Нежная буря - Джайлс Блант

Дюшарм взял групповой снимок, отпечатанный с кусочка пленки, который Кардинал нашел в комнате Шекли.

— Вот этот, слева, кудрявый, — Даниэль Лемойн, лидер группы «Шенье». Юноша на переднем плане — Бернар Теру. На первом допросе он сознался, что держал Дюкетта, пока Лемойн его душил. Но позже он отказался от своих первоначальных показаний, и его адвокат настоял, чтобы в суде их не рассматривали.

— А эта девушка? — спросил Кардинал. — Совсем подросток.

— Вероятно, из числа примкнувших к группе, если она вообще в ней участвовала. Пока по ней у меня ничего нет. То же самое и с третьим молодым человеком, этим бородачом в полосатой рубашке. Я отлично знаю в лицо всех основных членов группировки, но эти двое…

— Они не входили в группу «Шенье»?

— Скорее всего, нет. Во всяком случае, я их не помню. Вы уж извините, обычно мы можем выдать всю информацию почти мгновенно, но ведь эти события происходили еще до эпохи компьютеризации. Все материалы сейчас в Оттаве: какое-то время назад их затребовала Канадская разведслужба. Тут как с убийством Кеннеди: каждые пять лет какие-то умники решают, что надо освежить в памяти материалы этого дела. Завтра или послезавтра их вернут, и тогда, может быть, вам удастся установить личность этих людей.

— Теперь все это кажется настоящим безумием, — произнесла Делорм. — Просто не верится.

— Неужели? — отозвался сержант Дюшарм. — Не далее как в прошлом году Лига французской самообороны подкладывала бомбы перед витринами баров и ресторанов, потому что на них были вывески по-английски. Так что страсти не утихли и по сей день.

— А другая фотография? — Кардинал указал на снимок Майлза Шекли, сделанный примерно в семидесятом году: Масгрейв посылал это фото и ему и Дюшарму. Когда Кардинал спросил, как Масгрейву удалось заполучить снимок, тот ответил: «Я же лошадник, Кардинал. У меня сверхъестественные способности».

— Майлз Шекли — американец, он работал здесь во время кризиса. У нас в Объединенном антитеррористическом отряде было несколько сотрудников ЦРУ. И не надо на меня так смотреть, в этом нет ничего особенного. ЦРУ тогда приходилось бороться с группировками «Черных пантер» и «синоптиков», терроризм уже тогда становился проблемой международной. Было бы глупо не задействовать в нашей операции кого-то из ЦРУ.

Сам я с Шекли контактировал мало. И потом, я в нашей иерархии был лишь мелкой сошкой. С ним работали лейтенант Фогер и капрал Совэ. К сожалению, Фогер несколько лет назад умер, но вы можете поговорить с Совэ. Он, Фогер и Шекли входили тогда в руководство отряда, они отлично друг с другом сработались. Больше ничего о Шекли я не помню, и его дело, очевидно, вместе с другими ушло в Оттаву, но через несколько дней нам все это вернут.

— Чем занимался Шекли в антитеррористическом отряде? — спросил Кардинал.

— Выявлением связей. Может быть, и чем-то еще, я не знаю. Он помогал нам отслеживать финансовые потоки, выяснять связи одних групп с другими. Да, и еще он, кажется, следил за одним из членов «Черной пантеры», который скрывался где-то в наших краях. «Пантеры» давали ФОК оружие, а в благодарность члены ФОК предоставляли им убежище.

— А еще Масгрейв рассказал нам о телефонных номерах, — сообщил Кардинал.

— Да, телефонные номера… Тут интересная история.

По сравнению с происходящими в Алгонкин-Бей погодными катаклизмами в Монреале и окрестностях была вполне обычная зима, глубина снега достигала почти метра, повороты же и перекрестки были занесены так сильно, что Кардиналу приходилось доезжать почти до их середины, чтобы увидеть идущие справа и слева машины.

Но при этом здесь было теплее. Ветви деревьев прогнулись под тяжестью снега, с крыш свисали сосульки, а когда Кардинал поехал по Десятому шоссе к Восточному району, шел уже не легкий снег, а изморось. Стволы деревьев потемнели от сырости, так что пейзаж за окраинами города был черно-белый, одновременно и зимний, и по-осеннему туманный. Небо было хмурое, и казалось, что уже наступили сумерки, хотя Кардинал только что пообедал.

Они с Делорм разделили фронт работ: она отправилась в город беседовать с бывшим членом ФОК, а он ехал сейчас встречаться с Робером Совэ, бывшим вторым лицом в Объединенном антитеррористическом отряде. Номер Совэ был первым в числе тех, по которым звонил Шекли из Нью-Йорка, и набирал он его несколько раз.

