимание. По крайней мере, надеюсь, что оно есть. Что, я должен сказать что-то еще?

— Нет, — ответила Делорм. — Как всегда, вы очень ясно выразились.

— Наслаждайтесь Монреалем, — пожелал ей Масгрейв. — Приятный город.

Теру жил на улице Сен-Юбер в районе Виллерэй, почти в самом центре Монреаля. В этих местах обитали в основном франкоканадцы, но Делорм заметила еще и итальянские, португальские и арабские вывески. Среди пешеходов, судя по всему, преобладали студенты и представители рабочего класса. Старые пыльные магазины тканей чередовались с недавно выстроенными бутиками и крошечными кафе.

Делорм припарковала машину Конной полиции, замаскированную под обычную, у галантерейной лавки. Дом номер 7540, который она искала, располагался на полквартала южнее, среди выводка маленьких квадратных строений, расставленных в ряд, словно для защиты, перед греческим православным храмом. Она позвонила в дверь, рядом с которой висели две таблички: «Теру» и «Бо-Солей». Пока она ждала, опять начался дождь.