Разлом (СИ) - Островская Алина

Услышав то, как я назвал ведунью, Кельвар дёрнулся, будто ему дали под дых. Возможно, именно это не дало ярлу трезво воспринять мою точку зрения. В переполненную чашу, своими словами я выплеснул ещё ведро, провоцируя его на решительные действия.

Ярл подхватил с земли топор и в один момент бросился на меня. Я едва ли успел увернуться и выхватить из-за спины Эйвара его лабрис.* Следующий удар был парирован, а вождь оттолкнут назад ногой.

— Кельвар, несмотря ни на что, я не хочу с тобой сражаться. Остановись. Я возьму людей и пойду в бой, своей кровью и потом добывать ТЕБЕ славу!

— Щенок! Вздумал отобрать у меня власть?! Я насквозь вижу твои гнилые намерения!

Кто о чем, а кот о сметане. Мы говорили на разных языках.

Кельвар раскрутил топор вокруг себя, грозясь сделать из меня фарш в этой смертельной мясорубке. Я кувыркнулся в сторону и ударил его сапогом по подколенной ямке. Вождь рухнул на колени, сыпля проклятиями не хуже старой ведьмы. К нему подскочили Делек и Талем, подхватывая его с двух сторон под подмышки. Он отмахнулся от них и самостоятельно встал.

— Я не хочу сражаться с тобой, Кельвар. Нам нечего делить. — Повторил медленно, буквально по слогам и оглядел сосредоточенно-встревоженных воинов, взявших нас в круг. — Кто идёт с нами — ускорьтесь! Иначе некого будет спасать! — бросил последний взгляд на лицо вождя, искажённое смесью ненависти и презрения. В груди расцветало настойчивое предчувствие перемен. Давно назревавший нарыв прорвало, безвозвратно отсекая меня от Волдрекков. Рано или поздно это должно было случиться.

О своей дальнейшей судьбе я не задумывался. В висках барабанила кровь, подгоняя меня схлестнуться в разгоревшимся сражении на берегу реки.

— Ты ещё пожалеешь об этом, чужак, — прошипел Кельвар, когда неожиданно для меня самого, часть его воинов перешла на мою сторону, наспех надевая доспех. Увидеть в их числе Эйвара и Аголона стало особым подтверждением преданности и дружбы, которые я отныне не имел права обмануть.

Пока мы надевали кожаные нагрудники, берсерки, подобно Бруни, перематывали запястья и проверяли оружие на остроту. Я в общих чертах описал тактику, рекомендуя немногочисленным всадникам прицелено поразить стрелами противников, а затем обогнуть сражающихся и ударить сзади, отрезая пути к отступлению. В это время, пехота вклинится в самое сердце битвы, оттесняя Когррагов на всадников и позволяя Дикарям сделать глоток воздуха. Иных предложений и возражений не последовало, так что я, оставив долгие воодушевляющие речи, прорычал:

— Да надерем же задницы этим буржуям!

И повёл воинов за собой.

Замечены мы были сразу. Динамика битвы несколько замедлилась. Воины уделяли внимание не противнику, а новым фигурам появившимся на арене, пытаясь предугадать наши намерения. Приближаясь к ним, мы набирали скорость и вскоре неслись бегом за нашими всадниками, выпустившими стрелы в Когррагов. После успешного исполнения первой задачи, они сворачивали перед носом противников и шли по касательной, выныривая сзади. Следом за «конницей» в самый эпицентр битвы ударил кулак разъярённой и охочей до крови пехоты. Дикари ненадолго замерли, дивясь происходящему, но затем пришли в себя и с новой силой продолжили сражаться.

Присутствующие быстро смекнули к кому на подмогу подоспел наш отряд. И потому Дикари стали смелее и раскрепощеннее, а Когрраги теряли энтузиазм, оценивали свои шансы пуститься наутёк и продумывали пути к отступлению.

В запале битвы неистовый рык берсерков сливался с рычанием тигров и варгов. Скрежет металла и лязг сошедшейся стали задавали свой особенный ритм битве. Когрраги, пытающиеся отступить, были зажаты в тиски с двух сторон, без единого шанса на спасение.

Эйвар, Аголон и я бились плечо к плечу, уверенно убирая со своего пути врагов. Где-то неподалёку Бруни вырубил зазевавшегося воина лбом и продолжил махать тяжёлым топором, будто он ничего не весил, а руки не чувствовали усталости.

