Волчья сыть - Сергей Шхиян

— Тогда на оборотня пойдете вы, — оборвал я. — И пришлите ко мне егерей.

Приживал скривился, но спорить больше не решился. Ушел исполнять приказ. Я вышел из дома, и ко мне тотчас подошли мужики, сняли шапки и поклонились. Кое-кого я уже видел утром с собаками. Я объяснил им задачу так, как сам понял со слов Костюкова.

— Облаву большую делать? — спросил один из них, видимо, старший с решительным, волевым лицом.

— Сами смотрите, я в таких делах не разбираюсь. Думаю, что сгонять много крестьян не стоит — соберите тех, кто посообразительнее. Если найдете волка и удастся его добыть, вбейте в него осиновый кол. Иначе он опять оживет.

Мужики, как один, перекрестились и надели шапки:

— Когда, барин, начинать? — спросил старший.

— Как можно скорее. До полнолуния у оборотня силы будет мало. До этого осталось три дня. Если к этому времени волка не найдете, возвращайтесь в село, иначе он вас там всех перегрызет.

— А коли не найдем, что будем делать?

— Не знаю, — честно сказал я, — в таких делах не разбираюсь.

Мужики посуровели лицами и гуськом ушли в направлении села.

— Когда начнем? — спросил Иван, возвращаясь после похода в арсенал.

— Давай завтра с раннего утра. Ночью в незнакомом лесу много не находишься.

— Я думаю, пешком нам вообще ходить не след. Возьмем верховых коней.

Мысль мне понравилась. Иван же подумал и добавил:

— Оборотень на нас с тобой пуще всех сердце держит. Коли увидит, с собой не совладает, набросится! С коня с ним совладать будет способнее.

— Ты только лошадей сам выбери. Мне — какую поспокойнее. Я, знаешь ли, верхом не очень умею ездить.

Иван рассмеялся редким скрипучим смехом.

— Ну, вот хоть чего-то ты не умеешь! А то и швец, и жнец, и на дуде игрец! Неужто на лошади не ездил?

— Где бы я ездил? У нас уже давно железный конь пришел на смену крестьянской лошадке.

— Как это железный? — поразился солдат. — Ты это всерьез?!

— Всерьез. Доживешь — увидишь.

— Ишь, страсти-то какие! Боязно, поди, на железном-то коне ездить?

— Мне на простом страшнее.

Иван ушел, задумчиво качая головой, а я остаток дня посвятил медицинским занятиям: перевязал Трегубова и полечил «бесконтактным» способом волхва. После моего, так называемого, сеанса, он выглядел значительно бодрее, да и сам сказал, что почувствовал прилив сил. Меня же лечение утомило, и я отправился к себе отдыхать.

Але было не до меня, она наслаждалась «светской жизнью» и плотно общалась с приезжими дамами и барышнями.

Утренняя обида на мое «черствое» отношение к «бедному страдальцу» и насмешливое к новым подругам у нее уже прошла. Она походя чмокнула меня в щеку, пожелала спокойного отдыха и ускакала в малую гостиную, где, видимо, погружалась в приятнейшую атмосферу местных женских сплетен.

Меня такое небрежное отношение к любимому мужу немного задело, хотя умом я понимал, что чем больше Аля занята, тем меньше будет волноваться, когда я завтра утром отправлюсь на охоту. Чтобы не дать ей влезть в мои мысли (а они были не самые оптимистичные, я еще помнил леденящий душу волчий взгляд, его гигантские прыжки и растерзанные тела жертв), я надел экранированную шапочку.

Кроме отдыха мне хотелось, пока есть время, обдумать план предстоящей охоты. Это был мой первый опыт такого рода, и пока ничего умного в голову не лезло. Как охотятся на волков, я знал, в основном, по фильму «Особенности национальной охоты», так что подготовлен был скорее в смысле пития, чем противоборству с хищниками. Еще я знал по книгам и научно-популярным фильмам, что волки необыкновенно умны, осторожны и, когда нужно, отважны.

Что могут делать люди в их обличий, оставалось только догадываться. И об этом мне меньше всего хотелось думать. Потому я смиренно смежил веки и спокойно проспал до самого ужина. Разбудило меня только приглашение к столу.

Я наскоро умылся, оделся, напялил на себя парик и вышел в большую гостиную, где собрался весь здешний бомонд.

За столом сидело человек сорок. Как и вчера, здесь царили простые нравы и хорошие аппетиты. Внимательное отношение ко мне хозяина сразу же обратило ко мне сердца гостей, и меня обласкали едва ли не все, кому хотелось понравиться Трегубову. Сам он сидел тут же во главе стола в своем вольтеровском кресле и нежился в лучах местной славы.