— Вот что вам нужно знать о Совэ, — рассказывал ему сержант Дюшарм. — Через несколько месяцев после Октябрьского кризиса, а если быть точным — 13 июля 1973 года, в половине четвертого ночи, жителей Вестмаунта разбудил громкий взрыв. Бомбу бросили рядом с домом некоего Джозефа П. Фельштейна, основателя сети супермаркетов «Фельштейн». На всей улице вылетели стекла.

Террориста отвезли в больницу, в хирургическое отделение. Сначала казалось, что он не выживет, но монреальская медицина творит чудеса. Ему своротило челюсть, оторвало несколько пальцев и выбило левый глаз, но он остался жив. К сожалению, он никому не сказал, как его зовут.

Однако монреальская полиция вскоре это выяснила. Машина, на которой приехал террорист, была прокатная, и в конце концов они вышли на капрала Робера Совэ из Объединенного антитеррористического отряда. Помните, лошадников прижала комиссия Кибла?[12] Мы сожгли амбар, где члены ФОК собирались на свои сходки, мы устраивали налеты на конторы Рене Левеска, чтобы изъять списки адресов, по которым они рассылали почту, мы незаконно прослушивали телефонные переговоры. «Вы очень нехорошо себя вели», — порицала нас комиссия Кибла.

— Я помню, — ответил Кардинал. — Это несколько месяцев было в новостях, каждый вечер.

— Все случилось из-за капрала Робера Совэ. Если бы не он, в нашей стране до сих пор отвечала бы за безопасность Конная полиция, а Канадская служба безопасности и разведки никогда бы не возникла. Несколько недель Совэ молчал. Монреальские полицейские навесили на него все мыслимые обвинения, но он все равно отказывался сотрудничать со следствием.

Судье такое его поведение не понравилось. Совэ признали виновным по всем пунктам и дали ему двенадцать лет. Двенадцать лет — за то, что он сам покалечился при взрыве бомбы и за то, что взрывом выбило несколько окон. Тут у Совэ прорезался голос.

«Двенадцать лет, — возгласил он. — Двенадцать лет — а ведь никто, кроме меня, при взрыве не пострадал. Когда я служил в антитеррористическом отряде, я делал кое-что похуже. Да, кое-что гораздо хуже». И началось. Это было как снежный ком. В конце концов после всех слушаний и комиссий создали Канадскую разведслужбу. Многие хорошие люди потеряли работу. Например, Алан Масгрейв.

— Отец Малькольма Масгрейва? — уточнила Делорм.

— Алана выгнали. Он и раньше пил, а тут стал пить еще больше. И через полгода застрелился. Меня это потрясло.

— Господи, — сказал Кардинал. — Неудивительно, что Малькольм Масгрейв терпеть не может разведслужбу.

— Есть много причин быть ими недовольным, но эта — вполне убедительная.

— Я все-таки не понимаю, — признался Кардинал, — зачем Совэ хотел взорвать этого владельца магазинов?

— Никто не знает. Этот сукин сын ведь отказался помогать следствию. Считают, что он подрядился выполнить работенку для мафии. Семейство Котрони контролировало конкурирующую сеть продовольственных магазинов — и вот они решили таким образом послать предупреждение сопернику. А Совэ был, так сказать, посланцем.

— Какие резкие перемены в карьере, — заметила Делорм. — От работы в Конной полиции до работы на мафию. Как такое могло случиться?

— Об этом лучше спросить самого мистера Совэ.

Связь Совэ с мафией заставила Кардинала задуматься, не тянется ли отсюда нить к Леону Петруччи. Но он не мог себе представить, чтобы мелкий мафиозо, чья сфера интересов не простиралась дальше сети автоматов, продающих в Алгонкин-Бей газированную воду, вдруг заказал убийства американца и врача. Тем не менее Кардинал решил пока не вычеркивать эту версию.

Он свернул с автострады и несколько километров ехал по проселочной дороге мимо ферм все более удручающего вида. Затем показался криво повешенный указатель с надписью «Сегинвилль», но оказалось, что это не город, а просто развилка дорог. Мелкий дождь моросил над пустынными полями. Чтобы добраться до жилища Совэ, пришлось проехать еще три километра по неровной и, очевидно, распаханной дороге, зигзагами идущей на север.

Сам дом был почти не виден за березами, окруженными густым подлеском. С дороги казалось, что это двухэтажное строение, но когда Кардинал свернул на отвратительную подъездную аллею, обнаружилось, что половина верхнего этажа давно обвалилась. Летом это, наверное, выглядело еще непригляднее, зимой же резкие очертания полуразрушенных стен были смягчены снежными шапками.