Из общей массы взглядом я выцепил двух лидеров, что долго беседовали перед боем. Они наконец добрались друг до друга и никто из них уступать сопернику был не намерен.

Вождь Дикарей восседал на огромном чёрном с сероватыми полосами тигре, в разинутую пасть которому поместился бы и бегемот. Он ловко управлялся с длинным мечом, был подвижен и ловок, благодаря легкости и немногочисленности доспеха. Правитель Когррагов напротив, экипирован с головы до кончика большого пальца на ноге. Размахивал тяжеленной секирой, вызывая уважение к своему боевому коню, выдерживающему всю эту ношу.

Тигр кружил вокруг противника, вовремя отскакивая от острия секиры, не позволяя ранить ни себя, ни своего хозяина. Испуганно ржущий конь на его фоне выглядел худым, тщедушным и неповоротливым животным. Противники успели обменяться лишь несколькими парированными ударами, прежде чем невесть откуда взявшаяся стрела Когррага поразила шею тигру. Зверь заревел и рухнул на бок, придавливая ногу своему наезднику.

… подножкой сбил с ног, бегущего на меня воинственного Когррага, и добил рубящим ударом топора. Так и добирался к двум вождям, отбиваясь и нанося сокрушительные удары противникам. Они, заметив мое целенаправленное движение к поединку лидеров, бездумно нападали, стремясь остановить меня во что бы то ни стало…

Между тем, вождь Дикарей кое-как вылез из-под тигра и ринулся в бой. Рубанул мечом по ногам вражескому коню, отчего тот рухнул, выкидывая Когррага через голову из седла. Теперь их шансы можно было бы назвать равными, только лидер Дикарей тянул за собой безвольно повисшую ногу и едва балансировал, чтобы сохранить вертикальное положение. Недолгое, но упорное сражение окончилось поражением заведомого слабого.

Сильнейший удар секирой, угодивший в грудь Дикарю, откинул того назад.

Я, сетуя на свою медлительность, разогнался и метнул, торчащее из земли копье, в сторону ликующего противника. Он, успев заметить мое приближением, увернулся и принял боевую стойку.

Не сбавляя набранной скорости, я вынул из груди союзника, лежащего на земле, топор и, прокручивая две рукояти в обеих руках, ринулся к нему. Первым выпадом обрушил серию ударов, успешно парированных противником. Но на пике выплеснутой в кровь агрессии завершающий удар, набравший мощь в том числе за счёт скорости и амплитуды размаха, был пропущен. Оружие угодило в левый плечевой сустав, наименее защищённый доспехом. Раздавшийся хруст ознаменовал выход из строя руки вождя, крепко удерживающей щит. С глухим звуком он рухнул на землю и покатился.

Вождь покачнулся и зажал кровоточившую рану. Его рука повисла той же безвольной плетью, какой несколько минут назад висела нога Дикаря. Воин рычал до хрипоты, маскируя этим вопль боли, обесчестивший бы его на глазах своих солдат.

Он поднял на меня замутнённый взгляд и, пошатываясь, двинулся в наступление. Отступать или сдаваться без боя удел трусливых и слабых. Да и выбора у него другого нет. Враги обложили со всех сторон, затягивая невидимую петлю на шее.

Несмотря на ранение, размах секирой и удар получились сильными, но неточными. Мне удалось увернуться от нападения, пропуская Когррага мимо себя. Вместо моих рёбер, ему досталась утоптанная земля, в недра которой целиком зашло лезвие топора. Теперь тяжесть оружия и доспехов сыграли против него. Вытащить одной рукой, увязшую в почве секиру, с учётом тотального повреждения плечевого пояса и ее веса, стало невозможным. Он предпринял несколько попыток, и когда оружие не поддалось, со злостью ударил по торчащей рукояти ногой.

— Я не стану убивать безоружного, — кинул к его ногам один из моих лёгких топоров. — Бери и продолжим.

Когрраг плотоядно улыбнулся и поднял, предложенное оружие.

— Твоя благородность доведёт тебя до могилы, незнакомец, — прохрипел он, удовлетворенно шаря за моей спиной глазами.

Я обернулся и едва успел отклониться назад от рассекающего воздух оружия, чиркнувшего меня по подбородку. К вождю на подмогу подоспели трое бойцов. Тот, что пытался отсечь мне голову, напав со спины, получил молниеносный ответный удар кулаком в живот. Это временно вывело его из строя. И все же, положение дел нельзя назвать завидным. С двух сторон меня обступали враги, далеко не дилетанты в военном деле.