Давешняя тревога по поводу исчезновения покойного Ивана Ивановича и огорчение от поломанных роз уже прошли, и он был весел и гостеприимен.

Вина лились рекой, и все гости жаждали принять участие в объявленной на завтра облаве на зверя. Пока же строились неосуществимые, на мой взгляд, планы. Зато дамы с обожанием смотрели на былинных героев. Только моя Аля была необычно печальна, хотя я так и не снял свою ермолку, спрятанную под париком, и о чем я думаю, не знала.

— Как бы я хотел участвовать в завтрашней облаве! — громко, заглушая общий гул голосов, сказал Трегубов. — Ах, если бы не моя нога!

— А ты, Василий Иванович, прикажи соорудить себе портшез, — ехидно предложил я. — Вот и поучаствуешь.

— Это как так? — заинтересовался Трегубов, понявший буквальный перевод французского слова, как «носить» и «стул», но не въехавший в его значение.

— Пусть тебя носят на кресле носильщики.

— Ах, что бы я без тебя делал, Алексей Григорьевич! — умилился подвыпивший барин. — Как ты хорошо придумал! Кузьма Григорьевич, голубчик, распорядись, пусть плотники к креслу приделают две оглобли. Вот уж покажем мы теперь Ивану Ивановичу!

После принятия такого судьбоносного решения Трегубов откинулся в кресле и победоносно оглядел гостей. Что я могу сказать дальше? Общий восторг такой смелости и решительности был ему наградой!

Началась новая череда тостов, в которой я не принял участия. Предстоящая экспедиция удерживала меня от участия в общем загуле. Сидеть трезвым в подвыпившей компании было скучно, и, когда веселые гости перестали обращать друг на друга внимание, я сделал знак жене и незаметно ушел к себе.

— Ты что-то задумал? — спросила Алевтина, вслед за мной влетая в наши апартаменты.

— С чего ты решила? — с максимально возможной фальшивой искренностью, удивленно спросил я. — Ничего я не задумал, у меня все в порядке.

— Зачем тогда ты спрятался от меня под экраном?!

— Каким таким экраном? — уже натурально удивился я тому, что она знает это слово, ловко разоблачила меня и до сих пор не показывала вида, что в курсе моей хитрости.

— Алеша, не нужно меня пугать, — попросила Аля, с тревогой заглядывая в глаза. — Ты собираешься завтра идти на охоту?

— Да, — ответил я, снимая с головы ненужные более защитные доспехи. — Другого выхода нет.

— Может быть, нам будет лучше просто отсюда уехать?

— Я думал об этом, — сознался я, — только представляешь, что здесь тогда будет твориться. Твой Трегубов может только хвастаться, а народ по настоящему запуган.

— Почему он «мой», — рассердилась Аля. — Ты что, меня ревнуешь?

Матерь божья! Когда это моя девочка успела нахвататься таких слов и понятий!

— Честно говоря, есть немного, — сознался я. — Вы так опекаете этого смазливого тунеядца…

— Глупости, ты просто становишься мнительным.

— Каким я становлюсь? Аля, откуда ты знаешь эти слова?

Она лукаво посмотрела на меня своими необыкновенными глазами и по-деревенски прыснула в кулачок:

— Глупенький, неужели не понимаешь? От тебя же и знаю! Это ты все время думаешь, что становишься мнительным.

— И ты понимаешь, что значит это слово?

— Это когда боишься чего-то неблагоприятного для себя, — тщательно выговаривая слова, сказала она и засмеялась.

— Алька, прекрати меня подслушивать! — деланно рассердился я.

— А ты ревновать! — парировала она и попыталась увернуться от моих загребущих рук. Правда, сделала это так неловко, что спустя несколько секунд уже билась в объятиях.

— Глупенький, — прошептала она, когда смогла освободить губы для дыхания, — неужели ты думаешь, что мне нужен кто-нибудь, кроме тебя!

На этом окончилась наша, так и не начавшаяся, ссора. Потом была такая вспышка страсти, что отползли мы друг от друга в разные углы огромной кровати уже тогда, когда посерели от близкого рассвета окна. Мы так устали, что не успели пожелать друг другу спокойной ночи — заснули на полуслове.

Потом Аля начала рассказывать что-то интересное. Я же никак не мог понять, что она говорит, она рассердилась и сипло сказала мне в ухо голосом Ивана:

— Ваше благородие, Алексей Григорьевич, вставай! Царство божье проспишь! — после чего решительно тряхнула меня за плечо.

Я с трудом разлепил глаза и спросил:

— Что, уже пора?

— Кони оседланы, ждут у крыльца, — доложил солдат.

— Тише, не разбуди жену, — попросил я, с сожалением покидая мягкое пуховое блаженство.